Подхватывали цепи в руки, и шагалось им тогда
куда как легче.
Ц И что теперь? Ц спросил Борис.
Ц Нам Ц туда, дорогой вы мой, Ц Лобанов махнул рукой в сторону долины.
Ц Там, внизу, вновь начнутся почтовые ямы, появятся дворы постоялые. Мы и
так пять дней потеряли, Ц вздохнул полковник. Ц Все в обход, да в обход ид
ти-то приходилось.
Ц Это к чему? Ц насмешливо спросил Волконский. Ц Чтобы показать нам кр
асоты местного края?
Ц Те места, которые нам обходить пришлось, ныне неспокойны. Там вы могли
бы найти сочувствующих вам и вашему делу. Возможны были б столкновения. Т
ам поселения помилованных государем ссыльных. Да и владения Строгановы
х тоже там. Какой дурак поведет через те земли такой этап, как ваш?
В тот вечер полковник беспокойно метался по лагерю, все поглядывая на до
рогу. Он уже успел как-то привыкнуть к тому, что на приличном расстоянии з
а этапом следуют сани с женами мятежников. Но на этот раз их не было видно.
Пропали?!
Когда из долины подкралась ночь, Лобанов велел запрячь лошадей в сани и п
оехал на поиски. Но санного обоза так и не увидел, ни звука вообще не донос
илось до него. А потом издалека ветер принес тоскливый вой одинокого вол
ка.
Лобанову стало страшно. Нет, волки путницам были почти не опасны Ц на так
ой крупный обоз они нападать, вряд ли, что осмелятся. Да и возницы у дамоче
к хорошо вооружены. Но то, что их не видно, пугало…
Полковник вернулся в лагерь и послал на поиски пропавших казачий наряд.

Ц Как только вы их увидите, сразу же возвращайтесь. Им вас обнаруживать в
овсе даже не обязательно. Иначе еще чего доброго удумают, что мы о них бесп
окоимся. С дур-баб и не такое станется!
На следующий день пополудни Ц этап по приказу Лобанова шел в сей день на
удивление неторопливо Ц казаки заметили санный обоз с женами осужденн
ых. Они сразу же повернули коней и пустили их рысью. Лобанов вздохнул с вид
имым облегчением.
Ц Ладно, теперь пойдем на обычной скорости. Давай, гони! Сибирь сонным ра
спутехам не покорится!
Над головами маленьких лошадок свистнули плети, полозья со скрипом кати
ли по снегу. В Сибирь…
Когда женщины достигли перевала, они велели остановиться. Выбрались из с
аней и, как недавно их мужья, замирая сердцем, вглядывались в бескрайние л
еса.
Ц Давайте помолимся, Ц прошептала Мария Волконская, женщина набожная,
светящаяся изнутри потаенной неугасимой силой. Ц До сих пор Господь по
могал нам, поддерживал в трудные минуты. Да пребудет с нами милость его до
конца пути…
Они зажгли свечечки, поставили в снег и опустились на колени. А слуги на об
лучках сдернули лохматые треухи и перекрестились истово.
Склонив головы, тихонько молились женщины.
Ц Дай нам силы, Господи. Видишь, мы почти уж до Сибири добрались. Помоги на
м отогреть ее силой любви нашей… Помоги растопить снег ненависти и отчуж
дения…

… Одинокий безымянный странник остановился на краю горного выступа. Вот
он каков, Пояс Каменный!
Урал! Значит, и сюда он уже добрался. Скорбный дух не давал ему покоя. Он бро
сался на колени, выстаивал еще в Саровской обители долгие часы перед обр
азами, но лики молчали. Он должен был сделать что-то, что избавило бы его от
тяжелых дум и размышлений, осознания своей тяжелейшей вины и осознания н
еугодности Провидению…
А потому он шел в Сибирь, шел по следам двух страннейших обозов. Вся эта сн
ежная круговерть, непогода и завывания ветра напоминали одинокому путн
ику иную картину, иной гнев пробужденной стихии.
Он тогда в ботике прошел по черной воде Невы до маленького домика кровав
ого преобразователя России. Скромный маленький домик Петра притягивал
его взгляд. На старой замшелой березе возле самого домика висела икона Б
огоматери, висела высоко, метрах в трех от земли. Поговаривали, будто сам ц
арь Петр решил повесить икону на отметке, до которой доходила вода в силь
ные наводнения.
Он в задумчивости постоял перед иконой, перекрестился на темный суровый
лик Богоматери и словно бы по наитию оглянулся на воду. Черная вода как бу
дто крутилась водоворотом. Да что там, она текла вспять.
Он не испугался тогда, как не боялся и ныне снежной стихии, снежного безгр
аничного океана одиночества. Когда прибыл он тогда к себе, вода уже расте
калась по мостовым, опоздавшие экипажи проезжали, взбивая брызги воды, с
ловно стеклянные крылья. Волны с моря шли сплошной полосой, заливая набе
режные, сталкивая лодочки и суда, унося с собой деревья и вырванные с корн
ем кустарники. Мороз тоже валит деревья. И смерть на морозе так же страшна
, как и в обезумевшей воде.
Он смотрел с балкона на разбушевавшуюся черную воду, усыпанную обломкам
и, деревьями, телами первых погибших, и со страхом думал, что лишь из-за одн
ого него наслал Господь бедствие на столицу страны. И искал, искал в душе с
воей вины.
Ударила очередная волна, вышибла двери парадного входа, и он со страхом у
видел вплывавший в двери большой полусгнивший деревянный крест. Стерши
еся вырезанные неумелым художником надписи на кресте резко выделяли то
лько несколько букв Ц А и Р, слегка покосившиеся на сторону.
Словно само Провидение посылало ему этот символ смерти.
Отречься, уйти, если Бог так рьяно указывает на его грехи, если посылает од
но за другим знамения. Уйти старцем с посохом за плечами. Уйти, как покаять
ся, чтобы спасти свою бессмертную душу. Уйти в Сибирь…
Поправил котомку за плечами и побрел вслед за теми, для кого его уход обер
нулся трагедией.

