– По крайней мере, здесь ты сможешь приглядывать за мной. Правда же, я не хотела тебя расстраивать. Жаль, что все так вышло, но я рада, что мы снова вместе, Павлов. Обещаю: я горы сверну, чтобы приспособиться. Из нас еще получится счастливое семейство, вот увидишь.
Брат стоял, повернувшись ко мне спиной. Казалось, он не замечает моего присутствия, не говоря уже о протянутой ему оливковой ветви. «Отлично, – подумала я. – Попробуем другой подход».
– Слим говорит, что вы уже довольно давно снимаете этот дом. – Я глубоко вздохнула, надеясь немного рассеять тучи. – Теперь-то я поняла, отчего ты никогда не предлагал мне пожить с вами.
Павлов не двинулся с места. Опустив плечи и низко склонив голову, он бормотал что-то себе под нос, словно ради меня и оборачиваться не стоило.
– Так нельзя поступать со мной, – донеслось до меня.
– Как поступать? – переспросила я, потихоньку заводясь. – Не пойму, в чем, собственно, дело? – Назревал скандал, и я чувствовала, что должна отстоять свою позицию.
– Возмутительно! – была его следующая реплика. – Это игра не по правилам.
– Я не могу постоянно извиняться, – ответила я. – и не собираюсь делать вид, будто храню невинность, чтобы ты и дальше мог трястись надо мною. Павлов, да я, наверное, занималась в своей жизни такими вещами, какие ты мог видеть только в Интернете!
Никакой реакции. Даже волоски на шее не встали дыбом. Поддавшись наитию, я выпалила:
– Однажды я делала это с двумя партнерами сразу. Что ты на это скажешь?
Это его уязвило; во всяком случае, мне так показалось. Павлов обернулся, бледный и напряженный, и лишь тогда я заметила письмо, зажатое в его руке.
– Что я должен сказать? – спросил он с отсутствующим видом, и тут я сообразила, что братец не слышал ни единого моего слова.
– Да так, – поспешно сказала я, – забудь, что я вообще открывала рот.
Павлов опять уставился на письмо.
– Как они могли так поступить со мной?
– Что случилось?
– Это уведомление от редактора. Мой гонорар сокращен вдвое.
– Вдвое? Ничего себе! Но почему он это сделал?
– Вынужден. Журнал сейчас обновляется, и расходы приходится урезать.
– Увольняйся, – посоветовала я. – Уйди оттуда с высоко поднятой головой.
– И куда же я пойду? В очередь за пособием?
– Будешь вести колонку в другом месте. Делов-то!
– Циско, я слишком стар.
– Да тебе же всего тридцать!
– И я даю советы девочкам, которые как минимум вдвое меня младше. Ни один другой журнал не захочет меня взять. Читателям стоит только бросить на меня взгляд, и они подумают: «Да ну на фиг, с тем же успехом спрошу у отца!»
– Ну что ты, – возразила я, но уже без прежней убежденности в голосе.
– Именно так. На этой работе надо гореть ярко, тихо истлеть не выйдет.
– Брось, Пав. Ты, наверное, все принимаешь слишком близко к сердцу?
Он протянул мне письмо с подколотым к бумаге макетом странички советов из следующего номера.
– Взгляни только на фотографию, – сказал он. – Естественно, когда я только начал, моя рожа публиковалась крупным планом, но каждый год делается новый снимок, и всякий раз я мельчаю в своей рамке. Все больше компьютерной ретуши. Я давным-давно перестал узнавать собственные зубы.
Вот это улыбка, тут он был прав.
– Что с того? – сказала я в надежде поднять Павлову настроение. – Оранжевая рубашка отлично смотрится на белом фоне.
– Это не довод, – возразил он. – Циско, мое лицо уже некуда дальше уменьшать. Ты что, не понимаешь, о чем я толкую? Они не могут скрыть того факта, что я старею. Еще один шаг назад, и я выйду из фотостудии на улицу.
В кухню проскользнул Слим. На мои плечи опустились две ладони, макушку прижало поцелуем. Я могла чувствовать себя принцессой.
– В чем дело?
– Павлову урезали зарплату.
– Вот бедняга! – посочувствовал Слим. – Не повезло парню!
– Да уж, но он не хочет увольняться.
– Куда же он пойдет, в его-то возрасте?
– Ох, только не начинай все заново, – вздохнула я. – Тридцать – еще не вечер для ведущего странички советов читателям.
– Еще какой вечер, для подросткового-то журнала, – простонал Павлов.
– А как насчет женских месячных? – спросил мой новый бойфренд. Насупясь, я обернулась за разъяснением. Прочистив горло, Слим попробовал построить фразу иначе: – Я имел в виду те ежемесячники, которые у нас издаются для дам.
Покачав головой, Павлов признался, что для них еще слишком молод.
– Чтобы устроиться работать в подобное издание, нужны благородная седина, нелепый галстук бабочкой и комплекция портового грузчика.
– Ушам своим не верю, – сказала я. – Ты слишком стар для одних читателей, но слишком молод для других.
