Внезапно взвизгнули петли, и массивная дверь открылась.
- Бог мой! - произнес по-немецки появившийся в дверном проеме высокий, долговязый юноша. Он с изумлением смотрел на истекающего кровью офицера в синей форме. Ганс, которому было всего девятнадцать, переехал в Америку пять лет назад с матерью и четырьмя братьями, не желавшими принимать участие в объединительных войнах в Германии. Но, избежав бойни с французами, Ганс попал в Гражданскую войну в Америке и потерял часть ноги в кровавой стычке с патрулем янки в болотах Байу-Креве.
- Мне помочь? - спросил Ганс с сильным немецким акцентом.
Эммануэль чиркнула спичкой, чтобы зажечь фонарь, что стоял на длинном столе в самом начале комнаты.
- Я могу справиться и сама, спасибо. Но нужно немного теплой воды с кухни.
- Сейчас принесу.
- Кто он? - спросил майор, провожая взглядом молодого немца.
- Ганс? - Она повернулась, держа в руке фонарь, чтобы показать дорогу в коридор. - Он делает легкую работу по уходу за больными и следит за пациентами по ночам.
- На костыле?
- А где еще он найдет работу? - Эммануэль распахнула дверь. В дверном проеме проглядывалась бедно обставленная, но тщательно выскобленная комната, за ней виднелся главный кабинет. - Вам надо снять китель и рубаху. - Внезапно она смутилась, словно никогда не видела обнаженных мужчин. - И конечно, саблю.
Когда Зак снимал пояс, ножны звякнули. Повернувшись, он изучающе окинул взглядом комнату с высоким потолком и побеленными стенами. В центре стоял стол, на окнах не было занавесок.
- Это здесь вы занимаетесь хирургией?
Эммануэль повесила лампу на крюк рядом со столом, затем быстро сняла шляпу, стянула с рук перчатки и положила их на стол.
- А что, как вы думаете, мы здесь делаем? Вскрытия?
- Если вы хотели меня напугать, - произнес Зак, расстегивая пуговицы на форме, - то вы в этом преуспели.
У него оказались изящные кисти рук с длинными пальцами; Эммануэль поймала себя на том, что внимательно наблюдает, как он снимает мундир.
- Прижмите этот сверток к ране, - приказала Эммануэль и повернулась, чтобы вымыть руки.
- Он здесь давно? - поинтересовался Зак.
- Кто?
- Ганс.
- Почти три года. До того как его ранили, он работал сиделкой.
- Когда это было?
- В мае. - Она взяла полотенце из чистой, аккуратно сложенной стопки на полке рядом с умывальником. - Я хочу промыть рану, прежде чем ее перевяжу. В ней могут остаться частицы ткани… - Она повернулась, и ее голос внезапно оборвался.
Зак стоял, опершись бедром о стол. Одна его рука безвольно висела, вторая прижимала к боку свернутую сумочку. Без мундира он оказался стройным и поджарым, с жилистыми руками и плечами и словно отлитой из бронзы грудью. От этой мужественной красоты у Эммануэль перехватило дыхание.
- Вот вода, мадам, - произнес Ганс, стоя в дверном проеме.
Эммануэль поспешно направилась к нему, чтобы взять белый эмалированный таз, и, пробормотав слова благодарности, закрыла дверь. Машинально выполняя привычную работу, Эммануэль пыталась разобраться в своих чувствах. Она уже много раз видела мужские тела - пожалуй, даже чаще, чем девицы из прибрежного борделя. Это непрофессионально - что-то чувствовать при виде полуобнаженного торса. Наверное, решила она, это результат усталости. В последние дни ее так настойчиво преследовал страх, что она превратилась в школьницу - трусливую и влюбчивую.
- Я не курю, - произнес Зак.
Она обернулась - так быстро, что вода плеснула через край таза и намочила ее платье.
