Ц Рима! Ц странствующий монах произнёс это слово с состраданием. Ц Вы
никогда не видели Рима? Так вот, что от него осталось… Голый остов самого в
еликолепного, прекрасного и могущественнейшего города в свете, умерщвл
ённого насильно, приговорённого к смерти папами и императорами, префект
ами и баронами, оторванного от жизни злотворной язвой империи и брошенно
го там, как околевшая кампанская собака на добычу зверей и ужас живого че
ловека.
Исхудалый незнакомец положил локти на стол и гневно стал кусать ногти, у
стремив свои горящие глаза на отдалённые башни Рима. Тогда Жильберт поня
л, что это не был обыкновенный странствующий монах, выпрашивающий себе з
автрак ради своей рясы, но человек мыслящий, для которого думать означал
о страдать.
Ц Это правда, Рим не так прекрасен, как я предполагал, Ц сказал Жильберт.

Ц Вы разочарованы в ваших надеждах, прежде чем переступили его ворота,
Ц сказал монах. Ц Разве вы первый? Разве вы последний? Разве Рим кончил о
бманывать и нашёл передел разочарованию? Рим лишил весь свет богатства,
пожрал его и оголил его до костей. Рим похитил у людей их тела и жизни и раз
орвал их по частям, как сокол разрывает фазана, рассеивая по ветру блестя
щие перья. Рим похитил у людей души, чтобы питать ими ад, пока он не насытит
ся. Теперь его хищные руки иссохли до кистей, его ненасытные губы растрес
кались над его обнажёнными зубами, и владычица всего света сделалась игр
ушкой евреев и ростовщиков.
Ц С какой горечью говорите вы! Ц заметил Жильберт, смотря с любопытство
м на нового знакомого.
Монах вздохнул, и его глаза странно смягчились, когда он повернул голову
к молодому человеку. Он говорил возвышенным тоном, становившимся пронзи
тельным, как крик физического страдания. Но когда он снова заговорил, его
голос сделался тише и нежнее.
Ц Да, я говоря с горечью ради него, но не ради меня. Если бы я отдал за него с
вою жизнь, он не дал бы мне своей. Принеси я к его ногам все, что имею, он ниче
го не положил бы мне в руку, он ничего не дал бы мне, кроме могилы и горсти зе
мли для моих костей, если только какой-нибудь император или папа не остав
ил бы их на виселице. Но я просил его для него же самого, ради его собственн
ой выгоды, действовать благородно и освободить свою шею из-под ярма и сбр
осить тяжесть, под которой он сгибался и изнемогал. Я просил его встать на
ноги, отказаться от даров, данных рукой, нанёсшей ему рану, и не слушать го
лоса жестокости и проклятия. Я просил у Рима отослать чужеземного импера
тора и сбросить папу с королевского престола, сорвав с него его королевс
кую маску. Я просил, чтобы Рим напал на благородных грабителей, которых он
называл баронами; чтобы его разврат и его тайная слабость, как храбрый че
ловек, встали лицом к лицу с его грехами, исповедали их и твёрдо решились н
е оскорблять более Бога. Все это я просил у Рима, и меня отчасти послушалис
ь, но я заплатил за мою смелость изгнанием из многих государств и отлучен
ием от церкви.
Когда он произносил последние слова, из его губах сложилась улыбка напол
овину нежная, наполовину сострадательная.
В то время такие слова не были пустыми, и невольно Жильберт несколько ото
двинулся от своего собеседника.
Ц Я вижу, что вы набожный человек, Ц сказал спокойно монах. Ц Чтобы моё
присутствие вас не стесняло во время вашего завтрака, я буду продолжать
мой путь.
И он встал. Но рука Жильберта протянулась, и его пальцы захватили под серы
м рукавом руку скелета.
Ц Останьтесь, мой брат, Ц сказал он, Ц и разделите завтрак с нами. Я не та
кой, как вы думаете.
Ц Я внушаю вам ужас? Ц сказал незнакомец, снова садясь.
Ц Но я не имел никакого неучтивого намерения, Ц ответил Жильберт. Ц Са
дитесь, сударь! Вы говорите, что вы изгнанник; но я тоже не более, как отверж
енный, лишённый имущества.
Ц И вы приехали сюда искать справедливости у папы? Ц спросил монах през
рительным тоном. Ц В Риме нет папы. Последний убит в прошедшем году в Кап
итолии, а тот, что теперь называется папой, такой же странствующий, как вы
и я. У нас в Риме республика, сенат и нечто, похожее на правосудие, существу
ющее лишь для римлян, не требующих более господства над всем человечеств
ом. То, что называется здесь свободной жизнью, Ц в сущности не жизнь и не с
вобода.
