– Это случилось давным-давно, – сказала я Слиму, приняв решение не пересказывать подробности.
– Для конфузов не существует срока давности.
– На каникулах в Италии.
– Стыд – язык, понятный всем народам, – гнул свое Слим. – Давай же, девочка, не ходи вокруг да около.
И я послушалась. Слим заказал выпивку по второму кругу, и я увлекла его назад – в то время, когда наши родители отправились отдыхать. Они решили развлечься на каком-то сафари, слишком опасном для нас с братом.
– Мы отдыхали тогда в Италии, у друзей нашей семьи, – начала я. – У них была вилла, стоявшая прямо на берегу озера Комо. Вокруг сплошь заросшие лесом горы, а у их подножия – деревеньки. Особо нас радовало наличие прогулочного катера.
– Звучит красиво.
– Да, она была самая настоящая красавица.
– Лодка?
– Дочка наших друзей. Единственный ребенок в семье. Ровесница Павлова, но превосходила его по всем остальным параметрам. Длиннющие ноги и огромные ресницы. Копна черных волос и шоколадного цвета глазищи, предмет ее особой гордости. Они плавили сердце моего брата всякий раз, стоило девушке глянуть в его сторону. Чем она и занималась довольно часто. Но я думаю, что делала она это в основном потому, что красавицу слегка расстраивало, как парень ведет себя в ее присутствии. Откровенно говоря, он больше смахивал на привидение. Пытался завязать контакты, конечно, но ничего у него не выходило. Скажем так: их разделял не только языковой барьер.
– Чувствую, повесть о великом конфузе не обманет моих ожиданий, – говоря это, Слим запустил руку в гнездо своих волос и встряхнулся, словно пес после ливня. – Кишками чую.
– Отец девушки пообещал устроить нам напоследок прогулку по озеру, и я враз поняла, что Павлов захочет воспользоваться своим последним шансом покорить сердце красотки. Накануне вечером он не мог уснуть, так взбудоражила его перспектива провести день на озере рядом с любимой. Бедняга побелел как мел еще до того, как ступил на палубу.
– Только не говори, что морская болезнь вынудила его наблевать красотке на платье.
– Хуже, – ответила я. – Прямо на середине озера, когда мы находились на этой лодчонке без удобств, Павлову приспичило.
– Он обоссал ей платье?
– Ему не отлить захотелось.
Отпрянув, Слим уставился на меня с неподдельным ужасом.
– Не мог потерпеть?
– Павлову это было необходимо, – сказала я. – Думаю, желание крепло постепенно, но, когда дело зашло уже слишком далеко, берег был вне досягаемости. Я сразу поняла: его что-то гнетет. Он вдруг стал таким тихим. Таким зажатым. И тогда, поскольку было ясно, что братец не сможет присесть над бортом на виду у этой девчонки, я решилась тихонько поговорить с ее отцом. Тот предложил Павлову отплыть в сторонку на надувном плоту и сходить «по-большому» оттуда. Плот качался за кормой яхты на всякий пожарный случай.
– А случай был именно такой.
– И поэтому нам всем пришлось смотреть в другую сторону, пока Павлов лез на плот с зажатыми в руке бумажками, травил веревку, чтобы оказаться на приличной дистанции, и присаживался, стараясь не свалиться в воду. Отец, как мог, отвлекал дочку и меня, попросив сначала подтянуть парус, а потом заняться ланчем, но расслабиться было невозможно. Мы обе знали, что происходит за кормой. К тому времени как мы, наконец, раскромсали длинные французские батоны, всеми овладело неестественное молчание. Даже ветерок, казалось, притих. Ничего, кроме плеска воды о борт, а потом издалека… ну, ты понимаешь.
– Боже мой. – Слим прижал ладонь к макушке, недоверчиво глядя мне прямо в глаза.
– Мы все это слышали, и я заставила себя начать разговор. Что угодно, только бы забыть об ужасных звуках, даже если придется истощить все свои познания в итальянском. Но я поняла, что мои труды оказались тщетны, когда оба моих спутника начали нервно на меня поглядывать. Я почти видела это в их глазах. Дерьмо, плывущее по левому борту, танцующее на волне за моей спиной… Павлов с большой неохотой вернулся на яхту. Он даже хотел отсидеться на плоту, но это, наверное, было опасно.
Я потянулась за бокалом и наблюдала за Слимом, делая глоток за глотком и гадая, когда же рассеются чары. Он просто стоял с приоткрытым ртом, созерцая нарисованную мной картину. Я подумала, не поведать ли ему заодно, что наши родители так и не вернулись домой из того отпуска, но это была уже грустная история о страшных тиграх и проводниках, у которых не оказалось при себе ружей с усыпляющим средством. Кроме того, я решила, что Павлов уже должен был все рассказать, да и не стоило омрачать недолгое пребывание наедине со Слимом. Даже если бедняга оцепенел от услышанного, просто побыть рядом с ним – уже здорово.
