Однако несколько более прочных домов построили из пиленого леса, и хотя они имели всего одну комнату, их украшали высоким фронтоном и литыми чугунными ограждениями, а иногда и стройными колоннами в итальянском или новогреческом стиле, идущими вдоль крошечных фасадов.
Повернув на узкую Чупитулас-стрит, Зак за полквартала понял, в каком доме живут фрау Спирс и ее четверо сыновей. Было видно, что ставни здесь недавно покрасили, лестницу тщательно вымыли, а небольшой передний дворик вычистили от мусора и сорной травы, которые так портили вид стоящих вокруг зданий. По мере приближения к маленькому аккуратному домику Зак все больше терялся в догадках, почему овдовевшая немка и ее дети решили перебраться именно сюда, в Новый Орлеан, с его частыми грозами, убийственной жарой, эпидемиями желтой лихорадки и болотными болезнями.
На узком крыльце сидел какой-то человек - высокий и худой. Он что-то вяло наигрывал на гитаре и равнодушно наблюдал за Заком.
- Гутен морген, майор, - поприветствовал его Ганс Спирс, когда Зак подошел ближе.
- Доброе утро. - Поставив ногу на нижнюю ступеньку, он бросил взгляд на молодого немца. За спиной Спирса находился небольшой столик с книгами и бумагами.
- Вы пришли поговорить о Чарлзе Ярдли, - произнес Ганс утвердительно и, дотронувшись до струн, стал извлекать из гитары нежную, печальную мелодию.
- Я могу к вам подняться?
Ганс кивнул, полностью поглощенный музыкой.
- Вы хорошо его знали? - спросил Зак, пристально глядя на своего собеседника.
- Не так, как Филиппа, если вы спрашиваете именно об этом. - Он ответил спокойно, даже холодно, но Зак успел заметить, как у Спирса заходили на скулах желваки.
- Скажите мне честно, - произнес он, опираясь на чугунную ограду, чтобы облегчить боль в раненой ноге. - Вы боитесь?
На сей раз у Ганса получился совсем нестройный аккорд.
- Вы хотите спросить, не опасаюсь ли я того, что могу оказаться следующим? - Он повернул голову к Заку, его тонкое лицо казалось напряженным и измученным. - Конечно. А разве вам не было бы страшно?
- Пожалуй.
Ганс отложил гитару и поднялся. Сложив руки на груди, он поглядел куда-то вдаль. Солнце в этот день палило особенно сильно, небо было безоблачно-голубым, а воздух столь влажным, что, казалось, капли застыли в нем.
- Кто делает все это? - спросил Ганс дрогнувшим голосом, но тут же взял себя в руки. - И зачем?
- Не знаю. - Пожалуй, много общего, подумал Зак, у Эммануэль и у этого немца, умеющего держать себя в руках и контролировать чувства. - Я надеялся, вы сможете мне что-то подсказать. Может быть, вспомните кого-нибудь, кто недавно лечился в больнице Сантера и мог затаить злобу на работавших здесь людей? Может, вам угрожали? - Хэмиш до сих пор проверял длинный список пациентов, стараясь найти хоть какие-то следы, но Зак был уверен, что этот путь ни к чему не приведет.
Ганс отрицательно покачал головой и сглотнул.
- Я никого не подозреваю.
- А что произошло в больнице накануне убийства Филиппа де Бове? Тогда поссорились Клер Ла Туш и Чарлз Ярдли. Вы присутствовали при этом, не так ли?
- Я пришел в самом конце вместе с Сантером. - Немец устремил ясный, прямой взгляд на Зака. - А что?
- Все, кто был вовлечен в эту ссору или просто присутствовал при ней, уже мертвы. Все, кроме вас и Эммануэль де Бове.
- Я думал об этом бессонными ночами. - Он в отчаянии махнул рукой. - Я пытался читать, что-нибудь изучать, но слова просто плыли у меня в глазах.
