– То есть?
– Сетевые выдумки – палка о двух концах. Но об этом легко забыть, если кончики пальцев уже унесли тебя прочь. – Приподняв подбородок, он глянул мне за плечо. – В результате выясняется, что прекрасный принц, этот плейбой их мечты, – на самом деле не более чем хлещущий пиво водитель грузовика, и девицы устраивают истерику прямо в баре.
– Типичный обман, – пробормотала я. – Вот чертовы мужчины.
– О, женщины точно так же обожают скрывать правду, – поправил меня бармен. – Но они не вводят партнеров в заблуждение намеренно, как это делают мужики. Скорее, они прикрывают заплатками то, что считают дефектами собственной внешности или характера. Вчера там, где ты стоишь, сидел один парень, который долгие месяцы вел электронную переписку с «мисс Детройт-1997». В конце концов она открыла ему свою маленькую тайну, и от потрясения он потерял дар речи.
– Какую, интересно? Красавица уже замужем?
– Она не выиграла конкурс.
– И это нельзя простить? Тем более что они уже наладили тесную связь.
– Кроме того, она оказалась хлещущим пиво водителем грузовика.
– Ого, – сказала я и посовещалась со своей выпивкой. – Но она хоть была женщиной?
– Хватило и грузовика.
– Полагаю, это действительно серьезно, – согласилась я, поразмыслив. – Но потом он, должно быть, от души посмеялся?
– В конце концов я вызвал ему такси, – без всякого выражения сказал бармен. – Парень был не в том состоянии, чтобы сесть за руль колымаги.
– Что, этот парень и сам водит грузовики?
– Не знаю. По крайней мере, не в Сети. Прежде чем его возлюбленная сообщила свое потрясающее известие, он был для нее всем, что та хотела услышать.
Я изучала лицо бармена, глядя поверх бокала. История была слишком хороша, чтобы оказаться правдивой, но и сам он был таким же. Помочь расстроенному парню добраться до дому было так мило с его стороны – на этот добросердечный жест был бы способен и Слим. Тот много чего делал, не подумав.
– Меня зовут Циско, – сказала я наконец. – Лучше не спрашивай, почему.
– Максимилиан, – любезно кивнул в ответ бармен. – Та же история.
Я забралась на табурет, поймала его взгляд, и улыбка бармена вернулась на прежнее место.
– Ну, Максимилиан, – я придвинулась ближе, – ты рассказал, что происходит с людьми вокруг, а как насчет тебя самого?
– Пожалуйста, – взмолился он, – зови меня Макс. Моя пассия иногда называет меня Милли, но это всякий раз рвет мне башню.
– Ну и что, она знает тебя как облупленного?
– Нет, – сказал бармен и, как бы между прочим, добавил: – только не она, а он.
С пылающими щеками я попыталась извиниться за поспешность своих выводов, но в итоге просто сгорбилась перед ним.
– Ну, – выдавила я, – это многое говорит о моей проницательности. Чуть раньше я поклялась бы, что ты флиртуешь со мной.
– Флиртовал, – признался Макс, – но я бы не хотел, чтобы об этом узнал мой партнер. Это выглядит скверно, даже если я настолько верен ему, что впору расплакаться.
Подумав немного, я пришла к выводу, что обо мне можно сказать то же самое. Затем спросила, глядя на него в упор:
– Очевидно, ты очень хорошо знаешь своего партнера?
Макс покачал головой в ответ.
– Я повторяю это всем пропащим душам, что умываются здесь слезами: никого нельзя знать на все сто процентов. Это попросту невозможно. Даже если человеку нечего скрывать, всегда найдутся вещи, которых ты о нем не знаешь и не захочешь узнать. То же самое, что заглядывать в черную дыру. Все хотят выяснить, что там прячется, но для этого приходится рисковать слишком многим.
Я ткнула большим пальцем куда-то через плечо, в скопление компьютеров у него за спиной.
– Кажется, я только что заглянула в такую дыру. Одним глазком.
– Вот оно как, – протянул Макс, словно это все расставило на свои места. – И теперь вновь обретенное знание рвет тебя на части, верно?
Я сказала, что именно в таком положении и нахожусь: лицом к лицу со своей собственной бездной. Получила полное представление о том, на что похожи парни за закрытыми дверями.
– Стало быть, у тебя теперь только два выхода, – определил Макс. – Выйти из Сети прямо сейчас и надеяться, что твои отношения переживут подозрительность, которую ты неизбежно в них привнесешь, или продолжать идти вперед с широко открытыми глазами. Выяснить о своем мужчине все, что только возможно, и затем спросить себя: любишь ли ты его по-прежнему? Потому что если любовь никуда не денется, когда ты пройдешь всю черноту до самого конца, то уже ничто на планете никогда больше не встанет между вами.
У меня закружилась голова. А бармен по имени Максимилиан как ни в чем не бывало потянулся к своей тряпочке и снова протер стойку.
– Спасибо, – почти благоговейно сказала я и осушила бокал. И тут сообразила, что еще не доставала кошелек. – Сколько я тебе должна?
