VadikV


26
Оксана Духова: «Хозяйка
тайги»


Оксана Духова
Хозяйка тайги




«Духова О. Хозяйка тайги»: «Крылов»; СПб; 2006

ISBN 5-9717-0123-1

Аннотация

Бой барабанов. Выстрелы из пуш
ек в декабрьском Петербурге. Густо окрашенный кровью снег. Взрыв, переве
рнувший не одну жизнь.
И вместо дворцов на Неве Ц поваленные столетние сосны и кедры в тайге. Ме
чутся в лесу серые тени, подступает голодная волчья стая. А под ногами Ц б
олотные топи… Дикий край!
Здесь могут выжить только сильные духом, других тайга не отпустит, не при
знает своим хозяином. Юная княжна Нина, занесенная сюда волею императорс
кого указа, казалось бы, обречена. Но покоряется ей тайга.

Оксана Духова
Хозяйка тайги

ОТ АВТОРА

Всему виной та уборка грандиозных масштабов, когда захотелось залезть н
а чердак старого-престарого дома и стряхнуть многовековые слои пыли с к
учи коробок, сундучков и ящиков. Один из таких коробов развалился прямо у
меня в руках. И высыпало из него энное количество связок пожелтевших бум
аг, документов с печатями старинными и писем, часть из которых была напис
ана на изысканном французском языке с завитушечками.
В этих письмах рассказывались странные вещи. Вещи, ну никак не вязавшиес
я с официальными историческими фактами, подернутыми академической пле
сенью. В них женщина-изгнанница изливала душу, вторил ей муж ее. А еще упом
инался странный и загадочный старец Федор Кузьмич. Тот самый, что взволн
овал когда-то великого искателя убегающей истины графа Льва Николаевич
а Толстого. Тот самый, о котором скажет в застенках двадцатого серпастог
о и молоткастого века духовидец Даниил Андреев: «С легким дыханием, едва
касаясь земли тех миров, взошел он через слои Просветления в Небесную Ро
ссию…
…Архистратиг Небесного Кремля, он ныне еще там, в Святой России».
Эти письма последних русских романтиков волновали, предательски дрожа
ла в зачерствевшей от бытовухи душе какая-то тоненькая струна. Не могла н
е дрожать она, потому что возрождалась память о стертом современным мате
риализмом духовном подвиге далеких людей, испросивших сибирской катор
гой прощение у Бога не только себе за романтические ошибки свои, но и всем
у русскому народу. Бежали взволнованные строчки старых писем, свидетель
ств вечной любви, и вставали перед глазами каре на замерзшей декабрьским
утром Сенатской площади, казематы Петропавловки, слышался звон погреба
льный кандалов и вставала черная громадина тайги.
Слышался зов Сибири. Как зов памяти.

ПРЕЛЮДИЯ ТАЙГИ

…Его придавило стволом упавшего дерева.
В среду, где-то часов в семь утра, ну, может, в половину восьмого. Дело-то, соб
ственно говоря, вполне обыденное под Нерчинском, государевы людишки мру
т на вырубках как мухи, дело заурядное, яйца выеденного не стоит, и чтобы о
писать его смерть, понадобилось всего три слова: «Вишь, Петр умер».
И больше ничего. Да и к чему. Каждый день люди умирают в тайге или, на худой к
онец, стенают от полученных увечий. Пора бы уже, пора научиться жить, искос
а поглядывая на окружающих, сдерживая рвущееся наружу возмущение да вка
лывая и дальше на благо государя императора и собственного отечества. Па
триотизм российский куда важнее вечной печали, сильнее подлой, трусливо
й мыслишки, что, вот, мол, жаль как-никак человека-то.
Вот только лежит он сейчас между поваленных столетних сосен да кедров, б
росили его там, и он лежит себе тихо да спокойно, словно уснул только что. Т
оненькая струйка крови и струиться-то совсем перестала.
Ц Убрать его отсюда! Ц деловито осмотрев работягу и обнаружив, что чере
п бедняги почти надвое расколот, приказал унтер-офицер, дуя на замерзшие
пальцы. Ц Да уберите же вы его куда подальше!
Два каторжанина подхватили тело погибшего за руки и за ноги, да и отволок
ли в сторонку, где аккуратно свалили на землю. Там и пролежит бедолага до к
онца работ, покуда колонну не отправят обратно в рудники Нерчинские. Он л
ежал, глядя в небо застывшими, широко распахнутыми голубыми глазами, и ти
хо замерзал на сорокаградусном морозе. Вечером его тело с трудом отдерут
от земли, загрузят в сани вместе с инструментом поломанным и отвезут в ос
трог.
Только Петр Суханов, позабытый мятежник декабрьского дела против царя и
отечества, оказался тем самым инструментом, что вряд ли уже отремонтируе
шь, подточишь да отладишь. Он был материей нежной, впрочем, если слово «неж
ность» вообще применимо к человеку. Худенькое существо среднего росточ
ка с огромными голубыми глазами, нежным голоском и абсолютно правильной
французской речью, от которой не отказался и на каторге.
И вот теперь парень лежал между смерзшихся веток, окоченевший, неживой. В
ыступившие в самых уголках глаз за миг до нежданной кончины слезы давным
-давно превратились в блестящие кристаллы, в которых тускло отражался с
вет слабого сибирского зимнего неба. И почему-то казалось, что его голубы
е, широко распахнутые глаза все еще живут. Сквозь туманную предутреннюю
дымку вдруг проглянуло солнце, день обещал быть преотличным. Земля зазол
отилась под яркими солнечными лучами; и сосны, и сибирские кедры, и дубы, и
березы, ели и пихты, Ц все, все сомлело во власти солнечного волшебства. Д
аже бесконечная змея людишек, вся ненужная человеческая возня вмиг поме
ркла под всепоглощающей властью природы. Великолепный, ясный, золотисто
-солнечный, холодный, такой безветренный день!
Не объять ни глазом, ни сердцем человеческим всю эту красоту земную.
В глазах Петра Суханова плескалось солнце, мерцало в кристаллах невыпла
канных слез, и, казалось, что оживает застывшее лицо. Тайга замерла в мороз
е боли.

