Понять ее нетрудно: перенервничала во время грабежа. Женщина впечатлительная. Говорила: «Стрельнул бы он в меня... А дома двое детей, младший в первый класс пошел!» Я эти слова в протокол не вносил, считаю, что они к делу не имеют отношения.
«А все остальное по делу...» — подумал Иван Иванович. Крутояров — педант, во всем скрупулезный. Записал в протокол только то, что говорила пострадавшая.Уперся наганом в живот...
— Где... этот? — Иван Иванович постучал костяшками пальцев по столу. Сказать «сын» — не годится, сказать «участник грабежа» — язык не поворачивается.
— Исходя из материалов следствия, я счел необходимым выбрать меру пресечения — оформил подписку о невыезде. Все-таки участие в вооруженном грабеже, товарищ подполковник...— оправдывался Крутояров.
«Какой-то идиотизм!»
Чего сейчас было больше в Крутоярове: бессмысленного служебного рвения или желания подсидеть своего начальника, который его опередил в продвижении по служебной лесенке?
— Олег Савельевич, пока приказ но объявлен, я—майор.
— Как прикажете, товарищ подполковник.
— Майор! — повторил Орач.
— С момента подписания приказа министром вы — подполковник, так будет записано и в личном деле,— настаивал на своем Крутояров.
— Не будем об этом. Давайте по протоколу.
Из головы не шел Санька. Где он? Что делает? Парень болезненно самолюбивый. Не натворил бы глупостей, как тогда в детстве...
Закадычный дружок, сын председателя колхоза, который помогал молодому участковому Орачу вживаться в службу в труднейшие послевоенные годы, попрекнул Саньку отцом: мол, тех, под школой, в том числе и учительницу Матрену Игнатьевну, расстрелял Гришка Ходан, а он и есть твой родной отец. Санька посадил обидчика па вилку. Как карася. Воткнул ее ему в мягкое место пониже спины. Скандал был на весь район. А после того, как Иван расписался с Аннушкой, Санька вообще ушел из дому, совсем еще мальчонком, только что исполнился девятый год. Чтобы как-то прохарчиться, он нанялся в одном из совхозов перебирать картошку. Директор совхоза позвонил Ивану Орачу: «Чтобы не польстился на чужое, я его приспособил к делу. Самостоятельный мужик, говорит: «Чужой хлеб есть по хочу». Позже, когда он вернулся к Ивану, Санька сказал «Теперь у тебя свои дети будут, я тебе не нужен».
Словом, не сразу выкатался характер у Александра Орача, нет-нет и вылезет какой-нибудь острый шип.
— В протоколе записано: «Ткнул в живот наганом». Что, эта заведующая отделом «Импорт» Жеболепкипа — крупный специалист по маркам оружия? Пистолет системы
Макарова, револьвер системы Наган, системы Браунинга?..
— Она так сказала,— начал оправдываться Крутояров.— Что вы ко мне-то придираетесь, товарищ подполковник! Я и так писал только самую суть. Я же понимаю... Скажете: «Крутояров копает». Ничего подобного. Прикажите—я порву протоколы, будто их и не было. Пошлите на повторную беседу с Жеболепкиной кого-нибудь другого. Вы бы видели эту сцену... Сидим втроем у директора в кабинете: я, ваш сын и Матронян. Входит Жеболенкина. Как увидела вашего сына, сразу бросилась на него! В волосы вцепилась: «Это он! Это он вчера хотел убить меня! А у меня двое детей...» Верещит на весь магазин, Матронян тоже в крик, на нее. Я — на обеих. Словом, базар. И сразу по магазину пошло: «Поймали одного из тех, которые...» Сын вам расскажет... Я действовал по обстановке, согласно вашим указаниям. Давайте порвем протоколы,— снова предложил Крутояров.
Порвать протоколы дело нехитрое. По куда деть сам факт: участие в вооруженном грабеже? Жеболепкина во все инстанции напишет: «Милиция скрывает преступника». И будет права. В магазине человек пятьдесят сотрудников, можно сказать, тоже свидетели. По крайней мере, они слышали, как верещала в кабинете директора Ирина Сергеевна, вцепившись в густую шевелюру «бородатого бандита», а подписав протокол дознания и покинув кабинет Матронян, гражданка Жеболенкина такие «подробности» выдала сослуживцам! И пойдет по городу молва.
Нет, никаких противоправных действий сотрудник милиции Орач не допустит. Но он проведет дополнительное расследование. Жеболенкина должна будет сама убедиться в ошибочности своих впечатлений. Дело надо вести тонко, учитывая нервное потрясение Ирины Сергеевны и состояние психологического климата в коллективе после известных событии. Ну, а если вдруг все подтвердится, тогда никакой пощады!
В Орачо вдруг закипела ярость. Залила сердце, вот-вот захлестнет мозги. Неужели кровь Гришки Ходана взяла свое?Стон! Куда тебя понесло! Остынь. И подумай. Взвесь все «за» и «против».Как ему сейчас не хватало Стрекуна! Уж тот что-нибудь присоветовал бы. Нужное и мудрое, не оскорбляющее человеческого достоинства ни Ивана Ивановича, ни Саньки, ни Жеболенкиной, ни Крутоярова.