ГЛАВА 9

Переход через Каменный Пояс к низовьям реки Тобол был просто мучителен.

Сани переворачивались, еще несколько лошадей пало от истощения, одна из
дам сломала руку, а Мирон Федорович без конца ссорился с другими кучерам
и, страшившимися продолжать этот спуск в преисподнюю. Они боялись тайги,
почти теряя рассудок от недобрых предчувствий: отсюда им уж никогда не в
ернуться в родные края!
Теперь оба обоза ехали вплотную друг к другу. И, казалось, что все они, даже
женщины, идут по этапу. Длинная цепочка саней змеилась к Тоболу в окружен
ии конных казаков.
Они ехали по тем землям, где здорово пошаливали разбойнички. Почти кажду
ю неделю здесь пропадал то один, то другой купеческий обоз. Полковник Лоб
анов волновался: ведь он перевозил в Сибирь не одних только мятежных дек
абристов, но и три ящика, доверху набитые царскими червонцами, назначенн
ыми на строительство новой колонии на юге сибирских земель, нового опорн
ого пункта империи, заселенного бывшими заключенными острогов.
Ц Будет лучше, если мы станем держаться друг друга, сударыни, Ц обратил
ся Лобанов к женщинам, пока казаки разбивали последний перед Тобольском
лагерь. Ц Я и так превышаю данные мне государем полномочия, мне бы следов
ало гнать вас как можно дальше от каторжан, да что с того проку! Царь-то дал
еко. Я только об одном прошу вас: никаких контактов с вашими мужьями! Никак
их там сближений и разговоров. Не злоупотребляйте моей добротой, сударын
и. Она тоже Ц увы! Ц не безгранична.
Оказалось, что Лобанов был куда великодушнее, чем и сам хотел казаться. По
сле Тобольска он выделил свежих лошадей на все сани, пополнил запасы про
вианта, кое-что добавил лично от себя, а потом позволил, чтоб на полевой их
кухоньке не только солдаты хозяйничали, но и женщины. И на больших лагерн
ых кострах зашкворчало что-то особенно вкусное, задымились котлы с супо
м. И даже казаки весело причмокивали губами:
Ц Давно мы так славно не едали! Вот ведь как вкусно! Словно на святые праз
дники!
На каждой стоянке солдаты и ссыльные выстраивались в длинную очередь, де
ржа в руках котелки, ждали своего череда около божественно пахнущего кот
ла. Во главе этой очереди становился полковник Лобанов, с усмешкой приго
варивавший каждый раз одно и то же:
Ц Вот сия вкуснятина может меня даже с Сибирью примирить. Ниночка Павло
вна, а подайте мне порцию побольше этой вашей удивительной каши. Ох, пресв
ятые угодники, да вы ж меня на старости лет в обжору превратите!
Ну, и как в такой обстановке не переброситься парой слов с любимыми? Вот то
лько, что, что сказать им? Просто заглянуть в глаза и спросить вечное: «Как
ты? Железа не натирают? Голову выше, дорогой! Коли мы будем вместе, нам и тай
га не страшна. Терпи, путь нам долгий отмеряй. Кто знает, может, прибудем на
место, а там уж курьер царский дожидается, чтоб в Петербург вернуть».
Всякий раз говорилось одно и то же, но даже самые затасканные слова вдыха
ли в измученных людей новые силы. Потому что за занавесом слов стояла люб
овь, невероятная, нерушимая любовь, преодолевшая горе и страдания и не ст
рашившаяся самой смерти.