Ждала тайгу и такая картина.
Бледная полоска нарождающегося утра только-только появится на востоке,
а молодая женщина в сопровождении могучего великана в крестьянском опр
ятном армяке оставит далеко позади свое ночное убежище Ц острог Нерчин
ский. Предвещая дождь, затянут мохнатые черные тучи небо-небушко. Внизу п
од небом этим шуметь будет, покачивая вершинами деревьев, тайга многовек
овая. Ветер притянет за собой серые неприятные клочья тумана. Он то стыдл
иво прикроет отроги, то спустится в ущелье и укроет наконец серой папахо
й вершины далеких гор.
Ц Дело тут нехитрое, Ц бубнил спутник молодой охотницы. Ц Так оно полу
чается: ежели в ясную ночь подует ветер снизу, будь это в долине, на реке ил
и ключе, Ц добра не жди, непременно погода испортится, и обязательно к до
ждю. Скажем, барышня, ежели туман к верху лезет, по вершинам хребтов кучитс
я Ц тоже к дождю, тут без ошибки. К непогоде тайга шумит по-другому, глухо,
птицы поют вяло, а то и вовсе замолкают: даже эхо под корягу прячется, в лес
у не отзывается…
В десятке шагов от звериной тропы в глубоком узком ущелье бьется в порог
ах река. Отвесные скалы зажали речонку в каменные тиски, чему она бешено с
опротивляется, исходит пеной и брызгами в тщетном порыве освободиться, в
ырваться на свободу к свету и теплу. «Вот так же и мы, Ц грустно думает мол
одая женщина, поправляя ружье за плечом, Ц вырваться стремимся, а силено
к не хватает».
Она ложится на живот, заглядывает вниз. Эх, далеко ж она сегодня забралась
вместе с верным своим спутником. Из ущелья веет тяжелым запахом сырого п
огреба в избе курной. Черные утесы, влажные от постоянной сырости, тянутс
я вверх, словно уродливые костлявые пальцы Кащея Бессмертного. С противо
положного берега тут и там свисают длинные серебристые пряди многочисл
енных водных потоков, срывающихся в пропасть, чтобы, соединившись в един
ое целое, впасть в буйное неистовство и мчаться дальше вниз, подтачивая и
разрушая многочисленные преграды.
Пошел дождь. Молодая женщина и ее спутник не боялись вымокнуть, на ходу он
и почти не чувствовали холода, но по мокрой тайге гораздо труднее пробир
аться. Влажные камни и стволы деревьев, невесть откуда взявшиеся ручьи и
топкие бочажки замедляют передвижение, превращаются в нешуточные преп
ятствия, которые по сухой погоде и незаметны вовсе.
Дождь идет все гуще и холоднее. Намокнув, печально обвисают ветки деревь
ев, поникли травы, мох напитался водой, и при каждом шаге вода пузырится и
сердито ворчит под ногами. Ладно, что сапоги у них справные, авось не промо
кнут. Кочковатая земля покрывается лужами, а кочки упорно норовят выскол
ьзнуть из-под ног, словно задались одной-единственной целью: извести чел
овека, посмевшего нарушить их покой. В такую погоду дремлет в тайге зверь,
забившись в чащу, или, спрятавшись в скалах, спит притихшая птица таежная
в густых хвойных кронах.
Холодные струи стекают по их лицам, путники смахивают их рукой, не замеча
я.
Внезапно расступаются деревья, и на небольшой поляне видят они низкую из
бушку-келейку. Дверь в избушку подперта колом, а подступы к ней закрывают
густые заросли чемерицы и дягиля.
Ц Мы пришли, Мирон.
Поправив ружья, они осторожно приближаются к келейке. Пусто внутри. Пахн
ет свежим сосновым деревом, мрачные ели окружают ее со всех сторон, а невд
алеке течет ручеек с темной лесной прозрачной водой, цветут у завалинки
невесть как выросшие тут невзрачные цветочки.
Тихо, покойно внутри келейки. На бревенчатой стене висят картинки для та
йги странные Ц гравюра, изображающая икону Почаевской Божьей Матери в ч
удесах с едва видимыми инициалами А I на престольных облачениях, да вид Пе
тербурга со шпилем Адмиралтейства.
Ц Кто ж здесь обитает-то, а, Мирон?

