И улыбка на спелых губах — такая же загадочная, как у знаменитой Джоконды.
«Так, поди, «подыграла» и Крутоярову»,— сработала у него интуиция самозащиты.
— Алевтина Кузьминична, я хотел бы поздравить и вас с Первомаем, да только в нынешних условиях эти слова прозвучат неестественно. Так что давайте перейдем к делу.
— Не век же будут продолжаться нынешние условия.
Вот тогда и поздравите меня с праздником. Договорились?Она была оптимисткой, верила, что для нее все закончится благополучно, и зарагкала этим Ивана Ивановича.
Он положил перед ней портрет, на котором, по убеждению Марины, был изображен Григорий Ходан.Тюльпанова восприняла его равнодушно.
— Какое-то мурло. Карабас-Барабас с подстриженной бородой,— заключила она.
Па портрет Дорошенко она прореагировала иначе:
— Похож на детский рисунок: «Точка, точка. Два кружочка. Палка, палка. Огуречик. И готовый человечек». Где вы их таких понабирали?
Увидев бородатого Кузьмакова, насторожилась:
— Ну и гляделки! — Выставила «вилкой» два пальца и ткнула ими в фотографию:—У-у!—И проговорила: — Есть что-то в этих глазах.
— Знакомое?
— Не знаю. Тревожное. Злое и упрямое.
А нот и четвертый портрет: Кузьмаков без бороды. Растерялась.
— Иван Иванович, кабы помоложе лет на пятнадцать, да подобрее, сказала бы, что тот.
Орач молча положил рядом фотографию молодого Кузьмакова.Тюльпанова от удивления всплеснула руками:
— Он! Только еще сосунок. Посадить этого щеночка на цепь — со временем из него такой волкодав выгавкается!
— Так что, Алевтина Кузьминична, так в протокол и запишем?
— Пишите,— вздохнула она.— Только если я им когда-нибудь попадусь на глаза, они из меня рыбную котлету сделают. Расстрелять вы их не расстреляете, а все сроки рано или поздно кончаются. Явятся они ко мне: «Ну, голубушка!» — и вцепятся в горло.
— Надеюсь, вы до этого не допустите! Одного — под дыхало, другого — стулом по голове.
— Если стул окажется под рукой,— ответила опа в тон Орачу, понимая, что он намекает на случай с Крутояровым.
Наконец Иван Иванович выложил перед ней свой последний козырь: фотографию чубатого Дорошенко.
— Лихой казак!—удивилась Тюльпанова.—Сколько за свою грешную жизнь девок перепортил, сколько дурочек с ума свел. Жаль, на меня не нарвался, уж я бы заставила его землю жрать,— со злостью процедила Алевтина Кузьминична.
Иван Иванович положил рядом с фотографией Дорошенко портрет бородатого. Он ничего не говорил, он ждал реакции Тюльпановой.Она покачала головой.
— Хотите сказать, что это один и тот же тип? Нет, Ивав Иванович, ничего общего.
— Ну что ж, и на том спасибо,— подытожил он. Алевтина Кузьминична легонько прикоснулась к его
руке. Ивана Ивановича пронизала насквозь дрожь, будто он случайно прикоснулся к оголенному электрическому проводу. Пальчики у Алевтины Кузьминичны были пеж-ные, ласковые. Они чуть подрагивали, словно о чем-то шептали. Без слов было понятно, что это чувство признательности. Не такое ли волшебное прикосновение ее пальчиков взволновало когда-то и Александра Тюльпанова, после чего он неожиданно для себя влюбился.
— Иван Иванович,— доверительно проговорила женщина,— не держите на меня зла из-за Крутоярова. Дурак оп, хотя и майор. Скажите ему при случае, что Алевтина еще никогда никого за решетку не отправляла, расправлялась с обидчиками сама. Получил — и этого ему хватит па всю оставшуюся жизнь. Прополоскают его на суде офицерской чести, да еще жена подсинит за то, что позарился на другую... Женщины — ужасные собственницы. Не поверите, даже я, в своем пиковом положении, ревную Сашу к Генераловой. Ничего у них не было и быть не может, Ка-тенька по-собачьи предана своему академику, а поди ж ты, как только вспомню, что они ездили вдвоем в Сочи, так и начинают скрести на сердце кошки.
Все-таки удивительное создание женщина! Если верить Библии, то мужчину сотворили из глины, использовали, так сказать, то, что оказалось под рукой. Жепщипу же мастер вытачивал из кости. Сказка сказкой, но за каждой легендой стоит жизненное наблюдение. Почему же две неделимые половины человечества нужно было создавать из двух столь разных материалов? Глина — вещество неорганическое, а кость — порождение живой природы.
Нет, не дано Адаму до конца познать свою Еву, ибо они из двух разных миров.Тюльпанова опознала Кузьмакова — это уже кое-что. Вне сомнения, машину вел на таран он, а стрелял в постового ГАИ — второй. К сожалению, о нем пока ничего не известно.
Ивану Ивановичу хотелось поделиться своей новостью со Строкуном. Он позвонил из приемной следственного изолятора. Дежурная телефонистка ответила, что полковник сегодня на связи еще не появлялся.