– Сколько? – сперва мне показалось, что Макс ведет подсчеты в уме, но затем он вернулся, уже с улыбкой, к прежнему занятию. – Брось, о чем ты говоришь? Скоростной и неограниченный доступ к Сети – это большой плюс моей работы, но ничто не сравнится с теми сплетнями, которые я порой выслушиваю.
Теперь настала моя очередь щегольнуть улыбкой: замечательное ощущение, а я уж и не думала, что когда-нибудь смогу улыбнуться. Я вновь почувствовала в себе такую решимость, что Максу теперь лучше остерегаться новой подруги.
– Держи бокалы сияющими и нарежь свежий лимон, – сказала я. – Потому что передо мной лежит долгий путь открытий, ведущий в глубины Сети, и мне еще не раз придется вернуться, чтобы подкрепить свои силы.
Макс присвистнул сквозь зубы, но он, похоже, не хуже меня знал, чего ожидать. Это впечатление усилилось, когда он, поглядев мне в глаза, спросил:
– Уверена, что выдержишь?
– Как бы там ни было, – заверила я бармена, – моего бойфренда ждет сегодня крупный скандал.
34
Бабуины. Ищут друг у друга блох, ссорятся, нежничают и спариваются. Это зрелище стало фоном моего ночного тет-а-тет со Слимом: Павлов сдержал обещание и оставил нас наедине. Теперь мой брат опустошал наверху бачки и наполнял водой раковины, пока мы двое искали способ сдвинуться с мертвой точки.
– Кстати, насчет обезьян, – произнес Слим, кивая на экран. – Есть теория, что некоторые из них составляют пары на всю жизнь, но обычному человеку такое и в голову не придет при виде того, как порой ведут себя самцы.
Я обернулась к телевизору, не желая присаживаться рядом со своим другом на диван, и увидела, как один из самцов свисает с ветки, вцепившись в нее пальцами ног. Я знала точно, что это самец, потому что вниз также свисали его яички, и животное казалось совершенно завороженным этим зрелищем: оно то и дело протягивало лапу, чтобы потеребить их туда-сюда, издавая при этом истошные крики, чтобы все прочие видели, на что ему повезло наткнуться. Пусть я первой холодно усмехнулась, но ведь это Слим нарушил молчание.
– Точно, это уже один раз показывали.
– Слим, я…
– Прости меня за прошлую ночь, – сказал 0н. – Я здорово тебя подвел и прошу прощения. Павлов открыл мне глаза, рассказав, как ты расстроилась из-за нас с Мисти. Могу сказать одно: с этими веб-камерами Картье всех нас обвел вокруг пальца.
– Ты сам не знаешь, насколько прав.
– Нужно срочно поговорить с хозяином, уговорить его выключать камеры хотя бы после шести. Обыкновенные виртуальные дома не держат двери открытыми все двадцать четыре часа в сутки, так почему мы должны быть исключением?
– Думаю, у него есть на то свои причины. – Я испустила вздох, надеясь, что Слим сейчас заткнется и даст мне возможность заговорить, а вовсе не покинет диван ради нового осмотра прилегающей территории. Глядя, с какой осторожностью Слим высовывает нос из-за портьеры, я чувствовала, как он стремится оттянуть неизбежное. Павлов вынудил его поговорить со мною по душам, обсудить наше с ним будущее, и вместо этого Слим застыл теперь у окна, спиной ко мне.
– Слим, – сказала я, на этот раз тверже. – Хочу тебя кое о чем предупредить.
– Да все в порядке, – ответил он, поднятой ладонью отметая мои возражения. – Наш старинный друг в дамском белье, я и сам его вижу.
– Я хотела поговорить не о нем…
– Когда ты проходила мимо, он случайно не спал за рулем? – Слим оглянулся на меня, и в глазах его блеснул панический ужас. – Старому человеку многое можно простить: бесконечные приступы ностальгии, запачканную подливкой одежду, отход ко сну каждые десять минут, но дамское неглиже? Меня теперь не удивит, даже если он появится в платье, сшитом из человеческой кожи.
– Его неглиже, – перебила я, – скорее, цвета жженого сахара, а вовсе не кремовое.
Медленно, как будто я только что приставила кончик лезвия к его шее, Слим развернулся ко мне с таким видом, будто сомневался, правильно ли он расслышал мою реплику. Можно подумать, это я сторожу под окном, надеясь на автограф.
– Разве я назвал этот цвет кремовым?
Чувствуя, что дрожу внутри и снаружи, я отстраненно подумала: интересно, сколько людей сейчас испытывают оргазм при виде этой сцены, взирая на нее не только через знакомую нам камеру, но и через тот, второй сайт. Я глядела на Слима, готовясь выложить все начистоту, поведать ему всю подноготную, рассказать обо всем без утайки, но что-то заставляло меня тянуть время. Какой-то инстинкт, не подверженный алкоголю и не затронутый той бурей эмоций, что призывала меня уладить личные разногласия прямо сейчас, у всех на виду. Поэтому вместо того чтобы, широким мановением руки обведя комнату, показать, где прячутся тайные камеры и микрофоны, а вслед за этим поразить Слима известием, что я в точности знаю, как он описывал наряд старика в машине, я просто сказала ему:
– Я слишком хорошо тебя знаю, – и ретировалась на кухню.