– Ты хотел знать, случались ли в жизни Павлова неловкие ситуации, – напомнила я и увидела, как глаза Слима, дрогнув, сфокусировались. – К тому же теперь тебе ясно, почему личная гигиена превратилась у него в настоящую манию.
– Этому парню срочно нужна подружка.
– Слушай, а он ходил на свидания за то время, что вы знакомы?
– Всего один раз, – ответил Слим. – Я думаю, что во всем виновата его профессия. Для человека, отвечающего на вопросы о любовных переживаниях, всякая интрижка выглядит как работа, взятая на дом. Он натренирован на то, чтобы выявлять и разрешать проблемы.
– А чем же ему не понравилась девица, с которой он встречался? Что с ней было не так?
– Павлов решил, что у нее слишком большие глазные яблоки, – пожал плечами Слим, давая понять, что это выше его понимания. – Между нами, мне кажется, его пугает сама мысль о переходе к физическому контакту. Смешивающиеся флюиды двух тел не слишком-то вписываются в его жизненные принципы.
– Теперь ясно, почему люди считают его геем.
– Генетически гетеросексуален, воинствующе культурен – таким я вижу твоего братца. Я считаю, что если он сумеет решить, к которому лагерю принадлежит на самом деле, то вся неловкость исчезнет сама собой.
– В любом случае, – добавила я, – ему неплохо было бы найти себе кого-нибудь.
Публика за нашими спинами резким свистом приветствовала следующего диджея, вставшего за вертушки, и уже под грохот ударных Слим спросил:
– А какой самый страшный конфуз случался с тобой?
– Я только что рассказала. – Помолчав, я дала Слиму время сообразить, какой отпечаток история с прогулкой по озеру могла оставить в моем сознании. – Не один Павлов носит теперь в себе предубеждение против водных глубин. Я испытала такой стыд, что порой думаю, что уже ничто не заставит меня ступить под парус. Ладно, теперь твоя очередь.
– Моя? Я в жизни не переживал ничего подобного.
– Брось, давай поиграем, – сказала я, рассмеявшись. – У каждого в жизни бывали моменты, когда хочется провалиться сквозь землю.
Слим ненадолго задумался.
– Ты действительно хочешь знать?
– Еще бы.
– Вообще-то все зависит от тебя. От того, как ты себя поведешь.
– Меня не так-то просто шокировать, – заметила я, но все же оторопела, когда он подошел и поцеловал меня. Вот Слим приближается, молниеносный бросок – и его губы соединяются с моими, а уже в следующий миг он вновь у стойки. Робко мнется, ожидая моей реакции.
– Здесь полно людей, в этом клубе, – говорит он и жестом приглашает оглядеться вокруг. – Если ты решишь действовать немедленно и плеснешь мне в рожу разбавленной водкой, я смогу назвать этот миг самым неудачным эпизодом своей биографии. Если же водка останется в бокале, я назову его, возможно, одним из самых светлых моментов.
Признаться, я уже плохо соображала. Звуки сальсы как раз затихали, и мне нужно было хоть как-то отреагировать. Я уже открыла было рот, но не нашла нужных слов и сочла за лучшее отложить разговоры на потом. Тем более что придумала достойный ответ. Вот только мои губы так и не нашли губ Слима, поскольку их опередил Павлов, отыскавший нас обоих.
– Надеюсь, что все кончено? – произнес он, и мы едва успели отпрянуть друг от друга. Павлов раздвинул нас и поднял со стойки свой стакан. Он, похоже, недоумевал, отчего это мы с такой готовностью раздвинулись, но не заметил, как мы переглянулись, что могло бы ввести его в курс дела.
– Стало быть, ты теперь знаешь о самом неприятном моменте в нашей жизни, – продолжал мой брат, обращаясь теперь к Слиму. – Будет справедливо, если ты расскажешь о своем.
– У него такого не было, – выпалила я прежде, чем Слим успел раскрыть рот. – Пока еще не было.
4
Чего у Слима не отнять, так это умения владеть своим лицом. У него это получалось лучше, чем я могла вообразить, но совсем не в том смысле, в каком это доступно большинству мужчин. Тот поцелуй требовал смелости, но уже по тому, как Слим отскочил от меня, я уяснила, что он блефовал. Попробовал бы он взглянуть на меня так, словно делает мне одолжение, и ему еще долго пришлось бы сушить свои дреды. Так что вышло совсем наоборот: я покинула клуб в сопровождении парня, который все поставил на карту, в точности зная, чего ему хочется, хотя и не был уверен, что сумеет это заполучить. Во всяком случае, об этом не могло быть и речи, пока мой брат ошивался где-то поблизости. Всю дорогу домой Павлов вышагивал между нами, а затем вытянулся на диване прежде, чем кто-нибудь другой успел застолбить себе местечко.
– Значит, ты не собираешься в кровать? – спросил Слим, наблюдая, как мой братец устраивается поудобнее. – Разве час не поздний?