Все это предстояло пережить Сибири, запомнить и впитать в себя навеки. А п
ока…

Шел 1825 год.
Высокий красивый мужчина средних лет устало прикрыл яркие голубые глаз
а. Его отцу было сорок семь, когда заговорщики подло и низко задушили его ш
арфом. Ему теперь тоже сорок семь. Чего ждет судьба от него? Почему затаила
сь? Что он должен сделать? Он так устал от всего земного Ц войн и перегово
ров, европейской грязной политики, от бесконечных доносов о существован
ии тайных обществ и союзов неведомого благоденствия. Он знал обо всем эт
ом, но вот уже четыре года лежали запечатанные в особые пакеты доносы, и не
давал он им никакого хода. Что толку проводить аресты и бросать людей в уз
илища, ведь ход истории все равно предопределен, и он не в силах бороться с
Провидением. Никакой его мирской власти на это не хватит. Он так устал, ем
у так хочется уйти, ему претит все общество, все дела, ему смертельно опрот
ивели все его придворные… Он презирал их и видел все их корыстолюбие и чв
анство.
Противно управлять дикой страной! Он устал. Устал от всего, а потому часам
и готов выстаивать на коленях перед ликами святых. Хотя, что толку. Покоя-
то и мира в душе все равно не найти. Так что же он должен сделать? Как искупи
ть свой страшный грех? Грех отцеубийства?!
Он шел по улицам небольшого городка Таганрога, шел к главной его достопр
имечательности Ц собору. Поскорее бы зайти в полутемное, только слегка
подсвеченное синими огоньками лампад нутро его, наскоро помолиться и вы
йти на паперть…
Ц Христа ради, помилуйте, подайте бедолаге несчастному на пропитание…

Экий странный нищий. В справном армяке, опорках на босу ногу и облезлой ша
пке с торчащими во все стороны клоками ваты.
На груди у нищего висела жестяная кружка, а сам он забился в самый угол пап
ерти.
Государь упрямой и полудикой державы остановился перед ним, сунул в круж
ку монету и встретился вдруг со взглядом слишком умных для простого нище
го пронзительных голубых глаз. Глянул и мгновенно испытал странный ужас
и безумное изумление.
Какое странное стеснение в груди… Лицо нищего хорошо было знакомо ему, з
накомо до ужаса, до дрожи. Та же круглая маленькая родинка, тот же изгиб по
дбородка, те же короткие, слегка поседевшие волосы. Лицо было таким знако
мым, что он с усилием рылся в памяти. Где видел? Где?!
Зеркало! Да, зеркало… Конечно же, он узнал его. Это было его собственное ли
цо.
Ц Жалобы есть? Ц как-то по-глупому спросил он нищего.
Ц Копытом лошадь зашибла…
Ему хотелось закричать Ц меня тоже, тоже, два года назад…
Ц Пойдешь в военный госпиталь, Ц приказал сурово. Ц Хоть знаешь, где?
Нищий молча кивнул головой…
Отойдя от церкви, не удержался, оглянулся ненароком.
Ц Узнай, кто такой, Ц приказал флигель-адъютанту. И постоял, ожидая, когд
а адъютант вернется…
Ц Родства не помнит, зовут Федор Кузьмич.
Государь огромной, странной и непредсказуемой державы вздрогнул. Федор
Кузьмич!..

ПРОЛОГ

…Первым известие о кончине императора Александра Павловича получил ве
ликий князь Константин. Он прочитал пакеты, всем своим видом выразил сур
овое отчуждение, заперся с младшим братом Михаилом и приказал никого не
допускать к нему.
Ц Они задушат меня, как задушили отца, Ц только и повторял Константин.
Ц И почему прислали мне все пакеты Ц я ведь давно объявил, чт
о не желаю торчать на их сраном троне…
Михаил утешал, как мог, брата, выражал непритворную скорбь и по поводу сме
рти старшего в их семье и повторял:
Ц Вы должны прислать в Петербург официальное отречение или поехать туд
а, чтобы по всей форме сделать абдикацию…
Но Константин только грубо ругался, отправляя милого брата туда, куда Ма
кар телят не гонял, и не желал ничего ни слышать, ни писать, ни делать…
24 ноября 1825 года курьер привез запечатанные пакеты и в Петербург. Великий к
нязь Николай проводил в это время веселый праздник Ц у его детей собрал
ись гости, и он радовался, как ребенок, заставляя их играть в фанты и ручей
ки, а потом и в военные игры, которые так любил сам, будучи ребенком.
Камердинер тихо вошел в комнату и неслышно приблизился к Николаю Павлов
ичу:
Ц Граф Милорадович, ваше высочество, Ц тихонько шепнул он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29