Я нуждалась в пространстве, стакане воды и глотке свежего воздуха. Воды в кухне хоть залейся, но про приватность можно забыть, и не только потому, что Слим поволокся за мной. Я чувствовала его присутствие спиной, на расстоянии; возможно, он гадал, на какие жертвы ему теперь придется пойти, чтобы вновь завоевать мое расположение. Опять тот же вопрос: может, рассказать ему обо всем? Просто развернуться сейчас и промчаться по кухне ураганом, с корнем корчуя камеры – слева, справа и по центру. Все равно здесь царит бардак. В мойке – немытые тарелки. На доске – хлебные крошки. На столе лоскутья фольги, жалкие остатки шоколадного яйца, явно указывающие на то, что настала очередь Слима прибираться.
– Это все из-за Мисти? – Я услышала, как он прочищает горло. – Если да, я прекращу прямо сейчас. Ты для меня значишь намного больше, чем поиск спрятанных в игре денег.
– Да нет, дело не в ней. – Я нашла стакан и наполнила его, позволив воде перелиться через ободок. – Уже не в ней.
– Вот как? – Слим выдохнул так резко, что я вообразила, как он съеживается, выпустив весь воздух. – Ты не поверишь, сколько уровней нам удалось одолеть сегодня! Мисти вскарабкалась по громадной скале, а наверху ее ждали сюрпризы и призы. Сначала мы нашли пистолет, а затем карту. Карту, Циско! – Могло показаться, что они бегали там вдвоем. – Вряд ли создатели игры разбросали их повсюду, так что моя Мисти, должно быть, оказалась среди первых, кому повезло наткнуться на такую карту. Боевой дух сразу взлетел до потолка. И более того – мы с ней наконец-то научились бегать… ну, действительно быстро работать ногами и, заметь, в нужном направлении. Крестик на карте отмечает место, где закопаны денежки, и с каждой очередной милей «Денежного залпа» мы все ближе и ближе. Так что держись меня, Циско, нас ждет победа… Цис? Да что с тобой такое? Эй, ты же плачешь. Ничего, сейчас я тебя развеселю. Иди-ка ко мне. Тихо-тихо. Ну, из-за чего все эти слезы?
Тот Слим, что обнял меня в эту минуту, не был человеком, на которого я взирала из киберпространства, тем самым, что, прикончив косячок на пару с моим братом, вернулся на диван. Они оба бездельничали перед объективом веб-камеры (которую мы впустили в свою жизнь), пребывая в блаженном неведении относительно того, что с тем же успехом могли бы выходить в прямой эфир прямо с Лейчестер-сквер , окруженные софитами и благоговейной толпой поклонников.
Больше всего меня беспокоили мелочи – то, что парни обсуждают абсолютно бессмысленные вопросы вместо вещей, которые хоть что-то значили. Слушать, как Слим доказывает, что мышечная усталость плохо отражена в кинофильмах, было почти то же самое, что и рассматривать его мозг в многократном увеличении, не находя ничего, кроме куриного пуха.
– Все эти пассажи на клавиатуре компьютера, – завел он. – Интересно, почему никто из актеров не страдает от боли? События, разворачивающиеся в «Матрице», с этой точки зрения не совсем правдоподобны, – продолжал он. – Просто уму непостижимо, как это Киану удалось отстоять будущее для всех нас, не испытав даже мимолетной ломоты в запястье.
Когда мой брат возразил, что в фильме Ривз не столько стучал по клавишам, сколько сражался врукопашную, Слим ответил ему, сославшись на картину «Вам письмо» :
– История Тома и Мэг завязывается в чате, и мы что, должны поверить, что эти двое никогда не занимались киберсексом? Простите, а где же правила сетевого этикета? Когда цепляешь кого-нибудь в чате, невежливо не поинтересоваться, раздета ли твоя партнерша догола. Даже если подобная переписка показалась бы слишком откровенной цензорам, можно было напялить на руку одного из главных персонажей эластичный бинт, который выразил бы ту же мысль.
Павлов предположил, что подобная сцена могла бы потом войти в полную режиссерскую версию фильма, но я, признаться, не совсем уловила позицию Слима. И, не углубляясь в дебри, предпочла всем этим рассуждениям расслабляющий отдых у стойки бара и совет эксперта-аналитика в лице Макса. Первый из множества, как потом выяснилось. Вернувшись к компьютеру, я обнаружила, что парни вновь занялись «Денежным залпом». Оба следили не отрываясь за успехами Мисти, все дальше уходя мыслями в царство типично мужских фантазий.
– Если бы кому-то пришло в голову экранизировать эту игру, – пошевелился Слим, вновь завладевший джойпадом, – кто, по-твоему, мог бы сыграть Мисти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49