.. полицейский!
Я попросил счет и сказал, что мы отправляемся на прогулку.
— Машину я заберу вечером...
— Как вам будет угодно, мсье.
Выйдя на улицу, я вздохнул немного свободнее, но внутри у меня залегла не то грусть, не то досада... Я снова попал в полосу бегства и страха. Нет, в этом мире у меня определенно не было надежды искупить свои грехи, переродиться и стать другим.
— Не делай такое лицо, — проговорила Эрминия, — не то все начнут оборачиваться. Можно подумать, что ты уже в наручниках.
Почта была еще закрыта. До начала рабочего дня оставалось минут десять. В ожидании мы принялись расхаживать по аллее, обсаженной пиниями.
— Мой банковский счет наверняка арестовали, — заметил я. — Вот уже десяти миллионов как не бывало.
— Жаль, — проронила Эрминия.
От солнца ее рыжие волосы отбрасывали странные, необычные отблески. Ее кожа почти не загорала; она лишь становилась более матовой, сохраняя все тот же нежный вид.
Я смотрел на нее и думал, что теперь мне не обязательно ее убивать. Это было бессмысленно: меня ведь все равно уже раскрыли. Тем лучше: она мне нравилась и была мне нужна. Минувшей ночью я овладевал ею несколько раз, не в силах насытиться ее живым, содрогающимся, словно наэлектризованным телом
— О чем ты думаешь?
— О тебе...
— Нашел время...
Действительно, думать следовало о другом. На городской колокольне пробило восемь. Мое сердце заработало в форсированном режиме. У меня даже заболело в груди. Мне казалось, что я сейчас не выдержу, взорвусь, что меня вот-вот разнесет на мелкие куски.
— Пошли! — Я потянул ее за руку. На пороге почты она спросила:
— У тебя есть документ без фотографии?
— Погоди-ка...
Я достал бумажник и выругался: в нем лежал только технический паспорт автомобиля. Паспорт Рапена остался на вилле. Он шлепнулся на пол, пока я душил полицейского, и я в спешке забыл его подобрать...
— Ну, знаешь! — вскричала Эрминия. В ее глазах появилась явная враждебность. Этого она простить уже не могла.
— Помолчи. Попробуем обойтись техпаспортом. Мы вошли. Посетителей в помещении не было. Были только две тетки, сидевшие за своими окошками и квохтавшие, как целый курятник. Насколько я понял, речь шла о муже одной из них, завитой усатой толстухи, и о ревматизме, которым страдал вышеупомянутый муж.
Я просмотрел указатели на картонных табличках и подошел к окошку с надписью "До востребования". За ним как раз сидела жена ревматика.
— Я за посылкой, — сказал я.
— На чье имя?
— Робер Рапен. Она абсолютно не изменилась в лице.
— Минутку... Она вышла в соседнюю комнату, и я услышал,как она шарудит по полкам...
— Эге-ге! — донеслось оттуда. — А пылищи-то на ней, пылищи! Да, вовремя вы пришли: того и гляди, отправили бы ее, бедолагу, на свалку!
Она вернулась, сдувая пыль с посылки величиной с коробку для обуви.
Стоявшая за моей спиной Эрминия издала легкий вздох... Мне хотелось заорать — так я был напряжен. Вот они, миллионы, прямо иод рукой! Если б эта тетка знала, что там внутри...
— Документ есть?
— Конечно... Я протянул техпаспорт и вкрадчиво спросил:
— За доставку с меня что-нибудь причитается?
— Нет, все уже оплачено. Она цапнула мой техпаспорт.
— Постойте, но это же не документ!
— Как? Почему же?
— Нет-нет, — продолжала она. — Ведь техпаспорт может передаваться в другие руки вместе с машиной... И на нем нет фотографии.
Судьба опять подкладывала мне свинью! Я уже привык к ее поворотам, но на этот раз она явно хватила через край...
Я попытался уговорить тетку:
— Понимаете, мы здесь проездом, й у меня нет с собой других документов. Я...
— Тогда приходите в другой раз.
— Но у посылки вот-вот выйдет срок...
— Ну, я оставлю ее еще на пару дней— в порядке исключения.
Она была спокойна, уверена в себе. Она наглухо забаррикадировалась своими инструкциями и правилами и ничего другого знать не желала.
Я в замешательстве посмотрел на Эрминию. Но она только морщила нос и не отрывала взгляда от пыльной коробки.
Тут почтмейстерша воскликнула:
— Послушайте, мсье!..
— Да?
— Раз вы даете техпаспорт, значит, вы на машине?
— Разумеется...
— А раз вы На машине, то у вас должно быть водительское удостоверение! Вот оно как раз подойдет!
Это был последний удар дубиной по моей бедной голове. А между тем толстуха говорила как нельзя вежливее и определенно радовалась, что нашла выход из положения.
— Видите ли, я оставил его в отеле, в другом бумажнике.
— Ну, привезите...
Я достал тысячу франков.
— Послушайте, милочка... (Чтобы назвать эту цистерну "милочкой", надо было совсем рехнуться.) — Послушайте, милочка, мы очень спешим. Вот, возьмите, и выручите нас, пожалуйста...
