https://wodolei.ru/catalog/accessories/dozator-myla/vstraivaemyj/
..
Больше мы ничего сказать не успели: у ворот раздался звонок. Я подскочил и посмотрел на док-торишку.
— Постой, не выходи...
Я подкрался к окну и увидел перед воротами двух человек. По их виду можно было без труда определить их профессию.
До сих пор я еще надеялся, что обстановка в районе мало-помалу успокоится; но, как видно, жандармы решили не останавливаться на полпути и довести поиски до конца. Они методично прочесывали квартал за кварталом, высматривая мою машину.
— Ну? — проговорил врач. — Клиент, что ли?
— Два клиента, — поправил я. — Ко мне... Легавые нетерпеливо зазвонили снова.
Обычно я сразу придумывал, как организовать оборону, но на этот раз растерялся. Голова была совершенно пустой. Смерть Сказки выкачала из меня все силы и мысли,
Обуэн приблизился к окну и посмотрел.
— Полиция? — спросил он.
— Похоже.
— Что будете делать? Я не ответил.
— Капут, — сказал он, — я слышал, что вы говорили этой женщине, прежде чем ее застрелить. Во имя ее памяти — будьте хоть сколько-нибудь благоразумным; сдавайтесь и не добавляйте новых трупов к черному списку, который за вами тянется.
Я ухмыльнулся.
— Ага, и мне тут же отстригут башку. Он потрясенно посмотрел на меня.
— Как вы не понимаете, что настала ваша очередь расплачиваться?
— А вам, доктор, пора бы понять, что, я давно живу по волчьим законам...
Незаметно для себя я снова начал называть его на "вы", потому что теперь в моих глазах он стал сильнее меня.
Полицейские толкнули.....ворота и вошли во двор.
Когда они дойдут до угла дома, то увидят черную машину, и этим нее будет сказано..
В этот'момент я словно очнулся, и ко мне вдруг вернулось былое чувство экспромта.
— Откройте дверь, спросите, чего им надо, и скажите, что ничего такого не замечали, понятно? Если сдадите меня — получите пулю в спину...
Я был вынужден вверить ему свою судьбу. Это был мой самый последний шанс,
Я отпер дверь и спрятался за ней. Врач шагнул вперед... Я смотрел на него сквозь щель, оставшуюся между дверью и стеной.
— Чем могу служить, господа?
— Полиция!
Теперь я видел в профиль одного из легавых. Он был высокий, хмурый, со светлыми усами. Второй стоял где-то позади него.
— Вы и есть доктор?
— Да.
— Мы ищем опасного преступника, который прячется где-то в вашем квартале... Одна женщина видела, как утром к вам во двор заезжала черная машина. Это верно?
— Верно, на ней мне привозили пострадавшего...
— Вы ничего подозрительного не заметили?
— Нет-нет, ничего...
— Что это был за пострадавший?
— Строитель, упал с лесов...
— Какого возраста?
— Лет пятидесяти.
Док был настоящим чемпионом по брехне! Я мысленно восхвалял его находчивость. Кто знает, может быть, потом ему за это не поздоровится...
— Ладно, доктор, извините.
— Пожалуйста...
Полицейские ушли; врач вернулся в дом и запер дверь.
— Что, натерпелись страху? — проворчал он.
— Кто — я?!
— Да ладно: вы весь зеленый, как неоновая вывеска на аптеке...
— Просто я себя хреново чувствую. Это от раны...
— Ах да, кстати.,. Идемте в кабинет.
— Нет...
Я не хотел смотреть на Сказку. Она была мертва, и ре-альность этого факта меня ужасала. Мне казалось, что, увидев ее, я грохнусь в обморок, как девчонка-цветочница.
— Ладно, тогда подождите здесь,..
Вскоре он вернулся и принес кучу всякого барахла, в том числе шприц. Он вскрыл какую-то ампулу и наполнил его; он был спокоен, только губы его оставались белыми, как воск.
— Колоть будете?
— Придется.
— На кой черт?
— Это антибиотик. Ваша рана сильно инфицирована...
— О'кей...
Я засучил рукав, и он протер мне предплечье эфиром. Когда он уже собирался вогнать иглу, я оттолкнул его, подобрал пустую ампулу и прочел на этикетке: "Пентотал".
Во мне вспыхнула злость.
— Ах ты, сука, вот, значит, какие у тебя антибиотики?! Обуэн опустил голову.