- Что вы сказали, месье? - Эммануэль посмотрела в его глаза и заметила, что за невероятно длинными ресницами прячутся смешинки.
- Это я говорю на тот случай, если вы горите желанием посмотреть, какого цвета мои легкие.
- Пф-ф. - Эммануэль решительно двинулась от двери и, подойдя к столу, с шумом поставила таз. - Я обычно вскрытиями не занимаюсь.
- Вы меня очень обнадежили.
Эммануэль отвела его руку от раны.
- Дайте-ка мне на нее взглянуть.
Лезвие ножа проникло глубоко, повредив мышцу. Как только Зак убрал сложенную сумочку с длинного уродливого надреза, хлынула кровь.
- Все могло бы быть значительно хуже, - произнесла Эммануэль. - Похоже на то, что ребра смягчили удар. - Она положила руку над раной. Его кожа оказалась теплой и мягкой, а мышцы были сильными и твердыми. Она почувствовала, что майор затаил дыхание.
- Больно?
Он хрипло рассмеялся:
- Не особенно.
- Терпите. - Эммануэль окунула ткань в воду и начала аккуратно очищать края раны.
- Где вы научились этому? - спросил Зак, прерывая неловкую паузу.
Эммануэль подошла к шкафу у двери, чтобы взять бутыль со спиртом. - Чему?
- Вот этому. Что это за две медицинские школы, о которых вы говорили? Я проверял. Ни одна из них не принимает женщин.
- Конечно. - Намочив ткань спиртом, она сильно прижала ее к надрезу в боку. От боли майор резко выдохнул. - Зачем им это, когда женщинам разрешается быть только домохозяйками?
- Тогда где вы учились? В Париже?
Резко выпрямившись, Эммануэль отвернулась.
- Я всегда хотела вернуться туда, - произнесла она, убирая спирт в шкафчик, и достала бинты и искривленные иглы, которыми обычно зашивала раны.
- Но вы так и не получили образование?
- Нет.
- Почему?
Эммануэль опустила бинты в воду, после чего встала перед ним с шелковой нитью в руке.
- Не понимаю, какое вам до этого дело, майор.
Он пристально посмотрел ей в глаза.
- Генри Сантер убит. А вы были с ним в тот вечер.
Эммануэль снова наклонилась над его раной, чтобы соединить края пореза свободной рукой.
- Именно поэтому вы интересуетесь мной, месье?
- Да.
Не предупредив его, Эммануэль с силой проткнула иглой кожу и почувствовала, как он вздрогнул.
- Думаю, это доставляет вам удовольствие, - произнес Зак. - И вы не ответили на мой вопрос.
Эммануэль сосредоточилась на зашивании раны. Во время работы ее бедро с силой нажимало на его ногу. Через синюю ткань формы она ощущала силу его мышц и тепло. Это отвлекало ее внимание и смущало, так что приходилось прилагать усилия, чтобы не потерять самообладание.
- Вы очень много спрашиваете.
- Где же вы учились медицине?
Она пожала плечами:
- Официально в медицинскую школу зачисляют только мужчин. Но тот, кто способен заплатить профессору двадцать долларов за курс, может присутствовать на этих лекциях. - Она сделала маленький узелок на конце нити и отрезала ее. - Даже женщины. - Она протянула руку за чистым бинтом. - Хотя я узнала значительно больше от своего отца и Генри Сантера, чем в лекционном зале.
- И еще от мужа.
- Оставим это, - холодно бросила она и приложила сложенную в несколько раз чистую ткань к его ране.
- Довольно необычно, - произнес Зак, - что представитель такой состоятельной семьи стал доктором.
- В этом нет ничего особенного. - Она начала бинтовать его грудь. - Есть доктора и среди других плантаторов.
- Но де Бове не только плантаторы.
Эммануэль пожала плечами:
- Филипп был четвертым сыном. Он никогда не надеялся что-либо унаследовать. - Завязав кончики бинта, она выпрямилась. - Как оказалось, он был прав.