И я протянул ей деньги: ничего другого не оставалось. В черных глазах почтмейстерши блеснул жадный огонек. Но она упрямо покачала головой:
— Что вы себе позволяете? Думаете, меня можно купить?
Представляете — эта стерва еще и решил.; разыгрывать оскорбленное достоинство!
Это оказалось сильнее меня: я вытащил пистолет. Меня не могла остановить ни угроза полиции, ни крик Эрминии.
— Давай сюда коробку, сука!
Она, спотыкаясь, понесла мне посылку. Ее толстые губы дрожали. Я просунул руку в окошко и выхватил коробку у нее из рук. Потом приставил ствол к ее пухлой груди, не помещавшейся, в лифчике.
— Получай, корова, вот тебе документ!
Я выстрелил всего один раз. Пуля вошла пониже левого плеча и,-казалось, не причинила ей никакой боли. Она грузно опустилась на стул, и на ее кофте начало быстро расплываться красное пятно.
Ее коллега завопила во всю глотку и забилась в истерике. Пора было рвать когти. Первой это поняла Эрминия: она уже выскочила за дверь и, как безумная, понеслась прочь.
И я поскакал под ярким солнцем вслед за ней.
Я догнал ее и через силу пропыхтел:
— Ну и дурак же я... Надо было приехать на машине.
— Спрячь! — ответила она, указав на пистолет, который я до сиХ пор держал в руке.
Я сунул пистолет в карман, зажимая под мышкой твердую коробку с деньгами.
Эта коробка придавала мне невероятное мужество. Ради нее мне позарез нужно было выплыть из всего этого дерьма. Но легко сказать... Убийство почтальонши обещало наделать грома. Уже сейчас сотрудницы толстухи, небось, вовсю накручивали телефон... Оборудование-то у них для этого было как раз самое подходящее!
Я плоховато соображал, что нужно делать, и машинально следовал за Эрмипией, как малолетний мальчонка следует за своей мамашей. В плане сооб-ражаловки я ей полностью доверял.
Мы безболезненно дооралпсь до первого перекрестка. Но поставленные в известность полицмены тоже, наверное, шевелили задницами, и медлить нам было нельзя. Ох, какую нам готовили свадьбу! С крупнокалиберным органом и шестизарядными скрипками, с кровавыми гвоздиками в петлицах...
На перекрестке мы замешкались. Решать нужно было как можно скорее.
— Туда! — приказала Эрминия и кинулась к фургончику марки "рено", стоявшему возле бакалейной лавки. Она прыгнула за руль, я уселся рядом. Это была машина, на которой подвозили товар, и в ней крепко пахло колбасой.
Увидев, что его железяка куда-то рванула, бакалейщик выскочил на тротуар, отчаянно размахивая граблями.
— Надо было мне сесть за руль, — сказал я Эрминии. Но меняться было уже поздно.
— Не волнуйся.
Действительно, разницы не было никакой, потому что из этой колымаги все равно не удалось бы выжать больше. Бедняжка пыхтела, как только могла. Мы принеслись мимо пальм, вырулили на шоссе и погнали к Антибу.
— Слышь, — пробормотал я, выглянув в окно, — за нами, похоже, увязались,
Она посмотрела в зеркало, укрепленное на левом крыле. —Это "форд",— сказала она, будто бы успокоившись.
— Ну, "форд"...
— Хорошо.
— Что — "хорошо"? Можно подумать, ты только рада тому, что за нами гонятся!
— Я кое-что придумала.
— Что?
— Бакалейщик, скорее всего, уже заявил в полицию об угоне своей машины...
— Ну и что?
— Мы сменим машину и повернем обратно.
— Отлично. Только как?
— Подожди.
Долго ждать мне не пришлось. Она слегка сбавила газ. Ехавший сзади "форд" обогнал нас. В тот момент, когда он проходил мимо, Эрминия высунула руку в окно и замаха
ла водителю, чтобы тот остановился. Он тут же подчи-нился и затормозил прямо перед нами.
Тогда Эрминия вырвала у меня из рук коробку с деньгами и побежала к "форду". Я был так потрясен, что отреагировал только через несколько секунд. Я выскочил из фургона, выхватил пушку и прицелился в девчонку, но механизм издал лишь негромкий идиотский щелчок. Обойма была пуста. Я побежал...
"Форд" резко сорвался с места, и водитель бешено разогнал его на второй передаче. Узкий задок ма шины стал быстро уменьшаться.
У меня вырвался бешеный поток ругательств. Я позволил облапошить себя, как мальчик из церковного хора. Как настоящий деревенский дурачок! Позволил какой-то фифочке увести у себя богатство, которое добывал с пистолетом в руках, и преспокойно улизнуть с другим мужиком. От этого у любого могли лопнуть сосуды... Ах ты, сука! Я сел за руль и дал по газам.
Легаши могли загораживать дорогу чем угодно: я до того взбесился, что готов был протаранить бетонную стену... Но напрасно я втаптывал педаль в пол: о том, чтобы догнать американскую тачку, нечего было и мечтать. Мой фургон с ней тягаться не мог. Я плакал от злости и во весь голос орал:
— Сука! Сука!