— Хотел меня усыпить, да, паршивец? А потом позвонить этим дяденькам, и им осталось бы только дождаться, пока я проснусь?
Я влепил ему пару звучных пощечин.
— Вот тебе, для румянца!
Румянец у него действительно появился.
— Ну, давайте, убейте меня! У вас, похоже, этим всегда кончается!
Странное дело: я не испытывал ни малейшего желания отправлять его на тот свет.
— Нет, поганец, живи: ты еще пригодишься хворому человечеству... Сегодня у меня день раздачи подарков!
Тут я резко обернулся: оконное стекло разлетелось вдребезги, и из-за него на меня смотрел автоматный ствол.
Чей-то голос заорал:
— Руки вверх, Капут, или ты мертв!
— От этого я и пытался вас уберечь... — пробормотал докторишка.
— Это ты их предупредил?
— Одними глазами, — признался он.
Всегда одно и то же! От людей помощи не жди. Какое-то время они еще пытаются войти в положение и уже
вроде бы готовы тебе подыграть, но нет — не могут устоять перед обаянием легашей.
Я поднял руки, но внезапно схватил врача за плечи и развернул, прикрываясь им от автомата.
— Отпустите врача!
— Хрен вам!
Дверь распахнулась, и в псе ворвался тот высокий полицейский со светлыми усами. Я поднял пушку над плечом доктора и выстрелил. Усач рухнул: я убил его на месте. Крепко прижимая к себе трясущегося врача, я попятился к лестнице... У ее подножия я отпустил парим и ринулся наверх... В три прыжка я очутился на втором этаже. Там начиналась другая, более узкая лестница. Я стал карабкаться по ней.
Третий этаж оказался чердаком. Я вбежал туда И запер за собой дверь на засов.
На этот раз я был загнан, пойман, готов, уже мертв!
Я толкнул за подпорку чердачное окно... Дом дрожал от бешеного галопа. По лестнице валил наверх целый отряд. Один рывок — и я выбрался на черепичную крышу, полуголый и без единого гроша в кармане. Мои миллионы испарились за какие-нибудь несколько часов. Последние доллары остались в той одежде, которую я повесил сушиться у плиты...
Я побежал по черепице, и снизу мне сразу начали слать горячий свинец. Я заскочил за дымоходную трубу.,.
Крыша соседнего дома была метрах в четырех от края; она располагалась чуть пониже моей. Прыгать было рискованно: не только из-за четырехметрового расстояния, но еще и потому, что скаты той крыши были намного круче.
Я разбежался короткими, быстрыми шагами, но в момент прыжка ржавый карниз просел под моим весом, и я полетел в пустоту.
Я понял: это конец. Полет обещал быть впечатляющим: десять метров, свободного падения и приземление на мостовую — это очень помогает от ломоты в суставах.
Но вышло иначе: на улочке ремонтировали канализацию, и по чистой случайности, которую, кроме как чудесной, и назвать-то нельзя, я грохнулся на огромную кучу песка. Удар был жестоким: мне показалось, что мои ноги вогнало в грудь. Однако я быстро обнаружил, что ничего не сломал.
Не теряя время на подсчет своих запчастей, я рванулся вперед, к концу улицы. Мое падение осталось незамеченным, и легавые, скорее всего, решили,
что мне удалось перемахнуть черен пропасть, потому что я исчез из их ноля зрения.
Улочка выходила на пустырь, посреди которого началось строительство отличного многоквартирного дома. Нижние этажи были уже готовы... Странное дело: вокруг не оказалось ни одной живой души. Я вспомнил, что сегодня суббота и у строителей выходной.
Я побежал к дому, надеясь спрятаться там. Но он был плохим убежищем: полицейские мигом заявятся на стройку и прищучат меня здесь. Тем более что человек, бегущий по пустырю в неглиже, не может не привлечь внимания прохожих. А на открытом месте меня заловят еще быстрее... Задыхаясь, я в отчаянии огляделся по сторонам. И только тогда наконец заметил то, что должно было сразу броситься в глаза: гигантский подъемный кран, возвышавшийся рядом с недостроенной многоэтажкой. И я решил, что кабина крановщика будет надежным укрытием, откуда я смогу (еще бы!) наблюдать за ходом событий.
