Сначала необъятное разочарование Римом опечалило и ранило его сердце: о
н вообразил себе, что дом не может существовать без хозяина, и армия без на
чальника должна рассеяться или быть разбита на голову. Но по мере того, ка
к Жильберт жил там, и время протекало неделя за неделей, месяц за месяцем,
он изменил своё мнение. Он научился понимать, что церковь никогда не была
живее, могущественнее и воинственнее, как в этот самый момент, когда наст
оящие и законные первосвященники бежали один после другого, а их имущест
во, земные и небесные титулы послужили для раздора партий. Церковь предс
тавляла весь свет, тогда как Рим состоял из семи или восьми тысяч неугомо
нных, полуголодных бандитов, жадных до перемен, так как никакая перемена
не была бы для них хуже настоящего.
Но в древнем соборе св. Петра царил мир. Седоволосые патеры торжественно
справляли там церковные службы, утром, в полдень и вечером, более сотни де
тских и мужских голосов пели псалмы и вечерни. Там юноши в фиолетовых и бе
лых одеждах кадили из серебряных кадильниц перед большим алтарём, и лада
н расплывался благовонными облаками в солнечных лучах, освещавших вкос
ь древние плиты среднего пространства церкви. Там, как в большинстве мон
астырей и обителей, церковь оставалась церковью, как она была, есть и буде
т всегда. Жильберт ходил в старинный собор преклонить колена перед Богом
, тихо подпевал хору и вдыхал воздух, насыщенный ладаном, который был для н
его также сладок, как летний ветерок, благоухающий запахом сена, и его тел
о и душа от этого освежались. Позже, ночью, оставшись один в своей комнате
гостиницы «Льва», Жильберт мысленно молился по прекрасной копии с рукоп
иси Боэция, данной ему ширингским аббатом. Часто, раскрыв деревянные ста
вни своего окна, он смотрел на замок и реку, блестевшие в лунном сиянии. То
гда перед ним поднималась жизнь, как тайна, в которую надо проникнуть, и за
дача для разрешения посредством подвигов. Он сознавал, что не следует пр
оводить время в мечтаниях, и сильный, старинный инстинкт его расы приказ
ывал ему идти вперёд и приготовить себе положение в свете.
Тогда кровь подступала у него к горлу, руки сжимались в то время, как он оп
ирался на подоконник, вдыхая сквозь стиснутые зубы ночной воздух; он реш
ался покинуть Рим и отправиться в чужеземные страны в поисках отважных п
одвигов. В эти весенние ночи, когда ветер дул с реки, его воображение прино
сило ему армии духов, призраки рыцарей, прекрасных молодых девушек и про
ницательные тени того, что должно случиться. Тогда появлялось нечто траг
ическое, направо от него возвышалась тёмная Нонская крепость, и от самой
её высокой башни, как он ясно видел при лунном свете, раскачивалась ветер
ком длинная верёвка, смоченная дождём, а приделанный к её концу железный
крюк ударял по стене башни. Часто, смотря туда на неё ночью, Жильберт видел
на крюке висевшее за шею окоченевшее тело с широко раскрытыми глазами и
орошённое ночной росой.
Но когда появлялась заря, перед его окном запевали птички, а он, высунувши
сь из окна, чувствовал тёплый южный ветерок и видел снова проснувшийся Р
им, тогда его решение рассеивалось. Вместо приказа Дунстану укладывать о
ружие и прекрасную одежду, он давал распоряжение своим людям седлать лош
адей и отправлялся с ними в отдалённые части города. Часто он оставался в
се дообеденнное время в пустынных окрестностях Авентинского холма, мед
ленно переходя из одной уединённой церкви в другую, или беседуя с каким-н
ибудь одиноким патером, который, живя постоянно среди старинных изваяни
й и надписей, собрал кое-какие сведения, не достававшиеся невежественны
м римлянам.
Приключений с Жильбертом там не случалось, так как если большие дороги б
ыли переполнены разбойниками, то в переделах города, как ни был слаб авто
ритет сената и префекта, они не смели показываться шайками или по двое, по
трое. Они остерегались вступать в схватку с Жильбертом и его слугами.
Тем менее у него было в Риме друзей. Сначала он намеревался представитьс
я главному барону, назвавшись путешественником знатного происхождения
, и воспользоваться преимуществами его дружбы и покровительства. В каждо
м другом европейском городе он поступил бы так, но он вскоре узнал, что Рим
был очень отсталым в социальных отношениях рыцарства, и попасть под про
текцию римского барона значило поступить к нему на службу, вместо того, ч
тобы пользоваться гостеприимством. Может быть Жильберт принял бы подоб
ное положение из любви к приключениям, но он не мог решить выбор между пол
уевреем Пьерлеони и грубым Франжипани. Он не хотел отправиться к Кресчен
зи, руки которого были забрызганы кровью, Колонны же того времени устрои
лись на высотах Тускулума, а друзья папы, Орсини, отступили далеко в Галер
у на север от Рима, в болота, где кипела лихорадка.