Меня опять обставила баба. А ведь я старался держаться начеку... Но эти стервы, выходит, сильнее нас. Им будто сам дьявол помогает. Вы еще скребете в башке и стараетесь угадать, какую пакость они для вас припасли, как вдруг — бац, готово дело!
Я орал и плакал, плакал и орал... Нет уж, все! Я должен найти ту машину. Я должен поймать эту гадюку и вернуть свои пачки. Интересно, что она такого сказала водителю "форда", чтобы его уговорить?
В окнах фургона свистел ветер. Я обгонял все машины подряд, едва не сшибая по пути прохожих, и встречные водилы крутили пальцем у виска, чтоб показать, что они обо мне думают.
Внезапно "форд" исчез за поворотом, и я понял, что продул. Тогда меня словно что-то дернуло: пора было сбавить обороты. Месть подождет; главное сейчас было — не получить подарочек от легашей в виде двух никелированных браслетов. Чтобы этого избежать, мне следовало, как и советовала эта сволочь Эрминия, поскорее сменить машину.
Я затормозил, скорее по необходимости, потому что в сотне метров впереди начиналась пробка. Это был тот самый заслон, которого я ожидал. Я съехал на обочину и уже собрался было развернутым, по гут заметил в фургоне серый халат бакалейщика и его кожаную сумку. У меня появилась мысль. Я напялил халат, повесил на плечо сумку и храбро зашагал к стоявшим машинам. "Форд", без сомнения, задержали вместе со всеми, и у меня мог появиться шанс догнать мои миллионы.
Я пошел быстрее. Действительно, это был заслон. Четверо мотоциклистов перегородили ту половину шоссе, по которой мы ехали, и осматривали машины.
Поравнявшись с ними, я увидел, как "форд" уезжает. Я только и успел, что заметить его номер. Номер выдали в департаменте Сена-и-Уаза, и среди его цифр было четыре единицы.
Я постарался накрепко вбить этот номер себе в голову и отметил еще одну интересную деталь: левое крыло "форда" было слегка помято.
Полицейские не обращали на меня ни малейшего внимания: они знай себе проверяли подъезжающие машины и высокомерно кивали головами.
Я подошел к грузовику, который только что остановился в хвосте колонны. За рулем сидел мужик в майке и с сигарой в зубах.
— Слушай, приятель, я поломался, подвезешь до Канн?
— Садись...
Первым делом он объяснил мне, что грузовик его собственный. Похоже, я уязвил его достоинство, обратившись на "ты"... Я поспешил переменить прицел. Зачем обижать человека, который согласился помочь?
Мы проехали без осложнений. Полицейские даже не взглянули на наше транспортное средство. Ни ума у этих ребят, ни фантазии...
Я слез в Каннах, сказал мужику спасибо... Поскольку я все еще находился в опасной близости от мест моих недавних свершений, в голове у меня было только одно: поскорее смыться, и как можно даль-
ше. Этого южного побережья я уже имелся сполна. Пожил я здесь, правда, неплохо, но последние несколько часов были такими страшными, что пи места я даже на открытке видеть не хотел.
Я надеялся, что мои обесцвеченные волосы оудут достаточно надежным прикрытием. Разумеется, вторая почтмейстерша уже дала мои приметы, но навряд ли она хорошо разглядела меня через свою решетку. До тех пор, пока я не начал стрелять, ее внимание было обращено главным образом на Эрминию. Женщины обычно смотрят на женщин... Мужчины, к сожалению, тоже!
Темные очки и экстравагантный пиджак, купленный у портового торговца, меня на время спасли. Я сел и автобус, идущий н Сен-Рафаэль — там видно будет... Я забился, и самый дальний угол. Пассажиров было немного, и ко мне никто не присматривался.
Теперь можно было спокойно поразмыслить. Только это оказалось не такой уж большой удачей. От размышлений я все больше злился и временами даже привскакивал от бешенства... Я думал только о двадцати миллионах, которые исчезли вместе с Эрминией. Быстро же она ускакала, зараза! Мне постоянно рисовалась та сцена: она мгновенно выхватывает у меня коробку и несется к остановившемуся автомобилю...
Похоже, девчонка была чертовски уверена в себе...Когда она поняла, что мы сползаем в дерьмо, то подумала о том же, что и я: пора расставаться. Только ей требовались деньжата на карманные расходы, а делиться она, как я теперь видел, не любила.
Ну, подожди, поймаю я тебя, сучка! Ну, подожди, поймаю... Я призвал себя к спокойствию. Внутренний голос шептал: "Ну-ну, Капут, остынь... Ты на свободе, а это главное. У тебя в запасе еще много хитростей, ты опять оставишь легавых с носом... И посвятишь свою жизнь Эр-минии. Жизнь — она большая, а земля наша маленькая. И не только маленькая, а еще и круглая. На ней никому ни от кого не скрыться. Когда-нибудь, может быть, ищейки тебя и настигнут, но прежде ты настигнешь эту стерву!"
Я невольно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54