– По мне, так уже кромешная ночь, – сказала я. – Право же, мне пора на боковую. Я и без того не рада, что на новой работе придется иметь дело с прирожденными красавицами. Не хватало мне еще явиться завтра не выспавшись и с похмелья.
– Ты вполне могла бы занять мою комнату, – предложил Слим и напрягся, готовясь отмести неизбежные возражения. – Я лягу на диване, когда твой брат отправится к себе. Как раз собирался это предложить. Циско нужно хорошенько выспаться, Павлов, но ей это не светит, если ты собираешься валяться здесь, переключая ящик с одного ночного канала на другой.
– Тут ей будет вполне удобно, – Павлов по-прежнему дулся на нас после испытания на прочность, которому мы его подвергли. – Как только ты завалишься спать, Циско получит диван в полное распоряжение.
Выражение лица Слима омрачилось.
– Не надо портить хороший вечер, – сказал он. – Ты не только ее брат, но и мой друг.
Наступило неловкое молчание, и все из-за меня. Именно поэтому я заверила обоих, что начну присматривать собственное жилье в ту же минуту, как получу на руки первый чек с зарплатой.
– Спасибо, что позволили остаться у вас, ребята, – вздохнула я, – но, по правде говоря, мне и самой не терпится распаковать наконец чемоданы.
С момента прибытия я каждое утро собирала свои вещи и складывала их за диваном: простыни и подушку, пижаму, умывальные принадлежности, одежду и косметику. Каждый день я буквально выметала из гостиной все следы своего существования. Я делала это ради брата и его друга, но нелишне было подумать и о себе. Пора найти, наконец, комнату, в которой я смогу оставить след. Павлов первым разрядил обстановку, согласившись, что мое переселение в другое место, пожалуй, действительно пойдет всем на благо. Слим кивнул, словно решив разобраться с этим позднее, и предложил выпить чаю перед тем, как отправиться спать. Я поддержала его, надеясь успеть переброситься словом с моей самозваной нянькой.
– Прекрати, – прошипела я, как только Слим выскользнул на кухню. Павлов уставился на свои руки, водя пальцем по линии жизни на ладони. – Ценю твою заботу, но это уже переходит все границы. Ты же меня просто душишь.
– Меня не столько беспокоит Слим, – в конце концов произнес брат. – По ночам мне не дают уснуть мысли о нашем домовладельце.
– Уверена, что он все поймет. Я ведь не собираюсь жить тут постоянно.
– Единственный довод для Фрэнка Картье – это содержимое бумажника. Он может мириться с неряхой вроде Слима только потому, что тот вскоре разбогатеет. Лучше не вставать на пути у этого типа, Циско. У нашего домовладельца множество связей.
– Как и у любого слесаря или монтера, – не согласилась я. – Он всего лишь предоставляет людям услуги.
Едва заметно улыбнувшись, Павлов подтянул обе ноги, чтобы я могла примоститься рядышком.
– Возможно, я переусердствовал в заботе, – признал он. – Просто, раз уж ты живешь с нами, я чувствую, что должен присматривать за тобой. Будь у тебя свое жилище, поверь, ни за что не стал бы играть на твоих нервах. Но я всегда о чем-то беспокоюсь. Это мне удается лучше всего остального.
– Выкинь из головы, – похлопав брата по лодыжке, я сказала, что благодарна ему за диван.
Павлов не ответил. Он был занят: пугающие мысли о возможных неприятностях заставили его внезапно помрачнеть и тихонько обругать Слима. Я чувствовала, что он не хочет больше говорить о себе, и задумалась, доводилось ли ему прежде делиться сокровенными мыслями, лежа на кушетке.
– Ты не видела пульт от ящика? – спросил меня брат. – Он куда-то пропал с тех пор, как Слим раздобыл игровую приставку.
Я посмотрела на лежавший под телевизором агрегат – полированную металлическую коробочку с торчащим из нее клубком проводов, которых хватило бы на хорошую систему жизнеобеспечения. И клавиатура, и джойпад были снабжены настолько длинными сетевыми кабелями, что при желании можно было распахнуть окна и предложить продавцам с цветочного рынка попробовать свои силы в игре. Увидав, как Павлов рыщет взглядом за моей спиной, я порекомендовала ему отложить поиски.
– Разве ты не можешь оторваться от дивана и переключать каналы вручную?
Мой брат взглянул на меня так, словно я предложила нечто несусветное, и ткнул обличающим пальцем в клавиатуру на ковре:
– Слим советует пользоваться этим, но я принципиально отвечаю отказом. Ящик сходит с ума, когда я беру ее в руки. Забрасывает меня сообщениями об ошибках, когда я пытаюсь включить пятый канал, или предупреждает, что моя память исчерпала ресурс, в то время как все проблемы – в башке у этой штуковины. По крайней мере, с дистанционным управлением ты сам в ответе за происходящее.
Мне захотелось спросить, зачем им вообще нужна клавиатура под телевизором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49