На фоне золотистой кожи, которую можно встретить у потомков жителей Средиземноморья, повязка просто сияла белизной. Зак сидел на краю стола, свободно свесив руки; его обнаженная грудь слегка поднималась придыхании. Эммануэль снова почувствовала неловкость от того, что они наедине, и от этого странного, запретного влечения к мужскому телу.
- Как вы думаете, кто мог использовать арбалет? - тихо спросил он.
Вопрос был задан так внезапно, что Эммануэль сделала шаг назад и глубоко вдохнула.
- Месье?
- Это необычное оружие, - сказал он достаточно дружелюбно. - Тем не менее, вы стразу определили стрелу из арбалета. Даже при том, что она была маленькой и с серебряным наконечником.
Нет смысла отрицать это, подумала Эммануэль, но и правду сказать невозможно, или по крайней мере всю правду. Она молча смотрела, как майор взял рубашку и, морщась от боли, стал натягивать ее на себя. Он делал это медленно и неловко, поскольку рана была болезненной. Если бы перед ней был кто-то другой, она бы помогла ему одеться. Но сейчас Эммануэль не двинулась с места.
- Филипп… - наконец произнесла она, сжав пальцами черную ткань юбки, - Филипп часто охотился с арбалетом. Это… было ему интересно.
Его брови сошлись, образуя вертикальную складку.
- Ваш муж?
- Да.
Майор перестал застегивать мундир и выпрямился.
- Вы уверены, что он мертв?
Это прозвучало как будто случайно, но Эммануэль словно ударили, наполнив страхом и целым вихрем предположений. Как часто она снова и снова спрашивала себя: «Кто?» В глубине души она была уверена, что Генри убили по ошибке, что целились в нее, - иона долго думала: кому она встала на пути? И вот теперь возникла ужасающая мысль, что Филипп…
Но он мертв.
Эммануэль наклонилась, чтобы поднять ножны майора-янки. Они чуть поблескивали в свете, угрожающие и смертоносные.
- Если вы спросите, видела ли я тело, то я отвечу, что нет. Вам следует поговорить с теми янки, что воевали в Байу-Креве. Это они убили его. - Она взяла саблю.
Ее взгляд был пронизан презрением к этому человеку, его форме и должности. Ненависть прозвучала и в ее голосе, когда она произнесла: - Они его и похоронили.
Глава 10
Эммануэль не стала прощаться с майором, когда Ганс помогал ему подняться на лошадь.
Она пошла на второй этаж взглянуть на Эмиля Руана, молодого солдата конфедератов. Именно с этой целью направлялась она в больницу, когда увидела страшную сцену на улице Конти. Но еще на лестнице ее внезапно охватила дрожь - столь сильная, что пришлось прижаться спиной к стене и закрыть глаза. Подозрения, что Генри Сантер умер вместо нее, были не напрасны. Кто-то, не только знающий, как стрелять из арбалета, но и где найти его - достаточно маленький, чтобы легко спрятать, но и смертоносный, - хотел именно ее смерти.
Только двое мужчин могли быть причастными к этому. Первым был Антуан Л а Туш, который охотился в болотах и протоках Бо-Ла со своим двоюродным братом Филиппом, когда тот был ребенком, и подарил ему арбалет. Но у Антуана не было причин желать ее смерти. А вот у Филиппа…
Нет, решила Эммануэль, оттолкнувшись от стены и двинувшись вверх по лестнице, нужно гнать прочь эти мысли и не поддаваться унизительным мгновениям слабости и страха. Антуан не способен совершить убийство. А Филипп мертв.
Она нашла лейтенанта Руана изнемогающим от лихорадки. При появлении Эммануэль он начал умолять ее сделать что-нибудь, чтобы отступила боль в ампутированной руке. Эммануэль и Ганс работали четыре часа, обмывая разгоряченное тело лейтенанта водой с уксусом, и дали ему опиум. Когда на смену пришел Рудольф, массивный негр из Сенегала, помогавший в больнице уже более десяти лет, Эммануэль устало поплелась домой, чтобы немного поспать.