Зак посмотрел на стопку книг и лежавший рядом раскрытый блокнот. Он был довольно обычным, с обложкой из черной ткани, уже обветрившейся от времени, но аккуратная запись в нем заинтересовала Зака.
- Что это? - спросил он, протягивая руку.
- Несколько конспектов Филиппа, которые он дал мне, когда учился в медицинской школе. Он думал, что они мне будут полезны. - В глазах немца внезапно загорелся интерес. - А что?
- Филипп? - Зак с силой сжал блокнот, почти раздавив его. - Это он писал?
- Да.
Боже правый, подумал Зак, и перед его глазами словно промелькнули сцены из недавнего прошлого. Теперь ему стало все ясно.
Глава 31
Зак думал, что может найти Эммануэль в больнице Сантера, но там не было никого, кроме сиделки из Сенегала, полной женщины, которая на громкий окрик майора медленно, с трудом подошла к двери и, открыв ее, произнесла:
- Все уехали. Хозяйка закрыла свое заведение. Вы не знали этого? Теперь, когда доктор Ярдли убит, больница не может существовать.
Обойдя высокое, покрытое белой известью здание, Зак остановился на залитой солнцем набережной и прислушался к глухому звону соборного колокола, который где-то вдали созывал на молитву. Эммануэль ничего не сказала ему в то утро, когда они встретились в часовне, о том злополучном, сложенном вдвое листке бумаги, который он обнаружил в костюме Чарлза Ярдли. Де Бове вполне могла спать с Ярдли. Чем больше Зак думал над этим, тем больше укреплялся в уверенности, что так оно и было. Но не Эммануэль написала эти обращенные к Ярдли страстные, чувственные строки - это сделал ее муж.
Филипп де Бове.
Зак обнаружил, что дверь, ведущая в темный узкий коридор дома на улице Дюмен, открыта, и прошел на звуки поющей во дворе женщины. В мощенном булыжником внутреннем дворе царил беспорядок. Было похоже, что здесь готовятся к отъезду. Зак остановился под дугообразным входом во двор, и сидящая на корточках перед открытым чемоданом Роуз, заметив его, тут же оборвала пение.
- Что вы тут делаете? - спросила она недружелюбно, с необычно сильным французским акцентом. - У нас много дел. В пятницу мы уезжаем в Бо-Ла.
- Где мадам де Бове?
Роуз принялась перебирать вещи.
- Она не хочет вас видеть.
Глядя на ее царственно изогнутую шею цвета кофе с молоком, Зак задал себе вопрос: насколько хорошо эта красивая мулатка знает свою госпожу, с которой прожила вместе много лет? И что она думает о нем?
- У нее нет выбора, - негромко произнес Зак.
- А-а… - Роуз подняла голову, на ее губах появилась недобрая, презрительная улыбка. - Так вы здесь как янки, а не как ее любовник?
- Сообщите ей обо мне, или я найду ее сам, - сказал Зак, чувствуя, что в нем растет раздражение.
Он думал, что Роуз встанет и проведет его по витой лестнице наверх. Но мулатка пожала плечами и снова склонилась над чемоданом.
- Она в комнате Доминика.
Хотя солнце сильно пекло, раздвижные стеклянные двери и ставни на окнах были широко открыты. Зак подумал, что Эммануэль может услышать его неровные шаги на лестнице и звон шпор, однако она не выглянула, когда он, пройдя по коридору, остановился у двери. Стоя к нему спиной, она держала в руках детскую рубашку.
- Тебе следовало предупредить меня об отъезде, - тихо сказал Зак.
- Потому что меня все еще подозревают в убийстве? - Только сейчас она обернулась, продолжая быстрыми движениями складывать одежду. - Единственное, о чем я сейчас думаю, - как увезти моего сына в безопасное место.
- И поэтому ты решила уехать?
Эммануэль наклонилась, чтобы положить вещи в сумку.
- Это главная причина.