Иван Иванович представил себе Саню. Сидит где-нибудь в одиночестве. Разве что с Мариной поделится. Нет у него от нее секретов.Звонок телефона. Междугородный: длинный и тревожный. Можно отвлечься от проблемы, отодвинуть ее решение на потом. Если бы можно было задвинуть ее в далекий ящик, запереть, а ключи выбросить в бурное море.
Звонил начальник Тельмановского райотдела. Слышимость ужасная, пи одного членораздельного слова. В трубке трещало, стрекотало, чей-то баритон, перекрывая помехи, кого-то убеждал: «Червону руту не шукай вечо-рами...»
— Мне нужен полковник Строкуи!
— Его еще нет, он где-то там, у вас.
— Улетел. И простреленную машину отправили...
— Я его еще не видел. Давно улетел?
— Часа полтора тому назад, А кто это говорит?
— Замнач угро майор Орач.
— Это вы, Иван Иванович? Не узнаю что-то по голосу.
— Разбогатею. Что там у вас?
— В колхозе «Червоний Жовтень» исчез с фермы трактор «Беларусь». Кормораздатчик нашли, а трактора нет.
— Сами, что ли, не можете разобраться?
— Можем. Но полковник Строкуп предупредил: что бы пи случилось в районе — звонить ему. А ферма, с которой угнали трактор, в четырех километрах от того места,где нашли автомат.
— Так что, все-таки нашли автомат?
— Нашли, в болотине, неподалеку от подстреленной машины.
— А когда угнали трактор?
— То ли вчера вечером, то ли сегодня утром. Кормораздатчик стоял за скирдой, а трактора не было. Бригадир решил, что трактор забрали по приказу председателя, а председатель уехал в область. На ферму дали другой трактор. А когда председатель вернулся, выяснилось, что он трактора никому не давал. Стали искать, нам позвонили минут десять тому назад. Кормораздатчик стоял за скирдой, а лафета для вывоза навоза нет. Кормораздатчик отцепили, лафет прицепили.
— Понял. Спасибо. Строкуп появится — доложу. Ищите пропажу, ищите, трактор — не лесипа, не распилишь, в печь не всунешь.
— На запчасти разобрать можно, с руками оторвут. Трактор-то был новенький.
— Спасибо. Что пропишется, позвоните. Строкуну доложу.
Трактор... С лафетом... Гениальное решение! Увезти кормораздатчик — тут же спохватятся, поднимут бучу: нечем раздавать корма, скот голодный, ревет. А лафет для вывозки навоза когда еще потребуется! Трактор — наилучшее решение транспортном проблемы, если знаешь, что на всех перекрестках тебя ждут спецпосты. На Тельмановском посту работник ГАИ уже стрелял, прострелил скат. Надо уходить как можно быстрее и дальше. Но как? На тракторе! Кому придет в голову проверять тракториста, да еще с лафетом? Если трактор угнали вчера вечером, часов двадцать тому... На сколько трактору хватает горючего? Впрочем, разжиться соляркой не так уж и трудно.
Трактор. Теперь только он мог указать, в какую сторону подался тот, кто обстрелял пост ГАИ из окна пряниковской машины. На Таганрог и дальше — на Ростов, а там — куда заблагорассудится, широка и бескрайня матушка-Россия. По можно вернуться и назад, в Донецк. Здесь есть спой резон: залечь на каком-нибудь лежбище-квартире и пережидать лихолетье, главное — носа не высовывать. Денежки есть, с голода не помрешь.
И тревога по поводу Саньки как-то притупилась, отодвинувшись «на потом». Вот возвратится Евгений Павлович...
Строкуп был легок на помине. Он позвонил из своего кабинета по прямому телефону.
— Зайди,— только и сказал.
Иван Иванович прихватил все документы, которых оказалось уже довольно много: протоколы бесед с Генераловой, Лазией, Пряниковым, обыска гаража и квартиры, изъятия двух сумм денег, портреты «бородатой троиць!», безбородого Кузьмакова. Посмотрел пристально на Круто-ярова и положил в ату жо папку протоколы опознания Же-боленкиной. «Всо — так все! Вез исключения»,— подумал Орач.
— Я велел запросить из архива старое дело по Кузьма-копу и Дорошенко,— напомнил он Крутоярову, который по-прежнему стоял чуть ли не по команде «смирно».
Иван Иванович поймал себя на мысли, что присутствие Крутоярова выводит его из себя и ему стоит больших усилий, чтобы не вспылить, не нагрубить, не выставить из кабинета этого служаку. «Когда уже закончат пристройку!» — подумал он. К старому довоенному зданию област-
ного управления МВД второй год делали пристройку — семиэтажку в современиом стиле. Все ждали, когда можно будет расселиться, по крайней мере, улучшить условия для работы ведущих отделов. Тогда и у замначальника угро будет свой отдельный кабинет, обещал генерал. «Эта физиономия не будет мне мозолить глаза».
— Дело по Кузьмакову и Дорошенко у генерала. Вы сами приказали доставить их ему.