Поблизости по-прежнему никто не появлялся. Проворно, как обезьяна на пальму, я начал карабкаться по металлическим скобам на башню крана и в два счета достиг круглого люка, ведущего в застекленную кабину. Стекла были грязные, и все же, вознесясь над всем этим грязным и облезлым поселком, я мог видеть очень далеко. Я встал на колени, чтобы меня не увидели снизу, но на стройке было все так же безлюдно. Со своей высоты я прекрасно видел дом врача. Его сад казался совсем крошечным. Вокруг дома рыскали полицейские, точь-в-точь как молодые охотничьи псы, которых тренируют в парке, нарисовав на траве замысловатые вензеля куском сырого мяса.
На соседних улочках тоже царила суета. В район понаехала куча полицейских фургонов, а на выездах я различил заграждения.
Лучше всего было пересидеть в этом скворечнике всю ночь и весь следующий день. Если к следующей ночи меня не найдут, с наступлением темноты можно будет двигать дальше. До тех пор мне нечего будет жрать, но я Об этом не думал: такое испытание было мне по силам.
Ладно, но что потом? Что я смогу предпринять, на что могу надеяться, выходя в город без рубашки и без денег? Мне чудилось, что жизнь начинается сначала, что мать еще раз родила меня на свет, на этот раз калекой, да таким и бросила.
Внезапно мое внимание привлекла машина скорой помощи, въезжающая к врачу во двор. Полицейские в форме достали оттуда двое носилок и пошли в дом пожинать плоды моего труда.
Первым вынесли убитого жандарма, потом — Сказку. Я увидел ее с высоты, хрупкую, лежащую на темном брезенте, и у меня сжалось сердце.
Я качнулся вперед, стоя на коленях на металлическом полу кабины, и ударился лбом о круглые стальные заклепки.
— Сказка, Сказка, — шептал я, — не оставляй меня...
Но я чувствовал, что теперь одинок и всеми проклят...
Я еще долго смотрел, как копошатся на улицах полицейские. Они пришли на пустырь, облазили всю стройку, но ни один не подумал о кране... С точки зрения психологии было совершенно невозможно предположить, чтобы загнанный полуголый человек спрятался здесь, наверху. Эти бравые зуболомы не могли представить, что отчаявшийся беглец полезет по железным скобам на тридцатиметровую высоту...
Мало-помалу в поселке вновь воцарилось спокойствие. Полицейские фургоны разъехались один за другим, и с дорог убрали заслоны. Только на улочках еще виднелись полицейские мундиры. Немало ищеек готовилось провести сегодняшнюю ночь на свежем воздухе, позвонив своим женам, чтобы к ужину не ждали...
С наступлением вечера я почувствовал, что меня сковывает противный холод. Зубы мои стучали... Ночь обещала быть суровой в первую очередь для меня.
Я осмотрел свою кабину. Она была небольшой. Со стороны подъемника располагался ящик с наклонной, как у школьной парты, крышкой. В нем лежали испачканный мазутом синий рабочий комбинезон, пустой холщовый мешок, инструменты и треть бутылки красного вина...
Я надел комбинезон (оказавшийся мне слишком тесным), расстелил на полу мешок и высосал все, что оставалось в бутылке. Вино оказалось кислой грошовой бормотухой.
Я долго смотрел в темно-синее небо, набитое черными тучами, прежде чем погрузиться в тяжелое оцепенение, которое заменило мне сон.
Мне приснилась вереница жутких кошмаров. Я видал мертвую Сказку с той белой повязкой на голове , чувствовал холодный вкус ее губ. Меня бил озноб. Порой мне снилось, что я сижу в корзине воздушного шара, который с головокружительной быстротой поднимается в небо, и с ужасом смотрю, как тросы корзины рвутся один за другим. Я проснулся в такой лихорадке, что почти не мог дышать.
Слегка изогнувшись, я смог разглядеть свою рану. Она стала фиолетовой, и вокруг нее проступила подозрительная паутина из синих прожилок.
Я тянул не меньше чем на сорок градусов. В глазах двоилось... Уже рассвело, и я, продираясь сквозь забытье, гадал, что же это меня разбудило. Я помнил, это было что-то реальное, конкретное.
По всему подъемному крану пробегала слабая ритмичная дрожь. Я приблизил лицо к люку и увидел десятилетнего шпингалета, который быстро спускался по скобам. Внизу его ждали, задрав головы, четверо или пятеро дружков.
Что это могло значить?
