У меня с ним будет серьезный разговор. Вы должны вмешаться в нужный момент...
— О'кей.
—Это он живет на улице Фальгиер. Он заметил вашу машину и предупредил нас о том, что происходило у Жс-рара. Я отправил за вами двух своих людей, приказав им привезти вас сюда. Я хотел вас допросить...
— Но я, как видите, приехал сам...
- После того, как убили их... Один из них был мне дорог.
— Я буду вам еще лучшим помощником.
— Посмотрим... Вы действительно хотите поступить ко мне на работу?
— Конечно! Ведь в отдел социального страхования меня, похоже, уже не возьмут,,.
В этот момент сбоку отодвинулась небольшая занавеска под тигровую шкуру, и в комнату вошло прелестное создание в ночной рубашке из почти прозрачного нейлона. На вид ей не было и двадцати, и она напоминала Марину Влади... Она была красивой, здоровой, с длинными светлыми волосами — в общем, страшно аппетитной... Ее большие светлые глаза смотрели чисто и простодушно... Когда она двигалась, ни о чем другом уже не думалось — хотелось только смотреть на нее, и все. Она бросила на меня быстрый взгляд.
— Поль, ну в чем дело? Лицо босса смягчилось.
— Оставь нас, крыска моя...
— Это надолго?
— Да, Иди ложись.
— Но я не могу заснуть!
— Ну так почитай...
Она снова — с некоторым любопытством — посмотрела на меня своими туманными светло-голубыми глазами. Она будто вышла из мечты. Я видел уже немало смертельных красоток, но еще ни одна не производила на меня такого ощущения свежести и чистоты... Эта девушка была живым воплощением молодости. Да, этот нарколог, похоже, не скучал!
Она исчезла там, откуда появилась, и я жадно проводил глазами умопомрачительные линии ее бедер.
— Поздравляю,— не сдержавшись, шепнул я Кармони. Мужчинам Всегда льстят подобные замечания...
Он слегка порозовел. Может, он был с приветом? Не зря ведь у него такие маленькие руки...
Когда я наливал себе новую порцию виски, раздалось негромкое жужжание, и лампа на ночном столике зажглась два-три раза сама по себе.
— Вот и он,— сказал Кармони.— Допивайте и идите в соседнюю комнату... Когда будет нужно, я вас позову. Я подчинился — тем более охотно, что упомянутая соседняя комната служила пристанищем той маленькой богине!
Кармони подвел меня к занавеске:
— Сказка, мсье немного побудет С тобой.
Она полулежала на пипкой кровати с розовым покрывалом, отбросив волосы назад. Глаза ее были влажными, как у лани.
— Садитесь,— приказывала она мне, указывая на кресло. Я тихо прошелестел "спасибо" и сел, не сводя с
нее глаз. Она листала толстый журнал мод с глянцевыми страницами. Перевернув еще одну, она уронила журнал на коврик у кровати.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Капут...
— Как того бандита, о котором столько писали в
газетах?
Значит, она лучше следила за новостями, чем ее мужик. Впрочем, ничего удивительного: что ей было еще делать, если не красить ногти и не читать газетки?
— Да, точно так же, как его... Более того: если бы не эта моя борода, мы с ним были бы похожи, как близнецы...
Она рассмеялась:
— Так это вы и есть?
— Угадали!
Она находила это лишь забавным и не испытывала ни малейшего страха. Она была рада, что отгадала ответ. Видимо, вся жизнь казалась этой девчонке сплошной игрой, иногда веселой, иногда монотонной...
— А вас действительно зовут Сказкой?
— Как же! Такие имена бывают только в календарях! Это Поль меня так окрестил.
— У него хороший вкус, это имя вам очень к лицу.
Наступило молчание... Я услышал, как в комнате Кармони открылась дверь, и машинально прислушался. То, что происходило за тигровой занавеской, могло сыграть решающую роль в моем ближайшем будущем.
Откровенно говоря, я был почти доволен ходом событий. Я в очередной раз отхватил приличный кусок от пирога удачи. Ко мне вновь возвращалось былое везение. Впрочем, оно далеко и не уходило...
Сказка сообразила, что я решил подслушать беседу. — Послушайте, мсье Канут, вы, похоже, очень любознательный молодой человек?
— Это не любопытство,— шепотом ответил я.— Это профессиональная добросовестность. Мне дали роль, и Я ожидаю реплики, после которой должен выйти на сцену!
Она улыбнулась.
— А без этой бороды вы, наверное, красивый! Ну вот, она уже начинала меня клеить... Ничего себе,
скорость... Где только ее этому учили? Уж явно не на курсах для домохозяек! Я с удовольствием бы продемонстрировал ей фокус с плавающей рукой, но уж больно неподходящее было время... Да и персона тоже. Если я начну закидывать крючки девчонке самого Кармони, то моя карьера у короля наркогиков не продлится и дня! В соседней комнате уже базарили вовсю.
— Я смотрю, машина здесь, — говорил незнакомый голос.— Нашли его?
— Конечно!— ответил Кармони.
Тот, другой, спросил тихим голоском, в котором звучало что-то вроде беспокойства:
— Кокнули?
