Я ведь не сдался тогда. Пока лекаришко отрезал м
не ногу, я в себя с ведро водки влил. Вот это был Лобанов! К черту, не плачьте
же, Ниночка…
Он замолк, переводя с хрипом дыхание.
Ц Доченька, Ц прошептал с трудом, Ц я хочу, чтоб меня под березкой похор
онили. Люблю я березы-то…
Затих ненадолго, глядя на грубый деревянный потолок, перебирал руками по
одеялу. Ниночка тоже молчала. Уткнулась лицом в краешек кровати и ждала. Ч
ерты лица Лобанова заострились страшно. Смерть уж кружила над ним, вечно
е молчание звало полковника к себе, и с каждой минутой все сильнее и насто
йчивее колдовала над ним бесконечность.
Дверь тихо приоткрылась. В комнату осторожно вошел Борис и замер. Лобано
в с трудом повернул голову.
Ц Это ты, Борис Степанович?
Ц Да, Николай Борисович.
Ц Проходи. Чего стоишь в углу, как старый чугунок? Подойди к жене-то.
Борис подошел к сидевшей у кровати Ниночке.
Ц Вот и ладно, Ц прошептал Лобанов. Ц Сынок, вот, умираю я. Прежде, чем наш
попишка, этот скелет вредный, к обедне отзвонит, я уйду. Борис Степанович,
не забыл ли про наш уговор? Моя деревяшка… и на рубли с нее корабль под име
нем моим…
Ц Я ж вам поклялся, Николай Борисович. Но вполне возможно, что я никогда н
е увижу уж более родной мне Риги.
Ц Шеин давным-давно направил курьера в Петербург. И эта битва с волками
никогда не забудется. Люди будут спрашивать того ж царя: «А что там с Ниной
Павловной?». Боренька, у тебя чудесная жена.
Ц Я знаю о том, Николай Борисович, Ц Борис опустился на колени подле Нин
очки. Ц Там на улице все наши собрались, Ц взволнованно выдохнул он. Ц И
женщины, и мужчины. Все. Даже Кюхля пришел, он для вас гимн сочинил.
Ц Кюхля, этот дурень из философов? Гимн? Для меня? Ц Лобанов слабо улыбну
лся. Ц С чего бы это он вздумал?
Ц Он сказал: почему бы одному сумасшедшему не сочинить стихи про другог
о сумасшедшего?
Лобанов хмыкнул.
Ц Счастье, что я этого уж больше не услышу!
И они вновь замолчали. Да и что им оставалось сказать? Смерть ждала у изгол
овья, торопя последние минуты. Борис и Ниночка держали руки Лобанова. Его
глаза медленно угасали, ясный, иногда льдисто-суровый взгляд заволокла
смертная муть.
Ц Может, нам помолиться, батюшка? Ц тихо спросила Ниночка.
Лобанов хмыкнул и с трудом повернул к ней голову.
Ц А поможет, доченька?
Ц Не знаю. Говорят…
Ц Тогда попытайся, доченька… Ц Лобанов лежал тихо, совсем тихо, а Ниноч
ка начала читать древнюю отходную молитву, которой научила ее когда-то с
тарая нянюшка Катерина Ивановна. Эта молитва напоминала монотонное тос
кливое пение, литанию, усыпляющую и уносящую в вечность.
Борис Тугай тихонько поднялся и на цыпочках подошел к шкафу, стоявшему в
углу комнаты. Он достал старый мундир и саблю Лобанова, накинул мундир на
умирающего и вложил ему в беспокойно перебирающие одеяло руки саблю. И в
незапно беспокойные руки успокоились, сжимая рукоять сабли, заостривше
еся лицо прояснилось.
Ц Спасибо, Борис Степанович, Ц прошептал Лобанов. Ц Спасибо.
Он вытянулся в кровати, застыл, словно хотел сказать: вот и все, пусть и дру
гие входят, посмотрят на мою пустую оболочку.
Глаза Лобанова закатились, рот чуть приоткрылся, дыхание прервалось.
Тугай склонился над умершим и прикрыл ему глаза. Ниночка поцеловала полк
овника в лоб и торопливо вышла из дома. Во дворе к ней метнулась княгиня Тр
убецкая, заплаканная, побледневшая.
Ц Как? Как он?
В уши Ниночки забарабанил бас Муравьева.
Ц Хоть руку-то ему можно пожать?
Борис закрыл дверь, привалился к грубо отесанной стене. В эти минуты он чу
вствовал себя бесконечно несчастным и одиноким. Внезапно он понял, что с
ейчас со смертью Лобанова жизнь в Сибири сделается для него невыносимой.