В больницу она вернулась в десять, сразу после похоронной мессы по Генри, но к этому времени Руан уже спал вечным сном. Впрочем, она заранее знала, что рассвета он не увидит.
Эммануэль опустилась на потертый, обитый кожей стул в кабинете Генри. Ее руки безвольно лежали на коленях, глаза устремились на буйную листву банановых деревьев и бегонии, что нависали над стеной, окружающей больничный двор, но ничего не видели. Вдруг кто-то за спиной произнес:
- Сон - это не прихоть, моя дорогая. Ты выглядишь как бродяга.
Эммануэль обернулась.
- Антуан! - обрадовалась она и поспешно поднялась, чтобы пожать его руки и поцеловать в щеку, как принято во Франции при встрече друзей. Она никогда не понимала сдержанных американцев, которые старались даже не касаться друг друга. - Спасибо тебе за приход.
Антуан посмотрел на нее сверху вниз. Он улыбался, но глаза были серьезными. Эммануэль вспомнила, как она, хоть и на одно короткое мгновение, заподозрила его в попытке убийства, и смутилась.
- Что-то не так? - спросил Антуан.
Эммануэль устало выдохнула:
- Один из раненых умер в больнице.
- А… - Он выпустил ее руку и легонько коснулся щеки Эммануэль. - Тебе не следует принимать каждую смерть так близко к сердцу, малышка. Их слишком много…
Эммануэль вгляделась в его тонкое, с орлиным носом лицо.
- Ты разговаривал с Клер?
Он так сильно сжал губы, что они побелели. Они не ладили - Антуан и его младшая сестра.
- Она не скажет твоему начальнику военной полиции о наборе для убийства вампиров, если ты имеешь в виду именно это. Но думаю, нам нечего бояться. Арбалет действительно необычный, Эммануэль, но я полагаю, что он существует не в единственном экземпляре. Должны быть и другие, похожие на него. - Антуан помолчал, затем внезапно рассмеялся: - Определенно их несколько, поскольку одним был убит Генри Сантер.
Эммануэль отрицательно покачала головой. У нее тревожно сжалось сердце.
- Тот арбалет, который ты подарил Филиппу, исчез, Антуан. Кто-то его взял.
- Бог мой! - Антуан подошел к окну, оперся на раму локтем и задумчиво поднес кулак к губам. - Понятно, почему ты не хотела, чтобы о нем узнал этот янки.
- Где ты его приобрел? - Антуан повернул к ней голову, и в его глазах Эммануэль увидела удивление. Она поспешно добавила: - Если не хочешь, не отвечай. Скажи только: этот человек может рассказать о тебе?
- Неуверен. Но думаю, что ты его знаешь лучше, чем я.
Эммануэль удивленно покачала головой:
- Кто это?
- Папа Джон.
От изумления Эммануэль долго не могла вымолвить ни слова. Кровь с силой стучала в висках.
- Что с тобой? - произнес Антуан. Эммануэль поспешно приложила палец к его губам.
- Вчера я сказала начальнику военной полиции, что Генри бывал на болотах.
- Что?
- Я не знала, откуда появился арбалет, и просто хотела, чтобы янки занялся чем-то другим и отвязался от нашей больницы. Я не могла представить…
- Не волнуйся. - Антуан ободряюще сжал ее руку. - Папа Джон посвящен во многие городские тайны, но ничего не скажет. - Внезапно он нахмурился. - Не скажет?
Зак сидел за маленьким круглым столом в кафе «Акуйя» на углу улиц Сент-Анн и Шартр, потягивая приправленный цикорием кофе и безучастно наблюдая, как два пожилых креола играют в домино. Рокочущий голос, в котором слышался странный шотландский акцент, внезапно прервал его мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36