— Да.
— Тем лучше!
Тому типу, видно, сильно полегчало.
— Поделом ему. Это ж надо — замочил Жерара как ни в чем не бывало, скотина!
Тогда Кармони проговорил своим спокойным голосом:
— Прежде чем сдохнуть, он все выложил... Сказал, что собирался убить меня за двадцать пять миллионов, которые ему обещал некий Бертран...
— Что за хреновина? Вы его знаете, этого Бертрана?
— Нет, а ты?
— Впервые о нем слышу!
— Странно...
— Почему, патрон?
— Потому что парень утверждал, что труп этого самого Бертрана лежит у тебя в погребе...
Тот тип с трудом сглотнул слюну. — Это еще что за сказки? Эх, патрон, зря вы приказали его хлопнуть! Пусть бы попробовал повторить все это при мне!
Кармони крикнул:
— Капут!
И я вошел. Действительно — для этого наступил самый подходящий момент.
Посреди комнаты сидел невысокий лысый толстяк в сером полосатом костюме. У него на коленях лежала широкополая фетровая шляпа.
Он посмотрел на меня; мое лицо ни о чем ему не
напоминало.
— Это кто? — спросил он.
— Капут. Слыхал о таком?
— Еще бы...
Незнакомец неловко протянул мне пухлую потную руку, но я не стал пожимать ее, и он глупо застыл с поднятой рукой, как дрессированная собачка.
— Убери свою клешню, приятель, — проворчал я.— И становись перед микрофоном; по-моему, это твой последний шанс отличиться. Он позеленел.
— Что? Но,.. Но позвольте...
— Замолчи, Бунк!
Кармони зажег одну из своих диковинных сигарет, вонявших розами.
— Капут — это и есть тот, кто сидел за рулем "рено". Это он убил Жерара и нашел труп так называемого Бертрана!
— Послушайте, тут какое-то недоразумение! Зачем было устраивать весь этот спектакль?
Я двинулся вперед. Меня одолевала страшная злость. Этот тип был мне противен. Я вообще терпеть не могу маленьких и толстых, а этот казался еще и насквозь фальшивым...
— Раз уж ты, свинина, обо мне слыхал, то должен знать, что в мокрых делах я немного разбираюсь. Ты не мог не знать, что у тебя в подвале труп... Он, наверное, и до сих пор там лежит; не станешь же ты таскать его с места на место, когда в квартале море полицейских!
— Да клянусь вам...
— Не надо клясться, это для тебя плохая примета... Он начал увиливать:
— Может, труп в подвале и есть, но я о нем абсолютно ничего не знаю... Я никогда не слыхал об этом самом Бертране, и вообще...
Я повернулся к итальянцу.
— Скажите, Кармони, не найдется ли в вашем домишке какого-нибудь спокойного уголка, где легко будет смывать с пола кровь?
Вместо ответа Кармони нажал на кнопку звонка, и Меченый мгновенно открыл дверь,
— Пошли в подвал, — постановил итальянец.
Бунк начал раскисать.
— Патрон!— заскулил он.— Я не понимаю, за что мне всё это! Этот человек только что убил ваших людей и затащил нас всех в дерьмо, а вы почему-то верите ему, а не мне!
Между нами говоря, я этому толстяку немного сочувствовал. Действительно, тут было на что обижаться...
— Пошли, пошли,— поторопил Кармони, ничуть не поколебавшись.
И мы стали спускаться по лестнице следом за телохранителем, Бунк шел впереди меня на подгибающихся ногах, продолжая что-то жалобно ворчать. Кармоии топал сзади, то и дело щелкая ради забавы своей золотой зажигалкой.
В холле парень, который отобрал у меня пистолет, поднялся с места — точь-в-точь как часовой, вытягивающийся при появлении генерала.
Меченый открыл небольшую дверь в углу холла, включил свет, и мы двинулись вниз по деревянной лестнице, покрытой плетеной дорожкой.
Толстяк уже ничего не говорил — только пыхтел, как тюлень.
Наконец мы прибыли в шикарный, выложенный плиткой подвал. Охранник со шрамом открыл следующую дверь, и мы оказались в прачечной. Здесь стояли здоровенная стиральная машина, сушка и гладильный стол. У этого Кармони были, похоже, крайне буржуазные привычки...
Переход в это помещение, служившее для строго определенных целей, несколько уменьшил напряжение. Мы стояли друг напротив друга, опустив руки, и обменивались нерешительными взглядами.
— Это вам подойдет? — спросил меня итальянец.
— Вполне.
Своим вопросом он, в сущности,, предоставлял мне полную свободу действий... И я начал действовать.
Для начала я снял пиджак и тщательно закатал рукава рубашки. Бунк в панике косился на мои бицепсы и бормотал:
— Но патрон! Патрон! Неужели вы позволите ему меня бить?.. Это же...
— Так,— перебил я его,— начнем по порядку. Значит,, говоришь, о Бертране ты никогда не слышал?
— Конечно, не слышал и...
