Спите, равнины угрюмые!
Вы забыли, как поют.
Пробудитесь!..
Песни вольные
Оглашают вас.
Славим нашу Русь, в неволе поем
Вольность святую.
Весело ляжем живьем
В могилу да за святую Русь.


Слушали эту песню густые заросли карликовой ивы и березы. Крапива, непре
менная спутница покинутых человеком дорог, тоже вслушивалась в голоса э
тапа. В густой траве, таясь, слушали зверьки малые.
Слушали крутые увалы. Вслушивались тропы звериные, по всей видимости мед
вежьи. Испуганно взлетали рябчики, разбегалась какая-то мелкая лесная ж
ивность, мелькнет по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетит копалу
ха.
А вот песня оборвалась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурн
ой и глубокой речки. От некогда деревянного моста осталась лишь длинная
плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Брод, брод придется искать. И с пес
ней направились на поиски. Они шли, как вдруг почувствовала Ниночка стра
нное удушье, тревога сковала сердце, и ей нестерпимо захотелось как можн
о быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мр
ачные, поросшие темным лесом горы, болото в стороне, покрытое низкоросло
й рыжей травой. Очевидно, остальные тоже испытывали те же чувства, перегл
ядываясь, перестали улыбаться привычно, а только отводили глаза в сторон
у.
В воздухе витало нечто гнетущее, давящее пронзительным холодом и ненави
стью. Может быть, это духи сибирские шалят. Иначе откуда здесь такая конце
нтрация гигантской отрицательной энергии?
Ц Здесь раньше лихие люди пошаливали, кровушку человеческую лили без м
еры, Ц вздохнул Лобанов и перекрестился. Ц Места эти много человечески
х смертей, унижений да злобы насмотрелись.
Ветер посвистывал в ветвях, и Ниночка внезапно поняла, что только этот зв
ук сиротливый нарушает странное безмолвие, поглотившее таежную местно
сть. Здесь молчали птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, здесь не
шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливы
й звук ветра бился, как память о жутком человеческом бытии.
Лобанов взглянул на помрачневший этап:
Ц Гиблое, страшное место, смертью пахнет и горем! Сколько же здесь бедола
г полегло, одному Богу ведомо! Давайте-ка поспешать. Нам на север надобно…

Обойдя место страшное, вздохнули свободно. Здесь царила радость, весна ж
изни. Пахло холодной, чистой водой, пряными травами, только-только пошедш
ими в рост. Тайга дышала молодой, прозрачно-зеленой листвой. В долине подл
е Читы уже отцвели и черемуха, и рябина, а здесь же они едва набрали цвет. Из
-под ног выбивались ярко-розовые венчики бадана, острые стрелки черемши.
Это время в тайге Ц время появления на белый свет детенышей маралов, кос
уль, кабарги. Медвежата уже вовсю бегают за своими косолапыми мамашами. П
тичьи гнезда полны разноцветных комочков юных жизней. Резкий запах тайг
и будоражит все сущее. И вновь несется сочиненная только что песня:


Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней? Ц
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни Ц
Радость и слава!
Весело ляжем живые
За святую Русь.


Лошади, мерно покачивая головами, трусят на север дружно, без понуканий.

Тропа свернула вправо, пошла дорога круче. Теперь шли гуськом, изредка по
крикивая на лошадей, на ходу пытавшихся ухватить пучки молодой травы. До
рога метнулась в кедровый лес. Кажется, здесь совсем недавно прошла силь
ная буря, уж слишком много деревьев поваленными оказались. Ветром выворо
тило многие кедры, при падении захватившие корнями огромные пласты земл
и. Повсюду лежал валежник, огромные обломки старых деревьев, а «пол» кедр
ового леса покрывал зеленый влажный мох. Поглощавший все, что падает на з
емлю. Мох сей не терпел в соседях ни трав, ни цветов, не давал росту листвен
ным деревьям, Ц поэтому все в кедровом лесу показалось женщинам так одн
ообразно, одноцветно. Разве только лучи солнца сибирского, проскользнув
сквозь пушистые, густые кроны деревьев, скрашивали скучный фон причудли
вым узором, сотканным из света и теней.