«Где-то в бегах»,— понял Иван Иванович.Данные о Кузьмакове были очень ваяшые. Орач позвонил в приемную генерала, зная, что тот сейчас на первомайской демонстрации. Порученец записал сообщение и заверил, что непременно передаст его начальнику управления.
Радостное чувство победы не оставляло Ивана Ивановича. Ему надо было выговориться. Позвонил домой Аннушке.
— Мать, приготовь чего-нибудь из печива, надо проведать Крутоярова.
Но прежде чем отравиться домой, он еще раз заехал в управление и написал обо всем Строкуну. Хотел в конце добавить: «Считаю, что Тюльпанову можно отпустить под расписку», по передумал. «Лучше скажу ему при встрече. Хотя задерживать ее, пожалуй, нет смысла. Никуда она не денется. Если понадобится — вызовем». И поверил в откровенность Алевтины Кузьмипичны и уже сочувствовал ей: «В следующий раз будет осмотрительнее».
Но потом понял, что осмотрительнее Тюльпанова пе станет. Она специально ищет себе жертву, чтобы проде-монстировать свое мастерство в самбо.«Подлая она все-таки баба»,— сделал он вывод. Но, как ни странно, в душе не осуждал ее: «Может, так и надо учить нашего брата-дурака...»
Крутоярова в санчасти не оказалось. Сосед по койке доверил тайну: «Решил сбежать на праздники домой».Иван Иванович осудил сослуживца за беспечность: с сотрясением мозга пе шутят. Чего доброго, по удержится и выпьет по случаю Порвомая. А потом болячка даст рецидив.
Но тут вспомнил исповедь Алевтины Кузьминичны: «Прополоскают его па суде офицерской чести, да еще жена подсинит за то, что позарился на другую...» «Отправился наш Олег Савельевич налаживать подгоревшие контакты,— решил Иван Иванович.— Только пе закоротило бы где-то... Попробуй в такой ситуации убедить свою благоверную, что ты ангелочек с крылышками!»
Да, не хотел бы он быть сейчас на месте этого донжуана. Иван Иванович не сомневался: Тюльпанова создала прецедент, поставила ловушку, а Крутояров, не моргнув глазом, попался в нее. Как говорится: факт имел место,
Иван Иванович прибыл в аэропорт, когда уже заканчивалась регистрация пассажиров. Дежурная за стойкой отчитала его:
— Я уже ведомости закрыла. Разве что по случаю праздника...
Объявили посадку. Иван Иванович решил еще раз позвонить Строкуну. Не надеялся, но так,'на всякий случай. Евгений Павлович снял трубку и хриплым недовольным баском пробурчал:
— Строкун слушает.
Иван Иванович обрадовался: вот кто оценит его работу!
— Я там оставил записку и протоколы. В машину на Мариупольской развилке подсели Кузьмаков и еще к го-то. Скорее всего, «папа Юля». Если это Григорий Ходан, тогда понятно, почему он взялся за автомат: знает, что при встрече с правосудием вышка ему обеспечена.
— Читал и твою писульку, и протоколы... — Евгений Павлович был чем-то недоволен, он всегда язвил, когда что-то складывалось пе так, как ему хотелось.— Только и без твоей Тюльпановой уже известно, что за рулем сидел Кузьмаков: криминалисты идентифицировали отпечатки пальцев.
— Тюльпанова этого знать не могла, она призналась во всем, можно сказать, добровольно,— защищал ее Иван Иванович.
— Можно и «сказать», но лучше — не говорить,— бурчал Строкун.— Умная баба, почувствовала, что мы обойдемся без нее, вот и раскололась. Ты, Иван, не очень полагайся па ее слова о том, что она якобы подцепила эту пару на Мариупольской развилке. Представь мне объективные данные, тогда, может быть, я и поверю.
Иван Иванович рассердился на упрямого начальника: не хочет считаться с действительностью!
— Шурин — лицо реальное. Он находился в машине Тюльпановой, когда она выезжала из Донецка. Александр Васильевич, тоже подтверждает, что в машине никого из посторонних не было,— с жаром перечислял Иван Иванович убедительные, по его мнению, факты.
— А вот этого доцент Тюльпанов как раз и не подтверждает. Сидел он в своих «Жигулях», к машине жены не подходил, в салон не заглядывал. Так что не забывай, подполковник Орач, старую истину: где у черта не получается, он посылает женщину в образе твоей Тюльпановой.
Ивана Ивановича раздражала такая манера разговора:
— Почему «моя»? Могу ее подарить...
— Поддался и ты ее чарам,— заключил Строкун.— И слепнешь. Как бы это «джентльменство» не вылезло тебе боком. Помни о судьбе Крутоярова.
Иван Иванович возмутился:
— Мне хватает и жены! — выпалил он.
— Да я нпе о том,— начал оправдываться Евгений Павлович.— Найди неопровержимые доказательства, что Кузь-маков с напарником добирались до Мариупольской раз-тиши не па тюльпановской машине, и я лично освобожу твою Алевтину Кузьминичну под расписку.