Через полчаса с Лобановым собрались попрощаться все жители Нерчинска. О
н был уже обряжен в свой старенький мундир, в руках сжимал саблю, а князья
и графы, генералы и герои Отечественной войны несли подле его гроба поче
тный караул.
А люди все шли и шли, чтобы увидеть в последний раз своего полковника. Три
дня стекался к его гробу народ. Буряты и эвенки, калмыки, якуты и киргизы п
роходили ко гробу, женщины, дети, мужчины и старики. Даже несколько китайц
ев пришло. Купцы, скупавшие меха у Бирюкова, сам толстяк рыдал в голос.
Ц Больших почестей и царю не дождаться, Ц со слезами прошептал генерал
Шеин, гнавший лошадей из самой Читы.
А губернатор Абдюшев велел отслужить во всех соборах Иркутска заупокой
ную по полковнику Лобанову.
В самом конце февраля, в воскресный день, Лобанова похоронили под тонень
кой березкой. С трудом разрыли промерзшую землю. Его гроб несли двенадца
ть человек, и среди них князь Трубецкой и граф Муравьев. У гроба стоял Туга
й с траурно приспущенным знаменем полка, в котором служил когда-то Лобан
ов. Знамя это за две ночи сшила поседевшая от горя Катенька Трубецкая.
Ц Господи, прости заблудшую душу раба твоего Николая, Ц прошептал отец
Афанасий у самого края разверстой могилы. Ц В муках человек рождается, в
муках к Тебе, Господи, уходит.
Он мелко крестил гроб, вглядываясь в жадно распахнутое жерло могилы, хот
ел было сказать еще что-то, как вдруг с диким криком исчез в вырытой яме. Ко
гда его вытащили, едва живого от пережитого страха, лекарь со злорадным у
довлетворением установил, что бедняга сломал левую ногу.
Ц Последняя выходка Лобанова, Ц сказал генерал Шеин и, не стесняясь, за
плакал. Глядя сквозь слезы на гроб, прошептал: Ц Было бы удивительно, Ник
олай Борисович, коли б ты покинул нас тихо и незаметно.

Катенька Трубецкая который уж час стояла у свежезасыпанного могильног
о холмика. Слезы медленно текли из глаз и тут же замерзали. Ушел тот, кто бы
л ей так дорог, ушел, так и не узнав об этом.
Ц Отчего вы не женитесь, Ц спросила она полковника как-то раз, на одну ми
нуту оставшись с ним наедине. Ц Хотите, подберу вам хорошую невесту, полн
о уж вам ходить одиноким…
Он посмотрел на нее долгим нежным взглядом и ответил, опустив глаза вниз:

Ц Такой, как вы, сударыня, я не найду, а другой мне не надо…
Она покраснела тогда, поняв это косвенное признание в любви, но сделала в
ид, что ничего не поняла.
Ц Полно, Ц дрожащим голосом произнесла еще Трубецкая, Ц сколько преле
стных женщин могли бы быть счастливы с вами…
Лобанов только грустно усмехнулся и ничего не ответил. «Бог покарал меня
его уходом», Ц мелькнуло в голове у княгини. Ужасный пробел оставил Лоба
нов своим уходом в ее жизни. Тоска невыразимая! Она знала, что за что она ни
примется теперь, все будет из рук валиться, самые воспоминания будут не в
отраду. Она в первый раз испытывала, что душа может болеть как тело, Ц име
нно болит душа! Едва могла понять Катенька Трубецкая, что Лобанов остави
л их маленький мир в тайге.
Она подняла голову и увидела подле себя высокого белобородого старца. Гл
аза княгини наполнились уже не слезами, а ничем не прикрытым ужасом. Она п
омимо воли с еще незабытой придворной вежливостью поклонилась старику.