Они уже порядком все устали. То и дело приходилось поддерживать тюки со с
карбом, чтобы не заваливались они набок. Пальцы болели, вдавленные в твер
дые носки сапог. Привал, поскорее привал…
Ниночка почти не чувствовала усталости, но так хотелось поскорее остано
виться, за подруг волновалась. Как-то они перенесут все это? Лобанов тоже
тревожно оглядывался на спутниц и, хотя на ночлег останавливаться было в
сякий раз рановато, он приказывал отдыхать этапу.
Выпустив лошадей из тарантасов и стреножив их, отгоняли на небольшие пол
янки, густо поросшие молодой травой. Хлопоты вокруг костров, приготовлен
ие нехитрого обеда. Солнце вечернее украдкой поглядывало на них. От земл
и, камней, травы поднимался легкий пар. Красотища!
Ночи были холодные. Немая тишь звездного неба висела над ними. Все выше по
днималось огненное пламя, разгоняя мрак, даря живительное тепло. Вот в ог
онь попадались пихтовые веточки, вспыхивали моментально, осыпая солдат,
каторжан и женщин фейерверком искр.
Люди, проведя долгий день на свежем воздухе в тайге, засыпали быстро. Их не
тревожила ни бессонница, ни сновидения, они не слышали ночных шорохов и з
вуков, не замечали кочек и шишек под собственными боками. Такова уж тайга
сибирская, за день силушки человеческие измотает, но и восстановит их бы
стрее!
Ночью все они спали крепко. Не колыхались мохнатые вершины кедров, словн
о боясь нарушить тишину холодной ночи, дремали ручьи, и даже костры засып
али по ночам, прикрывшись толстым слоем пепла.
А утром их будил зычный голос полковника Лобанова:
Ц А ну, подъем, господа хорошие! Нам вперед надобно, на север…

Они шли на север уже двадцать дней. Двадцать дней борьбы с лесом, жарой, не
прекращающимся ни на минуту дождем, вновь превратившим землю в первобыт
ное болото.
Впервые им пришлось рыть могилу для двух мужчин, бывших «черниговцев» и
их жен. Нет-нет, женщины эти ничем не болели, но, взглянув на спокойные мерт
вые лица мужей, они просто ушли в лес и повесились. Мужья были их жизнью, и в
от теперь они были мертвы, так что же им, их супругам, ждать теперь от Сибир
и? Для них жизнь оборвалась.
Их похоронили рядом, помолились, а потом пошли дальше. Каждая остановка т
олько усугубляла их плачевное положение, они и без того устали, а им еще пр
едстояло готовиться к зиме.
Ц Вперед! Ц кричал Лобанов. Ц Вперед! Мы скоро уже доберемся! Не так уж и
много этих верст осталось.
Версты… Вся их жизнь превратилась в отмерянные и еще не пройденные верст
ы… И этот дождь, дождь, дождь. Тайга плакала.
Уже давно женщины шли в ногу со своими мужьями, выталкивали из непролазн
ой грязи повозки, готовили на кострах пищу, перевязывали раны. Они были ан
гелами-хранителями осужденных царем и страной, один лишь их взгляд всел
ял в людей новые силы.
Еще немного! Всего-то несколько верст с гаком! А гак еще на полверсты потя
нет. Ветер становился все холоднее и холоднее, завывал угрожающе в крона
х деревьев. Скоро зима! Уже совсем скоро! Быстрее, быстрее!
Четвертого августа они добрались до Нерчинска. Лобанов вздохнул облегч
енно: бега наперегонки с непогодой они все-таки выиграли.
Украдкой смахнул полковник слезу. Он уже успел полюбить этих подруг по н
есчастью Ц и Ниночку, и Александру Григорьевну Муравьеву, юную, белокур
ую, гибкую станом и прекрасную лицом и сердцем, и Елизавету Петровну Нары
шкину, гордую, надменную двадцатитрехлетнюю красавицу, схоронившую доч
ь еще до осуждения мужа, и Александру Васильевну Ентальцеву, круглую сир
оту, никогда не имевшую детей, и княгиню Волконскую, и Полину Анненкову, эт
у жизнерадостную француженку, никогда не оставлявшую веселости даже в с
амых трудных обстоятельствах. Но все чаще взгляд его останавливался на Т
рубецкой, которую даже за глаза Лобанов не осмеливался называть Катеньк
ой, Катюшей…