Почти всю первую половину дороги в Сибирь князь Трубецкой ни на что не об
ращал внимания. Его спутники снова и снова спорили о том, стоило ли им вооб
ще выходить на Сенатскую площадь, обвиняли его чуть ли не в измене и преда
тельстве, говорили, что он, согласившийся стать диктатором восставших, н
е выдержал своей роли, испугался…
Князю Трубецкому не было дела ни до чего. Все стояло и стояло перед ним мил
ое Катенькино лицо, ее подернутые влагой слез глаза, нежные щеки, прихвач
енные сейчас морозцем, ее пухлые по-детски губы и он ругал себя за то, что н
е успел на воле вдосталь нацеловать эти губы и щеки. Как он жалел сейчас, ч
то был всегда немного сдержан и холодноват, что не слишком баловал свою К
атеньку. Он прекрасно понимал, что вышла она за него не по страстной любви
, и только теперь увидел всю ее. Увидел, какой любовью и смирением проникну
ты все ее помыслы, как любит она самое несчастье свое, как стремилась она т
огда проникнуть в крепость и быть вместе в самые горькие для него минуты.
Вот и сейчас она, милая, рядом. Никогда и не предполагал князь Трубецкой та
кой преданности и верности, никогда не понимал ее души, доступной лишь гл
убокому искреннему чувству преданности, верности и любви.
Теперь князю казалось, что он всегда был немного эгоистом, что женился он
по страстной любви, не слишком-то обращая внимания на ответное чувство, н
о теперь понял, что Бог соединил его с Катенькой недаром, что в горе увидел
он, каким сокровищем вознаградил его Творец.
«За что милость Твоя, Господи, мне, презренному, Ц думал он, стоя в очереди
за хлебом. Ц За что эта женщина может быть так верна и преданна мне, чем за
служил я благодать эту?»
Она вложила в его загрубевшие руки краюху черного хлеба, ласково сжала н
а мгновение пальцы и прошептала:
Ц Держись, друг мой…
И он не слышал ничего, кроме звуков этого голоса, не слышал, что говорили е
го спутники по несчастью, ржавый стук кандалов не отвлекал его от своих д
ум. Тих и задумчив был князь Трубецкой во все время пути…
Ц Держись, друг мой…

Они добрались до Томска, миновали Вашнюянские болота, ехали по бескрайни
м лесам, пробирались по льду богатырши Оби и, наконец, попали в те земли, гд
е жили киргизы, дикие, с раскосыми глазами и желтоватыми широкоскулыми л
ицами. Дикари оказались добродушны и на редкость гостеприимны. Они обним
али ссыльнокаторжан, называя их братьями, и воровали по ночам все, что пло
хо лежало и просто случайно попадало им под руку. Полковник Лобанов быст
ро понял, что коли дело пойдет так и дальше, очень скоро им самим придется
впрягаться в сани. А потому велел прихватить с собой с десяток киргизов.

Ц За каждую покражу я велю расстреливать одного из них! Ц рявкнул он на
местных жителей. Ц А когда пристрелим десятого, велю еще новых привести,
ясно?! Воруйте вон у Строгановых, хоть колбасу с бутерброда. У них всего на
валом. А нас трогать не сметь, мы Ц бедные солдаты.
Киргизы о чем-то посовещались друг с другом. И на следующий день привезли
заключенным сухое мясо, рыбу и горшочки с засоленными овощами.
Ц Вот видите, сударыни, Ц довольным тоном заметил Лобанов, когда на ужи
н ему подали жаркое с тушеной капустой. Ц Все это Ц тоже Сибирь. Здесь у л
юдей душа широкая… и на добрые дела, и на злые.

В тот вечер, на переходе между Кизой и Моховской, неподалеку от великой ре
ки Енисея, Ниночка и Борис прихотью судьбы впервые за все это долгое врем
я свиделись наедине друг с другом. Река замерзла не вся. Лобанов разослал
казачьи патрули вдоль русла ее на поиски деревни, жители которой бы пока
зали этапу, где можно безбоязненно переправиться через Енисей.
Почтовый двор, где они остановились, был совершенно пуст и заброшен Ц не
что совсем уж необычное. Станционный смотритель с тоски и отчаяния запис
ал в конторской книге:
«Девятое февраля 1827 года. Бог с ними, кто стремится в эти края. А я уж более не
выдержу этого бытия. Я рыдаю от одиночества, боюсь, что скоро потеряю расс
удок мой окончательно. Простите меня все Ц но я иду туда, где еще есть люд
и. С собой забираю четырех лошадей. Последних живых существ я видел четыр
надцать дней назад. Кто же выдержит такое одиночество, год за годом, год за
годом? Да смилуется надо мной Господь, я Ц человек неплохой, я просто отч
аялся…»
Ц Отчаялся он! И вот в результате мы здесь и даже не знаем, что делать! Ц Л
обанов, прочитав это письмо, перешел на яростный крик. Ц Перед нами Енисе
й, и никто не сможет сказать нам, как мы переберемся на другой берег. Болва
н сбежавший! Кто становится почтмейстером на сибирских просторах, долже
н уж соображать, что его здесь ожидает!
И вот сейчас, незадолго до прихода усталой ночи, Ниночка отправилась на п
оиски Бориса. Она разыскала его за грузовыми санями. Тугай стоял подле не
большого деревянного чурбака и колол дрова для лагерных костров. Увидев
Ниночку, Борис отбросил в сторону топор и качнулся в сторону жены.
Ц Ниночка… Ц прошептал он.
Ц Борюшка…
Они кинулись друг к другу в объятия, они целовались, как сумасшедшие. Вече
р был пронизывающе-ледяным. С севера задувал яростный ветер, бросался в л
ицо снегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29