Ц Я увижу, на что похожа ваша свобода, Ц сказал задумчиво Жильберт. Ц Чт
о касается меня, я не привык к подобным мыслям, и хотя я читал историю Рима,
но никогда не мог понять римской республики. Согласно закону природы у н
ас господствуют сильнейшие. Зачем же сильным делиться со слабыми тем, чт
о они могут оставить себе? Или зачем, согласно вашему идеалу, сильная наци
я будет разделять свою силу и богатство со своим слабым соседом? Не довол
ьно ли того, что сильный не губит слабого без всякой причины и не действуе
т относительно него нечестно? Норманны не видят зла и несправедливости,
сохраняя своё добро и беря то, что могут взять; таким образом мы никогда не
поймём вашей республики.
Ц Вы норманн, сударь? Ц спросил монах. Ц Не родственник ли вы Гюискара,
или тех, кто недавно сжёг Рим? Тогда меня не удивляет, что цивилизация респ
ублики вам кажется странной.
Жильберт, слушая его, неожиданно перевёл глаза с лица монаха на пыльную д
орогу, которая вела в Рим, так как его тонкий слух уловил звук лошадиных по
дков, Когда монах перестал говорить, на повороте дороги показалась кавал
ькада из семи всадников. Это были люди, грубые с виду, одетые в длинные кор
ичневые плащи, сбившиеся на подоле. На головах у них надеты шлемы, придерж
ивавшиеся под подбородком широкими ремнями. Лица их были загорелые, а чё
рные бороды нечёсаные; они ехали на маленьких косматых лошадях, таких же
неопрятных, как они сами.
Увидев их, Жильберт тотчас же встал. Он знал, что это не путешественники и
не могут быть ничем иным как разбойниками. Его слуги встали одновременно
с ним. В то же время проводник мулов быстро и бесшумно исчез позади шалаша
, как мышь от кошки. Жильберт направился к своим лошадям, сопровождаемый Д
унстаном и конюхом, но прежде чем они дошли до них, двое из всадников перес
кочили ров, отделявший дорогу, и преградили им дорогу. В это время другие р
азбойники направились к навесу, намереваясь увести лошадей. Мигом Жильб
ерт вытащил свою шпагу; возле него стояли его слуги с оружием в руках. Тогд
а роковые всадники тоже вытащили своё оружие, и в прозрачном воздухе про
неслась как бы стальная молния. Длинное лезвие шпаги Жильберта просвист
ело, описывая полукруг над его головой: его удар должен был выбить шпагу и
з рук всадника и убить его.
Но монах встал между Жильбертом и его противником и схватил своими нервн
ыми пальцами руку молодого человека, другая протянутая рука остановила
остальных разбойников. Широкий рукав его рясы приподнялся до локтя и обн
ажил загорелую исхудалую руку, на которой вздутые вены, казалось, обвива
лись, как виноградная лоза без листьев вокруг сухого дерева. Его губы поб
елели, в глазах засверкало пламя, а его голос внезапно сделался суровым и
повелительным.
Ц Назад! Ц воскликнул он почти с яростью.
К великому удивлению Жильберта это слово моментально произвело обаяте
льное впечатление на разбойников.
Всадники опустили своё оружие, переглянулись и положили его в ножны, дру
гие, отвязывавшие лошадей и мулов Жильберта, внезапно остановились по пр
иказанию монаха.
Всадник, стоявший около Жильберта с фазаньим хвостом на шлеме и менее от
вратительный, чем другие, упал на колени и, наклонившись очень низко под с
воим коричневым плащом в лохмотьях, взял правой рукой край рясы монаха и
с жаром поцеловал его. Жильберт стоял возле них, опершись на свою обнажён
ную шпагу, все более и более удивляясь происходившему.
Ц Просим вашего прощения, брат Арнольд, Ц воскликнул глава разбойнико
в, продолжая стоять на коленях. Ц Как могли мы угадать, что вы завтракает
е сегодня здесь? Мы думали, что вы уже далеко на севере.
Ц И вы следовательно считали себя свободными грабить чужеземцев, воров
ать скот и резаться друг с другом?
Ц Это, должно быть, следствие республиканской цивилизации, Ц заметил Ж
ильберт улыбаясь.
Тогда все разбойники сошли с лошадей и встали на колени перед Арнольдом
Бресчианским, если не в продолжительном, то глубоком раскаянии и прося б
лагословения у отлучённого от церкви монаха.

IX

В Риме Жильберт поселился в гостинице под вывеской «Льва», расположенно
й у подножья Нонской башни, близ моста св. Ангела. Она существовала со врем
ени Карла Великого и получила своё название в честь папы Льва, венчавшег
о его императорской короной. Этот квартал находился тогда в руках велико
й еврейской расы Пьерлеоне, к которой принадлежал первый антипапа Анакл
ет, умерший за несколько лет до того. Хотя замок и многочисленные крепост
и Рима были в их владении, но Пьерлеонам не удалось насильно навязать рим
скому народу антипапу Виктора. Воля Бернарда Клервосского одержала вер
х.