Нерчинские рудники на первый взгляд казались безутешным пятном на теле
земли, местом, о котором позабыл Господь в дни Творения. Но при более точно
м рассмотрении становилось понятно, что к этому местечку стоит приложит
ь руки. Текла куда-то широкая и спокойная Олекма, речонка, в которой рыбе т
есно было, вода ее была прозрачной, вкусной и очень холодной. А вокруг стоя
ли леса, полные разного дикого зверья, бобры строили на реке свои хатки, ол
ени безбоязненно выходили на зеленые лужайки, лисы, барсуки, рыси и росом
ахи жили в тех лесах, а если встать на камни в одной из бухточек, можно увид
еть, как выпрыгивает из воды лосось, длинные, откормленные рыбы мелькают
в воде, почти что плывя к человеку в рот, словно в сказочной стране с молоч
ными реками и кисельными берегами.
Ц Что за земля! Ц восторженно повторял Лобанов. Ц А ее еще боятся в этой
вашей Европе! Ц И победно глянул на женщин, стоявших вместе с ним на бере
гу Олекмы. Ц Ну, кто из вас еще тоскует по каменным мостовым Петербурга? К
то мечтает о шелковых обоях на стенах? Кто плачет по гобеленовым креслам?
Только не я!
Княгиня Трубецкая звонко рассмеялась.
Ц Я заказала в Иркутске два кресла с гобеленовой обивкой. Их как раз везу
т в Читу. А уж оттуда и к нам доставят. Одно я мужу подарю, а второе Ц вам, Ник
олай Борисович.
И Лобанов впервые покраснел от смущения, отвел глаза в сторону.
Первые недели были заполнены суетой. Мужчины Ц жившие теперь в остроге
за высоким деревянным тыном Ц начали валить лес. До снега было еще далек
о, ветер уж был пронизывающим, но все-таки не ледяным. Холодно им пока что н
е было.
Те, кто жил в Нерчинске, вели себя поначалу выжидающе: буряты, тридцать два
помилованных, но оставленных в Сибири на поселении арестантов и несколь
ко охотников, доставлявших меха в государственную факторию, где царил то
лстяк-купец Порфирий Евдокимович Бирюков. Он-то и был настоящим хозяино
м Нерчинска. Он назначал цену, он представлял торговые интересы царя и ра
здавал водку. Одно это превращало его в полудержавного властелина.
Лобанов сразу же по прибытии нанес купцу официальный визит, осмотрел его
с ног до головы и проговорил спокойно:
Ц Послушай-ка ты, висельник! У тебя есть два варианта… или ты делаешь, что
я скажу, или я делаю то, что я хочу. Что выберешь?
Порфирий Евдокимович решал недолго и, глядя на деревянный протез полков
ника, уточнил:
Ц А разве это не одно и то же, отец любезноверный?
Ц В общем-то, нет. Если будешь делать, что я захочу, жизнь твоя будет споко
йна. А если я начну делать все, что мне заблагорассудится, будешь молить Го
спода Бога о каждой, выдавшейся спокойной, минутке.
Ц Лучше договориться, Ц дипломатично отозвался Бирюков.
Они выпили за дружбу четыре граненых стакана водки, находя друг друга кр
айне отвратительными рожами, но были готовы ужиться.
Женщин распределили по деревянным баракам. Там жили вольнопоселенцы, и э
то было сущей бедой. Эти помилованные, не имеющие права покидать Сибирь д
о конца жизни, большей частью были личностями криминальными, в свое врем
я «щипали» честных прохожих на темных улицах, занимались воровством и ду
шегубством. И вот теперь придется жить с ними под одной крышей, пока не буд
ут готовы их собственные дома, а на это нужно время.
Лобанов разрешил все проблемы одним только взмахом руки. Он велел созват
ь нерчинцев на площади перед торговой факторией. Подле лабаза Бирюкова п
олковник приказал поставить большие козлы. И когда все собрались на площ
ади, без лишних предисловий ткнул в них плетью.
Ц Кто из вас попробует нанести обиду этим женщинам, кто из вас украдет у
них хоть что-то, кто поведет себя хотя бы раз не как добрый христианин, тог
о я велю привязать к этим самым козлам и забью до смерти. Ясно?
Восемьдесят настороженных пар глаз наблюдали за Лобановым. А ведь он это
серьезно, читалось в этих взглядах. Он Ц тот человек, кто долго рассусоли
вать не любит, он действует. Братцы, рано или поздно нам придется убить его
, иначе Ц конец спокойной жизни. А пока Ц пусть поболтает…

На седьмую неделю после их приезда в Нерчинск появились первые два дома.
Дома Трубецких и Волконских. А потом, как грибы из-под земли, начали расти
и другие домишки, и другие женщины, а среди них и Ниночка, смогли перебрать
ся в новое жилище. Правда, перед ее переездом случилась одна неприятная и
стория. Собирая вещи, Мирон увидел, что из Ниночкиного багажа пропали два
медных котелка.
Ц Ну, что, друзья? Ц обратился Мирон к мужикам, жившим по соседству с ними
. Когда-то они постоянно нападали на почтовые кареты, а потому и были сосл
аны в Сибирь, где в конце концов женились на бурятках. Ц Вы, что, из-за каки
х-то котелков без ушей остаться хотите? А ведь я их вам как пить дать отреж
у, если котлов через час на месте не будет.
Котлов бывшие каторжники возвращать не собирались, а вот в лесу спрятали
сь.
О, Господи, не знали они Мирона Федоровича! Великан пошел по их следу, слов
но легавая, разыскал в овражке, и, когда они вздумали в него стрелять, свал
ился навзничь нарочно, вытаскивая из-под армяка пистолет. На это воришки
явно не рассчитывали, и нерчинские леса стали могилой для двух человек.
Об этом случае судачили долго. Вольнопоселенцы собрались на тайную сход
ку и решили не конфликтовать с «новыми», и даже помогли при постройке сле
дующих четырех домов.
Девятнадцатого ноября 1827 года домик Ниночки был окончательно готов. Бори
с сам работал на крыше, а потом ловко скатился по уже обледенелому дереву
прямо в объятия жены.
Ц Наш дом, Ц дрогнувшим голосом прошептал он. И они крепко обнялись.
Ц Давай же войдем, Борюшка, Ц немного робея, сказала Ниночка. Ц Разожже
м огонь. Наш первый огонек в очаге нашего дома. Я так счастлива, Борюшка!
Он кивнул, подхватил ее на руки и отнес в пока пустое, холодное, пахнущее д
еревом жилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29