Но здесь и там он знакомился с патерами и монахами; их учёные разговоры га
рмонировали с его думами и служили подспорьем его серьёзной мечте, в кот
орой, может быть, из чистой праздности ему нравилось видеть себя мысленн
о в английском аббатстве. Таким образом он вёл жизнь, совершенно различн
ую от существования тех, кто его окружал. Многие из жителей того квартала
научились узнавать Жильберта с виду и называли его и слуг «англичанами»
. Так как большинство римлян было занято собственными делами, то Жильбер
ту предоставили жить, как ему угодно. Если бы его кошелёк не истощился со в
ременем, несмотря на то, что был хорошо наполнен, молодой человек мог бы пр
овести остальную жизнь в гостинице «Льва», сладко мечтая и довольствуяс
ь заурядным счастьем. Но ещё другие силы работали, руководя его жизнью, и о
н обманулся, считая любовь Элеоноры простым приключением без последств
ий, так же скоро забытым, как прошлогодний цветок.
Несколько раз зимой и следовавшей за ней весной брат Арнольд приходил по
видать его в гостиницу. Он разговаривал с Жильбертом о предстоящих велик
их событиях, об освобождении человека через упадок государственной вла
сти. Папы или императоры, короли или принцы должны исчезнуть и дать место
всемирной республике. При этом жгучие глаза фанатика сверкали, его длинн
ые руки делали какие-то быстрые дикие движения, тёмные, мягкие волосы вст
авали дыбом, словно поднимаемые случайным ветром, красноречие, полное эн
тузиазма, совершенно преобразовывало его существо. Когда он обращался к
римлянам, проповедуя таким голосом и с таким выражением, то они тотчас же
поднимались с волнением, как море во время бури, и он мог по своему произво
лу пользоваться, сколько хотел, их жестокостью я гневом с целью истребле
ния и террора.
Но в венах Жильберта не было и капли южной крови и ничего такого, что могло
отозваться на красноречие страстного итальянца. Вместо того, чтобы восп
ламеняться, он рассуждал; вместо того, чтобы присоединиться к Арнольду в
его попытке превратить весь мир в республику, он более и более убеждался
в превосходстве всего оставленного им на севере. Жильберт воплощал в себ
е аристократический темперамент, который с тех пор, как герцог Вильгельм
переправился через море, во всякое время проникал в массу англо-саксонс
ких характеров. Он уравновешивал их грубую демократическую силу тонкос
тью более возвышенной физической организации и благородством более бе
скорыстной отваги. Сколько раз английская раса просыпалась к жизни и поб
еде, когда её считали уже глубоко заражённой гангреной наживы денег. Сле
довательно, когда Арнольд говорил о законах и учреждениях, которые должн
ы сделать из Рима владыку мира, Жильберт в ответ ссылался на людей достат
очно сильных, чтобы захватить мир и сделаться его повелителями, заставля
я его повиноваться тем законам, которые они считали необходимыми. Между
ними была вековая разница, какая существует между теорией и практикой. Х
отя в данный момент Арнольд-мечтатель был сторонником революции, а Жиль
берт, противник его мнения, проводил беспечно своё время в мечтах, однако
дело было одинаково. Жильберт Вард, норманн, мужественно сильный, был бли
же к человеку, сделавшему Рим императорским, чем красноречивый итальяне
ц, строивший город своих мечтаний на идеях и теориях, выкованных страшны
ми орудиями его ума и слова. Основа их различий заключалась в том, что норм
анн искал централизацию всего света в самом себе, а итальянец был готов п
ожертвовать собой для идеального мира.
Ц Поговаривают о втором крестовом походе, Ц сказал однажды Арнольд, вс
третив Жильберта в саду св. Петра.
Жильберт, прислонившись к одному из кипарисов, наблюдал мечтательными г
лазами за пылким монахом.
Ц Поговаривают о крестовом походе, Ц повторил Арнольд, останавливаяс
ь перед Жильбертом. Ц Поговаривают о том, чтобы послать христиан сотням
и тысяч умереть тысячей смертей под Божьим солнцем в Палестине. Зачем? Сп
асти людей? Чтобы возвысить расу и насадить добро, если только хорошее мо
жет расти? Нет, они отправляются на войну не ради этих великих вопросов. Зн
ак, носимый ими на груди, Ц крест, слово на их губах Ц имя Христа, а сокров
енная мысль их сердца Ц та, которую имеет вся ваша жестокая нация… отнят
ь у других и прибавить к тому, чем обладают, взять землю, богатство, челове
чество, жизнь Ц все, что возможно отнять у человека и что оставляет ему пр
аво умереть нагим.
Жильберт не улыбнулся, так как мысленно спросил себя, нет ли в словах мона
ха некоторой истины?