Зак оглядел комнату.
- Где Доминик?
- Он у друга, который живет на Рампар-стрит. - Она протянула руку за другой рубашкой. - А в чем дело?
- Ты мне снова солгала. - Эммануэль замерла, и Зак заметил выражение вины и страха на ее лице, прежде чем она успела скрыть их под обычной маской безразличия. Он подошел к ней совсем близко и, наклонившись, спросил: - Ты сейчас думаешь о том, какую именно твою ложь из многих я раскрыл? - Эммануэль молчала, и, отвернувшись, Зак в досаде с силой хлопнул ладонью по кровати. - Знаешь, возможно, я бы уже нашел убийцу, которого ты боишься, если бы ты не лгала на каждом шагу.
- Может, пояснишь, о чем ты говоришь?
Зак подошел к открытым стеклянным дверям.
- Утром я видел Ганса Спирса. Он, как и ты, сильно нервничает.
- Что ты имеешь в виду?
Зак повернулся к ней и увидел, каким белым, сосредоточенным стало ее лицо.
- Записку, которую я нашел в доме Чарлза Ярдли, написала не ты, а Филипп.
Какое-то время Эммануэль не мигая смотрела ему в глаза. Затем выдохнула - протяжно, сдерживая себя - и откинула волосы со лба.
- Я бы не назвала это ложью, потому что тоже спала с Чарлзом.
- Как, вы втроем вместе?
- Нет!
Он слегка улыбнулся:
- Приношу свои извинения. Я дошел до того, что поверю почти во все.
На лестнице послышались чьи-то шаги, затем детский смех. В комнату направлялся Доминик.
- Возьми шляпу и перчатки, - сказал Зак. - Мы отправляемся на прогулку.
В неловком молчании они повернули к реке и собору. Невыносимая уличная жара угнетала. На пристани, где сейчас шли работы по разгрузке, было шумно.
- Расскажи мне о Филиппе, - попросил Зак.
Она какое-то время молчала, опустив глаза и с силой сжимая в руке зонт от солнца.
- Мне было семнадцать, когда я его встретила, - наконец произнесла она сдавленным, чуть хриплым голосом. - Тогда меня в основном интересовали книги и медицина. - Она замолчала, и Зак подумал, что Эммануэль унеслась мыслями в прошлое, пытаясь вспомнить ту девушку, которой когда-то была. - Вряд ли кому-то могла понравиться такая дама. Тогда я пришла к выводу, что надо пытаться стать либо привлекательной женщиной, либо доктором. И я выбрала второе.
Зак мысленно представил ее молодую, полную рвения, очень ранимую.
- И ты не хотела, чтобы тебя желали мужчины.
Она коротко рассмеялась:
- Да, пожалуй, ты прав. - Она прищурилась, разглядывая высокие черепичные крыши домов. - А потом встретила Филиппа.
- Он был не таким, как остальные мужчины?
Она кивнула.
- Филипп сказал, что я очень красивая. - Ее губы тронула добрая печальная улыбка. - Думаю, я смогла бы полюбить его только за это. Оценил меня по достоинству. - Она бросила взгляд на Зака. - Тебе интересно?
- Да. Он восхищался твоим умом и силой духа и вместе с тем желал тебя как женщину.
- Ты прав. Я встречалась с другим человеком, но он смеялся над моим стремлением изучать медицину. А Филипп поощрял меня, он восхищался мной, я ему нравилась. Это вскружило мне голову. Он был таким красивым, чувственным и сильным. Мог побеседовать об искусстве… музыке… жизни.
- И о грехах человеческой плоти, - сухо добавил Зак.
Ее лукавая улыбка не понравилась Заку, он почувствовал прилив ревности.
- Странно, что ради любви к нему ты оставила свои мечты вернуться в Париж и стать доктором.
Ее лицо стало серьезным.
- Он был для меня всем. Я боялась, что его родители будут против нашего брака, но все устроилось.