— Да никакая она не «моя»,— кипятился Иван Иванович.— Тюльпаповскую машину за Касьяновной обогнал на скорости ста сорока километров серый «Москвич» с номерными знаками, начинающимися на букву «Ц».
— Это показания Тюльпановой. Я их изучал. А ты положи мпе на стол докладную инспектора ГАИ о том, что «Москвич» с номерными знаками ЦОФ 94-32 двадцать девятого апреля в девятнадцать десять в районе Касьяновки превысил скорость.
Такого документа у Ивана Ивановича не было. Пока еще не было...
Никто в краснодарском аэропорту Ивана Ивановича не встречал. До города пришлось добираться автобусом.
Демонстрация уже закончилась, и очистительные машины елозили по центральным улицам, подбирая лопнувшие шарики и остатки растоптанных цветов у длинной трибуны, которая, отслужив свой недолгий срок, одиноко стояла на краю площади.
В сизом небе, словно подсолнух, висело огромное солнце. По улицам праздно бродили нарядные горожане. Детишки в цветастых кофточках и платьицах несли в руках связки шариков: длинных, как сосиски, и круглых, как футбольные мячи. Играла музыка. Вокруг веселье, оживление.
У Ивана Ивановича было тоже приподнятое настроение: большое, сложное дело наконец сдвинулось с места. «Поехало», как говорил в таких случаях генерал.
Он нашел управление. Вызвал «кого-нибудь из розыска». О нем знали, его ждали. Навстречу Ивану Ивановичу вышел человек в гражданском и представился:
— Подполковник Звягинцев. В свое время занимался случаем на кубанском мосту, так что это нераскрытое до сих пор дело числится за мной. Сообщили, что у вас «всплыл» автомат.
— Не всплывал, он так и лежал на дне, но река Сухой Яр обмелела, вот автомат и вылез наружу,— в тон подполковнику Звягинцеву ответил Иван Иванович и тоже представился:— Майор Орач.
Они поправились друг другу. Это гарантировало успешную совместную работу в будущем.Когда они прошли в кабинет, Иван Иванович вкратце изложил своему краснодарскому коллеге всю историю с автоматом. Показал снимки места обнаружения, которые привез с собой, копию акта металлографической экспертизы, обнаружившей стертый напильником номерной знак оружия.
— Вам в подарок,— сказал он.
— Еще бы и ту троицу в придачу,— пошутил подполковник Звягинцев.
— За ней я и приехал. Найдем — поделимся.
Звягинцев был чуть помоложе Ивана Ивановича. Легкий, подвижный, белобрысый. Светлые глаза. Открытое лицо. В глазах — лукавинка. Парень с юмором. Такие быстро находят общий язык со всеми, независимо от ранга и возраста. Его звали Игорем Карловичем. («Сын папы Карло»,— пошутил он.) Через полчаса Звягинцев был уже с гостем на «ты» и требовал, чтобы тот, в свою очередь, тоже величал его по имени.
— Так себя чувствуешь моложе,—пояснил он.
И хотя Иван Иванович привык обращаться к коллегам по имени-отчеству или по званию и фамилии («подполковник Звягинцев»), он перешел па более простую форму: Игорь.
— Ты когда-нибудь бывал в Краснодарском крае?
— Не доводилось.
— Оно и чувствуется. От Ростова через Батайск до Кущевской — рукой подать. Там есть железнодорожная ветка. А ты ложку в рот — через левое ухо: в столицу края.
Признавая правоту Звягинцева, Иван Иванович все-таки возразил:
— Мне же надо было вначале встретиться с тобой. Поинтересоваться, что есть в архивах. В частности по Тюльпановой. Девичья фамилия Шорник. Тридцать четыре года. Уроженка Кущевской.
— По случаю праздника архивы опечатаны,— отрубил Звягинцев.— Но в Кущевской побываем. Это двести километров с хвостиком. На Калинино, далее на Березан-скую — и по трассе на Ростов. Понимаешь, по Кущевской за мной числится еще одно «мокрое» дело — участковый.
Прихлопнули мальчишку, забрали пистолет, а труп — в полую Ию. Так говоришь, ваш мебельный брали с пистолетом? — Звягинцев так быстро тараторил, будто торопился освободиться от лишних слов.
— И с автоматом тоже.
— Выходит, снабжаем «ваших» оружием.
Иван Иванович разложил свою фотокартотеку. Нет, никого из этого семейства подполковник Звягинцев ранее пе встречал.
— Пока что не пересекались стежки-дорожки,— огорчился он.
Иван Иванович показал телеграмму, вызвавшую Тюль-панову к больной матери. Звягинцев повертел ее в руках.
— Отправлена из Кущевской, не вижу здесь никакой «липы».
Он извлек из несгораемого шкафа бутылку коньяку, полбуханки белого каравая и кусок колбасы домашнего производства.
— По случаю праздника. Бог не выдаст — свинья не съест, а начальству нынче пе до нас. Все порядочные отмечают праздник, а мы с тобой вкалываем. Разве это по-божески? — Он налил коньяк в стаканы.
Иван Иванович не стал отказываться от угощения. Впрочем, в те годы такая форма общения была почти повсеместно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50