Ц Не говорите ли вы это потому, что норманны владеют частью вашей Италии?
Ц спросил он суровым тоном. Ц Хорошо или дурно поступают они здесь?
Ц Дурно! Ц ответил Арнольд, устремив свои строгие глаза на Жильберта.
Ц Но дело идёт не об этом; некоторые из них мне даже помогали; есть дурные
и хорошие люди среди норманцев так же, как и среди сарацин.
Ц Благодарю вас, Ц поблагодарил его Жильберт, невольно улыбаясь.
Ц Бесы также верят и трясутся, Ц возразил Арнольд угрюмым тоном. Ц Взя
тие юга служит доказательством. Только не это моё намерение. Люди берут к
рест и отдают жизнь за имя, за традицию, за священные воспоминания святог
о места. Они не дадут одной недели своей жизни, ни капли крови для себе под
обных или ради веры, которая единственная может спасти мир.
Ц Что это за вера? Ц спросил Жильберт.
Ц Вера, надежда, милосердие, Ц ответил Арнольд.
Его голова поникла с внезапным выражением безнадёжности; затем он напра
вился медленным шагом к воротам.
Жильберт не изменил позиции и следовал за ним взглядом, несколько опечал
енный. Совершённая простота этого человека, его стремления к самым возвы
шенным идеям, безупречная чистота его жизни Ц все возбуждало искренний
восторг Жильберта. Однако для норманна Арнольд Бресчианский был только
мечтателем, духовидцем и безумцем. Жильберт мог слушать его некоторое вр
емя, но потом страшная напряжённость мысли и слова брата-монаха его утом
ляли. В эту минуту он был почти доволен, что его собеседник так внезапно уд
алился. Но пока Жильберт за ним наблюдал, он увидел, как Арнольд остановил
ся, как будто он что забыл; он обернулся, роясь в передней поле рясы.
Ц Я запамятовал сообщить вам, что меня сюда привело, Ц сказал монах, про
тягивая маленький свёрток пергамента, скрученного и связанного тонким
ремешком и шёлковым шнурком пурпурового цвета, на котором висела свинцо
вая печать. Ц Вам есть письмо.
Ц Письмо!
И Жильберт выразил довольно естественное удивление. Он никогда в жизни н
е получал писем, и в то время лица обыкновенного положения посылали и пол
учали поручения только на словах.
Ц Я отправился к вам на квартиру, Ц перебил монах, передавая пергамент
Жильберту. Ц Думал, что, может быть, вас найду здесь, где мы с вами уже встр
ечались.
Ц Благодарю вас, Ц сказал Жильберт, переворачивая свёрток в своих рука
х, как бы не зная, что с ним делать. Ц Как вы его получили?
Ц Вчера из Франции приехали посланные с письмами в сенат и ко мне, Ц отв
етил Арнольд, Ц они привезли и это письмо. По их словам, его вручила им сам
а королева Франции с приказанием разыскать адресата, обещая за это награ
ду в случае успеха. Я обещал им вручить письмо вам.
Жильберт взглянул на печать. Тяжёлый свинцовый круг, сквозь который прох
одил шёлковый шнурок, был так же широк, как кубок, и украшен девизом Аквита
нии, без сомнения, герцога Вильгельма, так как на нем были изображения свя
того Георгия и дракона. Позже Элеонора должна была передать эту эмблему
английским королям, сохранившимся до настоящего времени. Жильберт безу
спешно пробовал вытянуть шнурок сквозь печать.
Ц Отрежьте её, Ц сказал монах.
Жильберт вынул свой кинжал с длинным лезвием и широким, как три пальца че
ловека, у самой рукоятки и острым с обеих сторон, как бритва, так как Дунст
ан был мастером в деле точения. Жильберт отрезал шнурок, затем ремешок, сп
рятал печать в свой кошелёк и сталь разворачивать жёсткий лист до тех по
р, пока не нашёл коротенькую записку в шесть или восемь строчек, не занявш
их и полстраницы и подписанных «Eleonora R.».
Открыв письмо, он увидел, что его нетрудно прочитать. Однако его глаза вст
ретили почти тотчас же имя Беатрисы, которое встретить здесь он совсем н
е ожидал. Он не мог ошибиться, и смысл сделался для него ясен.
«Если до вас это дойдёт, Ц было там написано на недурном латинском языке,
Ц приветствую вас! Я желаю, чтобы вы поспешили возвратиться в наш парижс
кий замок, потому что вы будете во всякое время желанным гостем, в особенн
ости теперь, и немедленно, так как при нашем дворе, среди моих придворных д
ам находится благородная девица Беатриса Курбойль. Она в ожидании видет
ь вас, так как покинула отца и отдала себя под моё покровительство. Кроме т
ого, аббат Бернар проповедует крестовый поход в Шартре и в других местах
и прибудет через некоторое время сюда, в Везелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40