Они пересекли улицу Святой Анны и прошли мимо бильярдного зала; сквозь открытые двери были видны игроки в черных костюмах и ярких жилетках самых разных цветов.
- Вы были счастливы? - спросил Зак, снова взглянув ей в глаза.
- Поначалу. Он ввел меня в мир, о существовании которого я и не подозревала.
- Мир чувств, - заметил Зак. - Гашиш, шелковые узы и эротические ощущения на грани удовольствия и боли.
Они уже подошли к площади Джексона, украшенной сикоморами и вязами, ветки которых медленно покачивались от ветра. Эммануэль повернулась к майору.
- Да. - Она быстро подняла голову и вызывающе улыбнулась. - Мне нравилось это. Ты удивлен?
- Нет.
Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Улыбка медленно сползла с ее губ, а на лице появилось сосредоточенное выражение.
- Потому что это не соответствует твоему характеру? - внезапно спросила она, глядя ему прямо в глаза. - Эта необузданность, стремление отбросить условности и переступить за грань разрешенного.
Зак не стал этого отрицать. После того, что между ними было, она знала его достаточно хорошо.
- Так что случилось с Филиппом?
Они повернули за угол и двинулись вдоль чуть покрытой ржавчиной железной ограды, которая окаймляла площадь.
- Все изменил Доминик. - Она бросила на Зака быстрый косой взгляд. - Не пойми меня неправильно. Филипп был очень рад, что станет отцом. Но он… - Она пожала плечами. - Он потерял ко мне всякий интерес как к своей жене. Поначалу я думала, что он боится повредить ребенку, которого я ношу, и считает мое округлившееся тело непривлекательным. - Погрузившись в воспоминания, она какое-то время молчала. - Филипп любил стройных женщин.
Таких, как Клер Ла Туш, подумал Зак, молодых, с маленькой грудью и узкими бедрами. Рождение ребенка меняет фигуру.
- Я думала, что после рождения Доминика, - продолжала Эммануэль, - все возобновится.
- Но этого не произошло?
Она отрицательно покачала головой и пристально посмотрела на возвышающиеся над пристанью мачты.
- Филипп все больше времени проводил вне дома. Поскольку он учился в медицинской школе и работал с моим отцом и Генри в больнице, поначалу я не обращала на это особого внимания. Уже тогда у него была своя комната, «гарсоньер». Он стал ночевать там, когда я еще носила Доминика. Говорил, что не хочет беспокоить мой сон.
Она помолчала. На улице было почти безлюдно - люди спасались в домах от дневной жары.
Лишь шум ветра да крик чаек, кружащихся в вышине, нарушали тишину.
- Однажды ночью я решила пойти к нему. - Она чуть покраснела, словно было что-то постыдное в том, что молодая жена желает своего блудного мужа. - В тот вечер он встречался со студентом из медицинской школы, но я думала, что он уже ушел, поскольку было поздно.
- И что же?
- Я нашла их. Вместе. - Она нервно и зло сжала ручку зонта и повернула ее в руках. - Потом Филипп объяснил мне, что он всегда больше интересовался мужчинами, чем женщинами, и сказал, что никогда бы не женился, но он единственный сын у отца и ему нужен наследник. Филипп надеялся, что женитьба «вылечит» его, но увы… - Она с горькой улыбкой посмотрела куда-то вдаль, на глазах засверкали слезы. - Я почувствовала себя так, словно меня предали. Думаю, больше всего меня задело то, что он воспользовался моей доверчивостью. Филиппу следовало рассказать мне все заранее, чтобы я знала, за какого человека выхожу замуж. Помню, в ту ночь я сказала ему, что никогда больше не буду счастлива. - Если бы эти слова произнесла другая женщина, они прозвучали бы как в театральной мелодраме. Но в Эммануэль не было ничего наигранного. - Это очень трудно, - негромко произнесла она, - разочаровываться в человеке, которого любишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36