Ц Александр Павлович? Государь?!
Федор Кузьмич посмотрел на княгиню, признал в ней старую знакомицу и улы
бнулся.
Ц Зря ты это, милая, Ц отозвался ласково. Ц Не надобно мне так
кланяться. Я Ц бродяга. Лучше ему, бедному, поклонись.
Слезы ручьем хлынули из глаз княгини.
Ц Больно мне, очень больно! Самой жить не хочется!
В ответ зазвучал голос, глуховатый и размеренный, такой знакомый:
Ц Напрасно, милая. Жизнь радость есмь. Ты страдаешь, значит, душа твоя очи
щается, возвышается. Береги душу, впусти в нее радость жизни…
Княгиня все вглядывалась в лицо старца.
Ц Но ведь ты живой, это только мертвые являются людям видением, Александ
р Павлович, Ц без слов подумала она, а он ее услышал.
Ц Позволено и мне иногда, Ц усмехнулся.
Ц Нет, ты точно император Александр, Ц едва слышно прошептала Трубецка
я.
Ц Разве важно, кто ты на земле, важно, кто ты будешь там… Из первых стал я п
оследним, но ушел от соблазнов, ушел от самолюбия, стал собой, таким, какая
у меня душа…
Ц Но какая радость у меня может быть, если кругом меня Ц могилы?
И слезы капнули Трубецкой на грудь.
Ц Ты плачешь от жалости к самой себе, а ты пожалей других…
Ц Да я всю жизнь только и делаю, что других жалею…
Ц Нет, пожалей одного человека, отдай ему всю твою любовь, и зачтется теб
е, мужа вспомни страдальца, Ц сказал и исчез в снежном лесу.
Княгиня прикрыла в страхе глаза…
А от могилки вернулась спокойная, радостная, словно согретая теплом сиби
рского ясного солнца в летний день, привидевшийся ей зимой.

Он прекрасно понимал, что чувствует сейчас княгиня. Ему и самому было дан
о пережить нечто болезненно подобное. Те дни до сих пор вспоминаются со с
тоном.
«Она умерла. Я наказан за все мои грехи…» Ц написал он тогда в своем днев
нике. Гулкая пустота окружила его, и ему казалось, что все вокруг уже умерл
о и только продолжает жить какой-то призрачной, неестественной жизнью, с
ловно и не подозревая о своей смерти, не видя ее и кривляясь перед ее страш
ным ликом.
Его доченька, девочка, прозрачно-белая, худенькая, переполненная желани
ями и чувствами, одна привязывала его к жизни. С ее матерью, Нарышкиной, он
давно и нелепо разошелся. Сонечка была единственным существом, в ком он в
идел свою надежду и радость, она одна заставляла его сердце биться радос
тно и трепетно. Она умерла от чахотки, и никакие лучшие доктора не могли сп
асти ее, и глубокое отчаяние опустилось на его душу. Зачем живет он, сломле
нный морально и физически, зачем нужен он Богу здесь, на земле, если жизнь
его дочери отнята и некому утешить его, некому прижаться к его сердцу и по
дарить минуты самой чистейшей радости, нежности и любви…
Пробираясь по глухой тайге, странник стиснул руками высокий лоб, как и то
гда, склонил голую облысевшую голову. Как и тогда, он не мог даже плакать. С
ухие скорбные фразы выветрились из его головы, осталась только эта гулка
я пустота и нелепая отрешенность.
Он не пошел тогда на похороны дочери, ибо не мог увидеть Софи в гробу Ц эт
у искрящуюся жизнью девочку, несмотря на ее слабость и бледную прозрачно
сть. В его памяти она осталась такой, как в последний раз, когда он видел ее,
Ц улыбающейся, утешающей его, ее старого надорванного жизнью отца. Нет,
он не мог видеть ее в гробу Ц неподвижную, бледную, хрупенькую, усыпанную
цветами и окруженную свечами. Да он бы и не смог жить, увидев ее такой! И не п
рава была княгинюшка Трубецкая, что пошла поглядеть на мертвого и неподв
ижного Лобанова. Зря! Она должна была запомнить его живым и решительным. Т
еперь ей стократно больнее будет.
Он-то это тогда понял. Недаром благословенным его питерская блаженная к
ликала. Хотя тогда в день смерти дочери не понимал он своей благословенн
ости. Ведь тогда Бог отнял у него все, что было. Все его начинания странным
и удивительным образом преображались во зло и неблагодарность. Вокруг н
его была гулкая пустота, не заполненная ни дружбой, ни любовью, ни самым по
чтительным выражением благоволения… Ему здесь в тайге много лучше, неже
ли там, в блеске золота, пурпура и славы.
Федор Кузьмич вернулся в свою потаенную келейку. Навстречу ему кинулся,
прихрамывая, Федькин:
Ц Дедушко! Вернулся!
Вечный странник улыбнулся тепло.
Ц Как вишь, воротился, друг мой.
Федькин доверчиво протянул ему потрепанный томик Ц Священное Писание:

Ц Почитай, дедушко.
В этой просьбе своему постояльцу старец Федор Кузьмич никогда не отказы
вал.
На этот раз Федькин на коленях подполз к нему и едва слышно промолвил:
Ц Положи мне его на голову, дедушко…
И все время, пока читал тот главу из Святого Писания, солдатик, чудом спасе
нный, держал Евангелие на своей голове.
Ц Пора бы тебе в мир возвращаться, друг мой, Ц спустя какое-то время пром
олвил старец.
Федькин отчаянно замотал головой, руками, словно защищаясь, прикрылся:
Ц Нет, дедушко, дозволь с тобой остаться!
Старец обвел глазами потаенную свою келейку. Небольшая келья была вся че
рной Ц стены до половины и весь пол были застелены черным сукном, у самой
стены виднелось большое распятие с предстоящей Богоматерью и евангели
стом Иоанном, а с другой стороны стояла длинная черная скамья, также обит
ая черным сукном. Перед иконами в углу горела лампада, почти не дававшая с
вета.
Федькин вновь упал на колени:
Ц Все мне у тебя здесь любо, хоть и страшно бывает порой. Словно в чреве мо
гилы живу.
Ц Рядом, Ц улыбнулся старец. Ц Пойдем, покажу что. Ц И вывел за перегор
одку.
За перегородкой на столе стоял большой черный гроб, в котором лежала схи
ма, свечи и все, относящееся к погребению.
Ц Смотри, Ц сказал Федор Кузьмич, Ц вот постель моя, и не моя только, но и
всех нас. В нее все мы, солдатик, ляжем и будем спать долго… А потом пробуди
мся к новой, неведомой нам, но такой желанной жизни. Я уж раз пробуждался, и
ты, видно, тоже… Оставайся, солдатик. Тут твой удел отечеству служить.

Через три дня могильный холмик, все, что осталось от полковника Лобанова,
подправили, землю утрамбовали и на последнем пристанище Лобанова поста
вили крест. Странный крест… Одна его перемычина была из березы, а вот втор
ая была покрыта искусным рисунком. Чем-то поперечина эта затейливая нап
оминала деревянный протез полковника.
Ц В протезе лежало семь тысяч триста сорок девять рубликов ассигнациям
и, Ц сказал Борис Ниночке, пересчитав оставленные в наследство деньги.
Ц На корабль этого, конечно, не хватит, но на мачту, паруса и такелаж четыр
ехмачтового баркаса еще как хватит. Ц И Борис устало потер лицо. Ц Эх, чт
о за пустые фантазии! На эти деньги мы сделаем здесь сотни лодчонок и пуст
им вниз по реке. Флот Лобанова в Сибири.
Ц Когда-нибудь государь все равно ответит, Ц сказала Ниночка и прижала
сь к мужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29