– Пусть посидит пока в чистилище для журнальных советчиков: – Слим изучал фотографию моего брата. – И что же ты теперь будешь делать?
– Соглашусь с урезанной зарплатой. Постараюсь выкроить на оплату жилья.
– Предоставь это мне, – быстро сказал Слим. – Пусть оплата тебя не беспокоит. С деньгами, которые обещают мне дружки на бирже, я, наверное, в любое время смогу купить этот дом.
Мой брат кисло усмехнулся. Наверное, подумал: «Хорошо бы увидеть лицо Картье, когда Слим подкатит к нему с этаким предложением». Я легонько сжала брату локоть.
– Все будет хорошо. Я оплачу свою долю из временного заработка. Кроме того, я великолепно умею готовить из дешевых продуктов. Мы будем сыты, по крайней мере, до тех пор, пока нам не надоедят пироги с тунцом.
Вернув Павлову письмо с макетом, Слим тоже попытался поднять ему настроение.
– Я наговорил тебе всякой ерунды про рубашку. – Он бросил на друга взгляд исподлобья. – Я ошибался. Ты отлично здесь выглядишь.
Сверившись с фото, Павлов смял письмо в кулаке.
– Я похож здесь на фрукт, – выдавил он и тут же попросил позволения удалиться.
Мы молча смотрели, как он направляется к лестнице. И лишь после того как мой брат защелкнул за собой задвижку, Слим повернулся ко мне:
– Что ты ему тут наговорила?
– Когда?
– Про двух партнеров сразу, – осклабился он совсем по-волчьи.
– Ты подслушивал?
– Отнюдь нет. Дело в том, что молодые люди улавливают определенные фразы на расстоянии в тысячу шагов.
– Как это?
Слим пожал плечами.
– Врожденный интерес к чужой сексуальной жизни, наверное. Стоит девушке упомянуть, что она занималась этим с несколькими партнерами одновременно, и мы сразу вострим уши.
– К Павлову это не относится.
– Из всякого правила есть свои исключения. Ну, и как там все было?
– Что?
– Сама знаешь. В каком составе? Парень-девушка-парень? Две девушки, один счастливчик? Все трое – девушки?
– Это мое личное дело, – надменно парировала я, тем не менее наслаждаясь разговором. – Ты и сам наверняка не говоришь о себе всей правды.
Мгновение поразмыслив, Слим признал поражение:
– Какими были бы наши отношения без этих маленьких секретов, а?
– Именно, – согласилась я, присаживаясь за кухонный стол.
Слим выдернул из кармана спортивных брюк собственный конверт и распотрошил его.
– От дельцов с биржи, – сообщил он мне. Заняв стул напротив, он развернул письмо. – Хоть кто-то из нас не бедствует.
Я наблюдала, как его глаза пробежали по странице и застыли как вкопанные в самом низу. Похоже, Слиму никак не удавалось расшифровать подпись.
– Может, поделишься новостями? – наконец спросила я.
Слим поднял голову. Лицо у него было бледное и напряженное, совсем как у Павлова, и я испытала дежа вю: утренние события пошли по второму кругу.
– Они не могут поступить со мной так, – едва слышно выдохнул он. – Ведь правда?
7
Стало быть, я – нечто вроде неразменного пенни, который вечно возвращается в карман, даже вопреки желанию владельца, и несет с собою одни неприятности. Раз, другой, а там, глядишь, и всю дальнейшую жизнь, – такое у меня сложилось впечатление. Павлов нашел убежище в своей комнате и предавался там невеселым размышлениям – скорее о собственных бедах, чем о страдающих от безнадежной любви подростках. Слим тем временем продолжал уверять, будто во всем этом нет и не было моей вины. Нет, меня никак нельзя винить в том, что у брата начались нелады с колонкой, как и в том, что его самого выплюнул деловой мир.
– Бывает, цены на акции взлетают до небес, – повторял он, – а потом на бирже случается кризис, и они падают.
– В твоем случае они упали камнем, – заметила я. – Слим, да эта компания даже не успела подержаться на плаву, прежде чем пойти на дно. Куда и утащила за собою твой веб-сайт.
– Слыхала выражение «Никогда не верь хиппи»? Я скажу иначе: никогда не верь парням в деловых костюмах… особенно если пиджак висит на манекене.
– Да где же у них мозги? Неужели они и впрямь воображали, что могут нажиться на тебе, тогда как их собственный бизнес кубарем катился к банкротству?
– Отчаянный жест. Наверное, хотели спастись. Теперь уже не важно. Очередной несчастный случай в Сети, не более того.
– Рано опускать руки. Ты еще оправишься от удара.
– Посмотри в лицо фактам. Я всего лишь заядлый сетевик, полный бездарь в смысле коммерции.
– Скорее ты – сетевой энтузиаст, – поправила я его.
– «Заядлый сетевик» звучит романтичнее, – возразил мне Слим. – «Канава сточная, где отражается луна…» Это про меня.