Мальчишка, который лазил на кран, спрыгнул на землю и воскликнул:
— Эй, пацаны! Там, наверху, мужик сидит! Спорим — это его полиция ищет...
— Капут! — подхватил другой. Компания унеслась, как стая воробьев.
Итак, эти поганцы играли на стройке в войну и случайно раскрыли мой секрет... Мне опять предстояло уносить ноги... Куда могла привести меня эта гонка? Имело ли смысл продолжать эту бесконечную игру в прятки? Наверное — нет. Но моя жизнь строилась уже не на здравом смысле.
Теперь мне уже полагалось оправдывать легенду — и не только для других, а и для самого себя. Я должен был идти до конца.
Я помотал головой. Боже мой, до чего мне было хреново! Я свесил ноги в люк, стараясь не смотреть вниз, чтобы обмануть дурноту. Я говорил себе, что нужно двигаться, действовать, что размявшись, я сразу почувствую себя лучше.
Неуклюже, как пьяный, я начал спускаться по железным ступенькам и наконец почувствовал под ногами твердое, надежное основание крана.
— Так, хорошо,— прошептал я самому себе.— А теперь ходу, сынок! Беги, сколько выдержишь, — а там будь что будет!
Я побежал. Меня заносило и болтало из стороны в сторону; дыхание все учащалось. У меня горела нога, пылало лицо, пекло в груди...
— Быстрее, Капут! Ну, постарайся... Быстрее. Быстрее... БЫСТРЕЕ!
За стройкой начиналась оживленная улица. Люди в выходных костюмах удивленно таращились на меня. Я все бежал, хромая и зажимая ладонью свое порченое бедро.
Я добрался до шоссе... Я достаточно долго изучал окрестности из кабины крана и теперь держал примерный план поселка в голове. Поэтому бежал я не то чтобы наугад: я знал, что справа от шоссе расположена заправочная станция, на которую заезжают очень часто. Значит, можно было надеяться свистнуть там машину.
Подходящая машина там, кстати, уже была: отличный, совершенно новый спортивный автомобиль. Ее хозяин стоял сзади; он дал заправщику десятитысячный билет и ожидал сдачу.
Я обошел станцию кругом, чтобы приблизиться к машине с другой стороны, и увидел, что в машине сидит женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Больше мы ничего сказать не успели: у ворот раздался звонок. Я подскочил и посмотрел на док-торишку.
— Постой, не выходи...
Я подкрался к окну и увидел перед воротами двух человек. По их виду можно было без труда определить их профессию.
До сих пор я еще надеялся, что обстановка в районе мало-помалу успокоится; но, как видно, жандармы решили не останавливаться на полпути и довести поиски до конца. Они методично прочесывали квартал за кварталом, высматривая мою машину.
— Ну? — проговорил врач. — Клиент, что ли?
— Два клиента, — поправил я. — Ко мне... Легавые нетерпеливо зазвонили снова.
Обычно я сразу придумывал, как организовать оборону, но на этот раз растерялся. Голова была совершенно пустой. Смерть Сказки выкачала из меня все силы и мысли,
Обуэн приблизился к окну и посмотрел.
— Полиция? — спросил он.
— Похоже.
— Что будете делать? Я не ответил.
— Капут, — сказал он, — я слышал, что вы говорили этой женщине, прежде чем ее застрелить. Во имя ее памяти — будьте хоть сколько-нибудь благоразумным; сдавайтесь и не добавляйте новых трупов к черному списку, который за вами тянется.
Я ухмыльнулся.
— Ага, и мне тут же отстригут башку. Он потрясенно посмотрел на меня.
— Как вы не понимаете, что настала ваша очередь расплачиваться?
— А вам, доктор, пора бы понять, что, я давно живу по волчьим законам...
Незаметно для себя я снова начал называть его на "вы", потому что теперь в моих глазах он стал сильнее меня.
Полицейские толкнули.....ворота и вошли во двор.
Когда они дойдут до угла дома, то увидят черную машину, и этим нее будет сказано..
В этот'момент я словно очнулся, и ко мне вдруг вернулось былое чувство экспромта.
— Откройте дверь, спросите, чего им надо, и скажите, что ничего такого не замечали, понятно? Если сдадите меня — получите пулю в спину...
Я был вынужден вверить ему свою судьбу. Это был мой самый последний шанс,
Я отпер дверь и спрятался за ней. Врач шагнул вперед... Я смотрел на него сквозь щель, оставшуюся между дверью и стеной.