Не успел он договорить, как я отмерил ему первоклассную плюху. Бунк растянулся на черно-белой плитке, и его шляпа откатилась в дальний угол комнаты. Телохранитель прокомментировал мой удар одобрительным мычанием. Он общался с окружающими посредством одних междометий, но тем не менее выражал свои мысли довольно неплохо. Это, кстати, могло бы послужить неплохим уроком тем, кто сочиняет диалоги для фильмов...
Бунк поднялся на ноги, бешено вращая глазами. Из его разбитой губы текла топкам красная струйка. Он вытер ее рукавом и вдруг быстро сунул руку в карман. Наверное, еще плохо соображил, кто перед ним стоит...
Прежде чем он успел выставить напоказ свою артиллерию, я угостил его двумя, резкими ударами в подбородок — справа и слева. Он снова расстелился на полу; его пушка лязгнула о плитку. Я подобрал ее и протянул Меченому.
— Держи: подаришь своему приятелю из холла,
раз он их коллекционирует.
Кармони едва заметно улыбнулся. Я подошел к Бунку, схватил его за шиворот и одним рывком поставил на ноги. Он уже не пытался сопротивляться. Он уже хотел со мной дружить...
— В последний раз спрашиваю: ты знал Бертрана?
— Нет!
Конечно, так он ни за что бы не признался... Его язык мог развязаться только на краю могилы.
— Ладно, мой милый...
Я посмотрел на Кармони.
— У вас бритвы не найдется?
При слове "бритва" толстяк задрожал и снова принялся умолять босса о пощаде, но итальяшка будто оглох. Он, похоже, наслаждался происходящим. Я все больше подозревал, что подавить в себе некоторые инстинкты ему так и не удалось.
Он сделал знак своему громиле, и тот вышел.
— Что вы собираетесь со мной делать? — спросил Бунк.
Он был жалок, но я не испытывал к нему сострадания. От подобных слизняков меня просто тошнит. — Мне всегда хотелось разрезать какую-нибудь свинью на мелкие кусочки... Наверное, у меня синдром мясника...
Кармони только посмеивался. Его безмолвие служило, мне чем-то вроде поощрения. Своим молчанием он давал мне зеленый свет. Его глаза горели бешенством; он ненавидел Бунка и, может быть, втайне даже надеялся, что я замучу его до смерти.
Меченый вернулся и принес красивую немецкую бритву с перламутровой рукояткой и узорами на лезвии.
Я повертел ее в руке; лезвие ярко блеснуло в свете молочно-белого стеклянного шара, освещавшего прачечную.
Бунк съежился, насколько это позволял его бухгалтерский животик. Он бормотал: "Не надо! Не надо!"— и неотрывно смотрел на эту стальную полоску, притягивающую к себе весь свет помещения.
— Учти, сейчас самое время обо всем рассказать,— предупредил я. — Для меня это уже дело принципа. Один из нас врет. И поскольку это не я, мне нужно, чтобы ты сделал небольшое публичное признание!
— Нет! Нет! — проблеял этот урод.
Я с удовольствием объяснил бы, что со мной тогда произошло, но сделать это, честно говоря, нелегко. Меня будто заколдовало это осунувшееся от страха лицо. Его дурнота притягивала меня. Во мне пробудилось что-то вроде аппетита. Мне будто хотелось полакомиться его гнусной рожей с безумными желтоватыми глазами и бледными губами, упиться его дрожью...
Я положил свободную руку ему на голову. Я не нажимал, но у него все равно подкосились ноги. Тогда я быстрым движением выбросил бритву вперед. Я ничего не почувствовал. Он, впрочем, тоже! Бритва, казалось, была только что от точильщика. Что-то упало на пол. Я посмотрел: это было его ухо. Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь видеть ухо отдельно от головы, но могу вас заверить, что вид у него не слишком веселый.
Струя крови хлынула по щеке Бунка и залила его крахмальную манишку. Он с ужасом поднес руку к голове.
Я шутки ради поднял ухо с пола, зажав его большим и указательным пальцами:
— Смотри, малыш, как ты легко рассыпаешься... Когда я с тобой закончу, ты будешь похож на картину Пикассо!
Кармони бросил сигарету на пол и раздавил ее своим кожаным шлепанцем.
— Пожалуй, это ухо ему уже не надерешь,— заметил он, сдерживая равнодушный зевок.
Этот неожиданно зазвучавший голос и решил все дело.
— Подождите... — выдавил из себя Бунк,— я все расскажу!
Он сломался. Но меня вообще удивляло, что он продержался так долго. Надо было видеть этого паршивого вахлака! Тряпка, кусок дерьма, несчастная полудохлая тварь!.. Из его зияющей раны продолжала ручьем литься кровь.
— Да, я знал Бертрана...
На этом этапе развития действия, как говорят театральные критики, Кармони мнил инициативу в свои руки. Он неожиданно толкнул Бунка плечом, тот повалился на пол; при этом на белые пижамные брюки Кармони упала большая капля крови. Итальянец отошел к умывальнику и смыл кровь, прежде чем продолжать дискуссию. Когда он вновь приблизился к нам, его глава были широко открыты, и взгляд как бы делился надвое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54