Да, он говорил. Но когда это было? Впрочем, нечего придираться к сослуживцу. Задания он выполняет исправно. «А злишься ты, Иван, потому, что волею судьбы майор Крутояров стал очевидцем этой дурацкой истории с Саней».
Не мог старший оперуполномоченный явиться к генералу и потребовать: «Верните дело Кузьмакова-Дорошенко, оно потребуется Орачу, когда он вернется».
— Я к Строкуну. Подождите моего возвращения,— приказал Иван Иванович Крутоярову.
— Слушаюсь, товарищ подполковник,— вытянулся тот в струнку.
В кабинете Строкуна нечем дышать от табачного дыма. Он сидел уставший, разбитый, откинувшись на спинку кресла, и стряхивал пепел в бумажный тюричек, скрученный из небольшого листка «Для заметок».
— Автомат мы нашли,— прохрипел он,— голубушку Тюльпанову привезли. Фрукт, доложу я тебе. А ты тут, сказал генерал, пофамильно с адресами.
— Считай, что повезло, на старых знакомых наткнулся. А как вы с автоматом управились? — спросил Иван Иванович.
— Элементарно,— ответил Строкун.— Это результат невезения. Мы же не предполагали, что постовой ГАИ подстрелил машину. Вот и бросились искать их там, куда они могли бы укатить на «Жигулях». С тех пор, как они прорвались через пост, прошло два часа. Отсчитали сто пятьдесят — двести километров от Тельмановского поста и прочесывали в этой зоне шоссе и полевые дороги. В основном подальше от Тельманово. Всю ночь. Я лично израсходовал ящик осветительных ракет. Задержали несколько машин. И лишь когда рассвело, обнаружили в посадке подстреленные «Жигули». С шоссе машина не видна, а со стороны Поля ночью глядеть было некому. Возвращаемся — представляешь настроеньице? Всю ночь без толку. Улизнули, голубчики. И тут летчик: «Вижу в посадке машину». Глазастый, черт! Сделали круг: стоит при въезде в посадку. Начали снижаться, а из машины выскакивает мужчина и —
как заяц — через все поле на мотоцикле. Что бы ты на моем месте подумал?
— Приблудный. Сидеть всю ночь до утра в подбитой машине и ждать напарника с мотоциклом — не резон. Проще заменить простреленный скат. Для опытного шофера — это минутное дело.
— То-то и оно! Как потом выяснилось, в машине не было инструмента. Видать, он остался в гараже. Пряников по какой-то надобности вынул ого, а Тюльпанова не проверила. Беглеца мы задержали. Подлетели, прижали к земле. Так и лежал, пока не подошли. Оказался тракторист. Неподалеку была ферма, где он работал па кормораздатчике. Утром возвращался от матери, у которой ночевал, накануне с женой погрызся (показания позже подтвердились), и заприметил в посадке «ничейную» машину. Решил, что ему повезло. Снял скаты — отвез подальше, спрятал в лесочке, который рос по балке. Балка — мокрая, болотистая, течет ручеек. Снял радиоприемник, магнитофон, уже и за двигатель принялся, а тут и мы. Показал он нам свой «склад». Гляжу: а местность-то удобная для скрытого маневра. Если уходить в сторону Таганрога — лучшего маневра, как сбить собаку со следа, не придумаешь: шлепай по водице. Говорю ребятам: «А ну-ка прощупайте балку километра на два в обе стороны». Пока я допрашивал тракториста, вернулись ребята: «В муляке — автомат!» Вызвали эксперта, фотографа... Вот, полюбуйся! — Стро-кун показал несколько больших фотоснимков 18 на 24.
Общий вид местности. Холмистая донецкая степь. Между холмами — неказистый ручеек, все, что осталось от некогда могучей реки. Полвека тому здесь еще жила речушка, славная окунями, таранью, плотвой. Да распахал человек все подходы к балке, и потекли в низину с дождями мутные потоки, отравленные ядохимикатами и гербицидами. Замулило балку, засосало грязью животворные родники. И туда, где когда-то буйствовала жизнь, подступила смерть. Ей сопротивлялся лишь зачахлый лесочек, тянувшийся к остаткам воды.
Следующий кадр — болотина. Утопают по щиколотку босые ноги, закатаны штаны по колено, рядом с ногой торчит диск автомата. Крупным планом — автомат. Его вынимают из ила чьи-то руки. Приклада у автомата нет, спилили. Нет у ствола и кожуха — тоже спилили. Да и сам ствол укорочен.
Еще один набор фотографий. Машина в посадке. Номерные знаки крупным планом. Скаты и запчасти, снятые с автомобиля, а рядом — парень лет тридцати, в простенькой куртке из болоньи — такие куртки теперь заменили рабочим прославленную некогда фуфайку. В простеньких джинсах и дешевеньких спортивных туфлях. Парень смущен.
— Этот тракторист случайно не из «Червоного Жовня»? — поинтересовался Иван Иванович, вспоминая, что из этого колхоза, по сообщению начальника Тельмановского райотдела милиции, угнали трактор «Беларусь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50