— Чем могу служить, господа?
— Полиция!
Теперь я видел в профиль одного из легавых. Он был высокий, хмурый, со светлыми усами. Второй стоял где-то позади него.
— Вы и есть доктор?
— Да.
— Мы ищем опасного преступника, который прячется где-то в вашем квартале... Одна женщина видела, как утром к вам во двор заезжала черная машина. Это верно?
— Верно, на ней мне привозили пострадавшего...
— Вы ничего подозрительного не заметили?
— Нет-нет, ничего...
— Что это был за пострадавший?
— Строитель, упал с лесов...
— Какого возраста?
— Лет пятидесяти.
Док был настоящим чемпионом по брехне! Я мысленно восхвалял его находчивость. Кто знает, может быть, потом ему за это не поздоровится...
— Ладно, доктор, извините.
— Пожалуйста...
Полицейские ушли; врач вернулся в дом и запер дверь.
— Что, натерпелись страху? — проворчал он.
— Кто — я?!
— Да ладно: вы весь зеленый, как неоновая вывеска на аптеке...
— Просто я себя хреново чувствую. Это от раны...
— Ах да, кстати.,. Идемте в кабинет.
— Нет...
Я не хотел смотреть на Сказку. Она была мертва, и ре-альность этого факта меня ужасала. Мне казалось, что, увидев ее, я грохнусь в обморок, как девчонка-цветочница.
— Ладно, тогда подождите здесь,..
Вскоре он вернулся и принес кучу всякого барахла, в том числе шприц. Он вскрыл какую-то ампулу и наполнил его; он был спокоен, только губы его оставались белыми, как воск.
— Колоть будете?
— Придется.
— На кой черт?
— Это антибиотик. Ваша рана сильно инфицирована...
— О'кей...
Я засучил рукав, и он протер мне предплечье эфиром. Когда он уже собирался вогнать иглу, я оттолкнул его, подобрал пустую ампулу и прочел на этикетке: "Пентотал".
Во мне вспыхнула злость.
— Ах ты, сука, вот, значит, какие у тебя антибиотики?! Обуэн опустил голову.
— Хотел меня усыпить, да, паршивец? А потом позвонить этим дяденькам, и им осталось бы только дождаться, пока я проснусь?
Я влепил ему пару звучных пощечин.
— Вот тебе, для румянца!
Румянец у него действительно появился.
— Ну, давайте, убейте меня! У вас, похоже, этим всегда кончается!
Странное дело: я не испытывал ни малейшего желания отправлять его на тот свет.
— Нет, поганец, живи: ты еще пригодишься хворому человечеству... Сегодня у меня день раздачи подарков!
Тут я резко обернулся: оконное стекло разлетелось вдребезги, и из-за него на меня смотрел автоматный ствол.
Чей-то голос заорал:
— Руки вверх, Капут, или ты мертв!
— От этого я и пытался вас уберечь... — пробормотал докторишка.
— Это ты их предупредил?
— Одними глазами, — признался он.
Всегда одно и то же! От людей помощи не жди. Какое-то время они еще пытаются войти в положение и уже
вроде бы готовы тебе подыграть, но нет — не могут устоять перед обаянием легашей.
Я поднял руки, но внезапно схватил врача за плечи и развернул, прикрываясь им от автомата.
— Отпустите врача!
— Хрен вам!
Дверь распахнулась, и в псе ворвался тот высокий полицейский со светлыми усами. Я поднял пушку над плечом доктора и выстрелил. Усач рухнул: я убил его на месте. Крепко прижимая к себе трясущегося врача, я попятился к лестнице... У ее подножия я отпустил парим и ринулся наверх... В три прыжка я очутился на втором этаже. Там начиналась другая, более узкая лестница. Я стал карабкаться по ней.
Третий этаж оказался чердаком. Я вбежал туда И запер за собой дверь на засов.
На этот раз я был загнан, пойман, готов, уже мертв!
Я толкнул за подпорку чердачное окно... Дом дрожал от бешеного галопа. По лестнице валил наверх целый отряд. Один рывок — и я выбрался на черепичную крышу, полуголый и без единого гроша в кармане. Мои миллионы испарились за какие-нибудь несколько часов. Последние доллары остались в той одежде, которую я повесил сушиться у плиты...