В те дни Рим был расположен вдоль реки, как выброшенный обломок на берегу
зимнего моря. Двадцать тысяч человеческих существ были скучены в дымных
хижинах, на стенах во внешних башнях крепостей аристократов. В то время, к
ак аристократы без устали сражались, несчастный народ жил грязно, умирая
с голода. Иногда он поднимался среди звуков шпаг, как призрак голода, алча
захватить себе право существования, отнятое у него силой.
Жильберт бродил по тесным улицам, входил на мрачные дворы, пробегал поки
нутые местности и обширные площади, переполненные голодными собаками и
бродячими кошками, питавшимися городскими отбросами и всякой дрянью.
Он выходил всегда вооружённый и в сопровождении своих слуг, как делали л
ица его класса. Когда он вставал на колени в церкви во время обедни, или пр
осто молясь, то заботился поместиться так, чтобы облокотиться спиной на
стену или колонну, из опасения попасться в руки какого-нибудь ловкого во
ра-богомольца, срезывающего бритвой шнурки кошельков и пояса.
Даже в гостинице он был всегда вооружён против гостей и даже самого хозя
ина. Еженедельный расчёт был настоящим сражением между Дунстаном, плати
вшим по счетам своего господина, хозяином гостиницы, Клементом, и тоскан
ским переводчиком.
Тосканцу выпала трудная роль служить буфером между честным человеком и
вором и получать удары с обеих сторон.
Рим был беден, неопрятен и служил притоном ворам, убийцам и всякого рода з
лоумышленникам. Над ним господствовали то семья евреев, наполовину обра
щённая в христианство, тиранившая город пользуясь своим могущественны
м положением, то народ следовал за Арнольдом Бресчианским, когда он пока
зывался в городе. При звуке его голоса толпа была готова разрушить собст
венными руками каменные стены, как она встречала с обнажённой грудью шпа
ги баронов. Тогда мужчины покидали свою работу: сапожники Ц колодки, куз
нецы Ц наковальни, сгорбленные портные Ц свои верстаки, и все следовал
и за северным монахом в Капитолий или в церковь, где он говорил проповеди.
За мужчинами следовали женщины, а за ними дети; всех притягивала непонят
ная для них таинственная сила, которой сопротивляться они были не в сила
х. Топот тысячи шагов сопровождался восклицаниями: «Арнольд, сенат, респ
ублика», или звуками излюбленного в те дни гимна с оглушительным, как поб
едные звуки трубы, припевом. Это любимое римлянами пение во время револю
ций, казалось, было предупреждением судьбы о падении одного королевства.

В те дни, когда народ следовал за своим кумиром в Капитолий или даже в отда
лённый Латеран, где Марк Аврелий с высоты своего бронзового коня смотрел
, как проходили века, Ц Жильберт блуждал по противоположной стороне гор
ода. Он переходил мост к замку св. Ангела, где тень злой Феодоры бродила в о
сенней ночи, когда дул южный ветер. Затем он шёл вдоль развалин красивого
портика, тянувшегося некогда от моста до базилики, пока не приходил к гро
мадной лестнице, ведущей в сад, окружённый стенами древнего собора св. Пе
тра. Там он любил сидеть среди кипарисов, восторгаясь громадными сосновы
ми шишками из бронзы и большими бронзовыми павлинами, привезёнными Сима
хом из развалин бань Агриппы, в которых страшные Crescenzi укрепились в продолж
ение целых ста лет.
В то время, как Дунстан, пользуясь своим довольно смутным знанием, изучал
надписи, а конюх Альрик удачно метал свой кинжал в кипарисы, почти всегда
попадая, Жильберт сидел один среди молчания природы. Он чувствовал, что д
уша Рима сливалась с его душой, что в Риме хорошо жить ради удовольствия м
ечтать, а мечтание было жизнью. Прошедшее, проступок матери, личные невзг
оды Ц все отступало на задний план и почти Исчезало. Будущее, когда-то бы
вшее для него магическим зеркалом, в котором он хотел видеть свои предст
оящие рыцарские подвиги, Ц исчезло, как призрак, в синем небе Рима. Остал
ось одно настоящее, полное беспечности и мечтаний, с его неопределённым,
смутным очарованием, деньги же добавляли в Риме мало удобств. Зато, наобо
рот, там легко было схватить лихорадку и подвергать ежедневно опасности
свою жизнь, как ни в одном городе, где проезжал молодой человек во время св
оего путешествия. Несмотря на это, он привязался к Риму и любил в нем больш
е то, в чем Рим ему отказывал, чем то, что он давал. Он любил Рим скорее за дум
ы, вызываемые им, чем за его зрелище, за все, что было в нем неизвестного, при
влекавшего к нему, чем за печаль и зло, общее у всех людей.
Но помимо того, что он испытывал и видел, зондируя и соединяя различные ме
лочи вместе, было ещё безмолвное рвение того неопределимого чувства, кот
орое он узнал в Ширингском аббатстве.
Набожность тогда была полезнее хлеба, для интересов его души выгоднее бы
ло бороться против неверующих, чем натруждать колена на ступенях алтаря
или отречься от своего имени, характера и всего существа ради вступления
в религиозный орден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40