Мы лежали в постели, уставясь в потолок, который служил своего рода холстом для возникавших перед нашим отстраненным взором видений. Не скажу за Слима, но я изо всех сил старалась не воображать, как выглядит переработанный, изжеванный на макулатуру миллион фунтов. Заманчивые предложения о долевом участии обернулись крахом – поскольку теперь, обанкротились все, кому предназначались барыши. Компания, погубившая бизнес Слима, и сама разлетелась на клочки. Должна признать, Слим держался хорошо. Если бы мой собственный веб-сайт всосала виртуальная канализация, я бы переколотила мерзавцам все окна. Я имею в виду все те окна, за которыми сидит самый главный из всех дельцов. Переколотила бы, вволю наплакавшись сначала, да и потом тоже. Слим же держался молодцом. Он воспринял это как передачу хода в игре: шанс отвлечься, расслабиться, передать инициативу сопернику. Пожалуй, следовало бы поддержать его, постараться сделать так, чтобы его самолюбие не страдало, тем более что я и правда чувствовала вину. И ничего не могла с собою поделать: с какой бы стороны я ни пыталась взглянуть на ситуацию, мое появление в этом доме точно совпадало с моментом, когда благополучие обоих жильцов упаковало вещички и отправилось по другому адресу. Я повернула голову на подушке, чтобы еще раз повторить: «Прости меня, Слим». Я уже потеряла счет собственным извинениям с тех пор, как Картье застукал нас в одной постели, но мне это очень помогало, когда, просыпаясь по утрам, я встречала взгляд Слима.
– Циско, да прекрати же наконец извиняться, – ответил он на этот раз. – Не выдумывай, ты никого не сглазила. Ты не принесла в этот дом несчастье. Здесь нет проклятых. Просто такое иногда случается, и в такие минуты жизнь начинает казаться невыносимой. Но это все временно.
Его голос звучал на фоне щебета стекавших по оконному стеклу ручейков. Дождь не прекращался с того дня, как я впервые вошла под сень этого дома. Если погода и менялась, то лишь к худшему. Я вздохнула – глубоко и тяжко.
– Интуиция подсказывает мне, что ты окажешься во всех отношениях мужчиной моей мечты, – произнесла я затем, – но я сделаю какую-нибудь глупость, и наша жизнь тут же рассыплется, как карточный домик. Такое уж у меня везение.
Бросив на меня косой взгляд, Слим вновь воззрился в потолок.
– Оптимизм – вот что я особенно ценю в женщинах.
– В таком случае что ты нашел во мне?
Помолчав, Слим высвободил руки из-под головы и стащил с запястья браслет, сплетенный из цветных шнурков, обожженных в месте крепления.
– Ну-ка, примерь, – сказал он.
– Что это?
– Амулет – браслет, приносящий удачу. Он у меня уже многие годы. Я привез его из Таиланда.
Не то же самое, что купить в дорогом универмаге, но дело не в этом. В определенном смысле эта вещица была бесценной.
– Не возьму, – сказала я, возвращая Слиму улыбку. Слим в ответ перекатился на бок, убеждая меня продеть руку в браслет. – Скорее всего на моей руке он порвется еще до ланча.
– Я лежу в постели с девушкой, сердце которой тикает мне в унисон, – был ответ, – и ей, черт возьми, нужен я, а вовсе не мои деньги. Это ли не везение? Так что все, что произошло, я воспринимаю лишь как ничтожно малую плату за это счастье.
Я перекатилась поближе к Слиму, прижалась головой к его щеке и разочарованно застонала, когда вдруг сработал встроенный в мои часы таймер и раздался голос синоптика. Он возвестил о приближении теплого облачного фронта если не сегодня, то уж наверняка завтра. Ничего не поделаешь – пора вставать. Придется отправиться на работу, усесться за стойку приема посетителей и начать пополнение прохудившейся казны. В качестве основного добытчика наличных в доме я должна была сейчас работать, работать и еще раз работать. Общение с девушками, ступившими на первую ступеньку лестницы, ведущей к звездам, – не самое прибыльное занятие, но это, по крайней мере, придавало мне отваги следовать за ними по пятам.
– Уже несколько дней ты работаешь допоздна, – сказал Слим, наблюдавший, как я влезаю в одежду. – Мне тебя недостает.
Он лежал, вытянувшись на простыне, и его лодыжки свешивались с кровати, отчего могло показаться, что в данный момент Слиму более всего недостает бирки на пальце ноги.
– А ты уже решил, чем сегодня займешься? – спросила я, выпрямляя лямки платья.
– «Глобальным переворотом», скорее всего.
– Нет, серьезно.
Слим пришел в замешательство, словно не уловив соли в собственной шутке, вслед за чем сообщил, что так называется стратегическая игра, в которую играют в Сети. Игра, надо сказать, не слишком нравственная.
– Особенно если играешь за русских, – внезапно оживился он, усевшись в кровати. – Приняв их сторону, начинаешь с меньшими финансами, но зато в твоем распоряжении оказываются отборнейшие негодяи. В том числе и женщины, которые не остановятся ни перед чем.
Пока Слим читал мне свою восторженную лекцию, я задумчиво расчесывала волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49