Я побежал по черепице, и снизу мне сразу начали слать горячий свинец. Я заскочил за дымоходную трубу.,.
Крыша соседнего дома была метрах в четырех от края; она располагалась чуть пониже моей. Прыгать было рискованно: не только из-за четырехметрового расстояния, но еще и потому, что скаты той крыши были намного круче.
Я разбежался короткими, быстрыми шагами, но в момент прыжка ржавый карниз просел под моим весом, и я полетел в пустоту.
Я понял: это конец. Полет обещал быть впечатляющим: десять метров, свободного падения и приземление на мостовую — это очень помогает от ломоты в суставах.
Но вышло иначе: на улочке ремонтировали канализацию, и по чистой случайности, которую, кроме как чудесной, и назвать-то нельзя, я грохнулся на огромную кучу песка. Удар был жестоким: мне показалось, что мои ноги вогнало в грудь. Однако я быстро обнаружил, что ничего не сломал.
Не теряя время на подсчет своих запчастей, я рванулся вперед, к концу улицы. Мое падение осталось незамеченным, и легавые, скорее всего, решили,
что мне удалось перемахнуть черен пропасть, потому что я исчез из их ноля зрения.
Улочка выходила на пустырь, посреди которого началось строительство отличного многоквартирного дома. Нижние этажи были уже готовы... Странное дело: вокруг не оказалось ни одной живой души. Я вспомнил, что сегодня суббота и у строителей выходной.
Я побежал к дому, надеясь спрятаться там. Но он был плохим убежищем: полицейские мигом заявятся на стройку и прищучат меня здесь. Тем более что человек, бегущий по пустырю в неглиже, не может не привлечь внимания прохожих. А на открытом месте меня заловят еще быстрее... Задыхаясь, я в отчаянии огляделся по сторонам. И только тогда наконец заметил то, что должно было сразу броситься в глаза: гигантский подъемный кран, возвышавшийся рядом с недостроенной многоэтажкой. И я решил, что кабина крановщика будет надежным укрытием, откуда я смогу (еще бы!) наблюдать за ходом событий.
Поблизости по-прежнему никто не появлялся. Проворно, как обезьяна на пальму, я начал карабкаться по металлическим скобам на башню крана и в два счета достиг круглого люка, ведущего в застекленную кабину. Стекла были грязные, и все же, вознесясь над всем этим грязным и облезлым поселком, я мог видеть очень далеко. Я встал на колени, чтобы меня не увидели снизу, но на стройке было все так же безлюдно. Со своей высоты я прекрасно видел дом врача. Его сад казался совсем крошечным. Вокруг дома рыскали полицейские, точь-в-точь как молодые охотничьи псы, которых тренируют в парке, нарисовав на траве замысловатые вензеля куском сырого мяса.
На соседних улочках тоже царила суета. В район понаехала куча полицейских фургонов, а на выездах я различил заграждения.
Лучше всего было пересидеть в этом скворечнике всю ночь и весь следующий день. Если к следующей ночи меня не найдут, с наступлением темноты можно будет двигать дальше. До тех пор мне нечего будет жрать, но я Об этом не думал: такое испытание было мне по силам.
Ладно, но что потом? Что я смогу предпринять, на что могу надеяться, выходя в город без рубашки и без денег? Мне чудилось, что жизнь начинается сначала, что мать еще раз родила меня на свет, на этот раз калекой, да таким и бросила.
Внезапно мое внимание привлекла машина скорой помощи, въезжающая к врачу во двор. Полицейские в форме достали оттуда двое носилок и пошли в дом пожинать плоды моего труда.
Первым вынесли убитого жандарма, потом — Сказку. Я увидел ее с высоты, хрупкую, лежащую на темном брезенте, и у меня сжалось сердце.
Я качнулся вперед, стоя на коленях на металлическом полу кабины, и ударился лбом о круглые стальные заклепки.
— Сказка, Сказка, — шептал я, — не оставляй меня...
Но я чувствовал, что теперь одинок и всеми проклят...
Я еще долго смотрел, как копошатся на улицах полицейские. Они пришли на пустырь, облазили всю стройку, но ни один не подумал о кране... С точки зрения психологии было совершенно невозможно предположить, чтобы загнанный полуголый человек спрятался здесь, наверху. Эти бравые зуболомы не могли представить, что отчаявшийся беглец полезет по железным скобам на тридцатиметровую высоту...
Мало-помалу в поселке вновь воцарилось спокойствие. Полицейские фургоны разъехались один за другим, и с дорог убрали заслоны. Только на улочках еще виднелись полицейские мундиры. Немало ищеек готовилось провести сегодняшнюю ночь на свежем воздухе, позвонив своим женам, чтобы к ужину не ждали...
С наступлением вечера я почувствовал, что меня сковывает противный холод. Зубы мои стучали... Ночь обещала быть суровой в первую очередь для меня.
Я осмотрел свою кабину. Она была небольшой. Со стороны подъемника располагался ящик с наклонной, как у школьной парты, крышкой. В нем лежали испачканный мазутом синий рабочий комбинезон, пустой холщовый мешок, инструменты и треть бутылки красного вина...
Я надел комбинезон (оказавшийся мне слишком тесным), расстелил на полу мешок и высосал все, что оставалось в бутылке. Вино оказалось кислой грошовой бормотухой.
Я долго смотрел в темно-синее небо, набитое черными тучами, прежде чем погрузиться в тяжелое оцепенение, которое заменило мне сон.
Мне приснилась вереница жутких кошмаров. Я видал мертвую Сказку с той белой повязкой на голове , чувствовал холодный вкус ее губ. Меня бил озноб. Порой мне снилось, что я сижу в корзине воздушного шара, который с головокружительной быстротой поднимается в небо, и с ужасом смотрю, как тросы корзины рвутся один за другим. Я проснулся в такой лихорадке, что почти не мог дышать.
Слегка изогнувшись, я смог разглядеть свою рану. Она стала фиолетовой, и вокруг нее проступила подозрительная паутина из синих прожилок.
Я тянул не меньше чем на сорок градусов. В глазах двоилось... Уже рассвело, и я, продираясь сквозь забытье, гадал, что же это меня разбудило. Я помнил, это было что-то реальное, конкретное.
По всему подъемному крану пробегала слабая ритмичная дрожь. Я приблизил лицо к люку и увидел десятилетнего шпингалета, который быстро спускался по скобам. Внизу его ждали, задрав головы, четверо или пятеро дружков.
Что это могло значить?
Мальчишка, который лазил на кран, спрыгнул на землю и воскликнул:
— Эй, пацаны! Там, наверху, мужик сидит! Спорим — это его полиция ищет...
— Капут! — подхватил другой. Компания унеслась, как стая воробьев.
Итак, эти поганцы играли на стройке в войну и случайно раскрыли мой секрет... Мне опять предстояло уносить ноги... Куда могла привести меня эта гонка? Имело ли смысл продолжать эту бесконечную игру в прятки? Наверное — нет. Но моя жизнь строилась уже не на здравом смысле.
Теперь мне уже полагалось оправдывать легенду — и не только для других, а и для самого себя. Я должен был идти до конца.
Я помотал головой. Боже мой, до чего мне было хреново! Я свесил ноги в люк, стараясь не смотреть вниз, чтобы обмануть дурноту. Я говорил себе, что нужно двигаться, действовать, что размявшись, я сразу почувствую себя лучше.
Неуклюже, как пьяный, я начал спускаться по железным ступенькам и наконец почувствовал под ногами твердое, надежное основание крана.
— Так, хорошо,— прошептал я самому себе.— А теперь ходу, сынок! Беги, сколько выдержишь, — а там будь что будет!
Я побежал. Меня заносило и болтало из стороны в сторону; дыхание все учащалось. У меня горела нога, пылало лицо, пекло в груди...
— Быстрее, Капут! Ну, постарайся... Быстрее. Быстрее... БЫСТРЕЕ!
За стройкой начиналась оживленная улица. Люди в выходных костюмах удивленно таращились на меня. Я все бежал, хромая и зажимая ладонью свое порченое бедро.
Я добрался до шоссе... Я достаточно долго изучал окрестности из кабины крана и теперь держал примерный план поселка в голове. Поэтому бежал я не то чтобы наугад: я знал, что справа от шоссе расположена заправочная станция, на которую заезжают очень часто. Значит, можно было надеяться свистнуть там машину.
Подходящая машина там, кстати, уже была: отличный, совершенно новый спортивный автомобиль. Ее хозяин стоял сзади; он дал заправщику десятитысячный билет и ожидал сдачу.
Я обошел станцию кругом, чтобы приблизиться к машине с другой стороны, и увидел, что в машине сидит женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54