В конце концов, он отнюдь не походил на человека, привыкшего сорить деньгами. Напротив, судя по внешности Слима, этот жест пробил внушительную брешь в его недельном пособии по безработице, и это меня несколько обеспокоило.
– Твоя доброта не знает границ, – заметила я. – Что бы мой брат без тебя делал?
Резко вскинув брови, Слим переключил внимание на Павлова.
– Она твоя сестра?
– Боюсь, что да.
– Пав, но она совсем на тебя не похожа.
– Хорошо это или плохо? – поинтересовалась я и с радостью узнала, что хорошо.
Павлов закрыл дверь и с неохотой представил нас друг другу. Мы обменялись рукопожатиями, а мой брат стоял между нами, как рефери на ринге, в оба глаза следя за тем, чтобы никто не применил недозволенный прием. Я подарила Слиму лучшую свою улыбку, и он завороженно уставился на мои зубы.
Циско только что получила диплом.
– Гордиться особо нечем, – заметила я. – Там записано: технология средств массовой информации.
– Ого! – сказал Слим. – «Приготовились! Внимание! Мотор!»
– Могло быть и так, – уклонилась я от ответа, не желая выставить себя самой ленивой студенткой всех времен и народов. Любимым моим предметом всегда был прогул лекций, но я страшно хотела произвести приятное впечатление и потому умолчала, что взялась за ум в самый последний миг. Едва выцарапала себе бумажку с печатями.
– Стало быть, тебя научили устраивать всякие там шоу?
– Ничего подобного, – абсолютно искренне ответила я, увидев лазейку. – Честно говоря, ничегошеньки не знаю об их скрытых механизмах. Наверное, как специалиста меня с трудом включат в финальные титры.
И опять эта непередаваемая улыбка. Помню, у меня тогда мелькнула мысль: если только этот Слим когда-нибудь достанется мне, то с козлиной бороденкой ему придется распрощаться. С дредами я еще могла как-то мириться, но при условии, что эти заросли никем не заселены. Мы неловко топтались, сгрудившись на коврике у двери, и Слим выручил всех, предложив Павлову пойти поставить чайник. Я двинулась за братом, глазея по сторонам. Время и велосипеды не пощадили белых стен коридора, о чем мне сообщили царапины, а от ковровой дорожки остались лишь лохмотья на нитках ветхой основы. От этого, впрочем, дом лишь казался обжитым и уютным. Вразвалочку следуя за мною, Слим полюбопытствовал:
– И кем же ты хочешь теперь стать, раз уж пришла пора покорять мир?
– Чем бы я ни занялась, это не должно напоминать работу, – ответила я, остановившись, чтобы кинуть взгляд в гостиную. Поскольку вся мебель в ней была развернута в сторону телика, я посчитала, что физические упражнения в этом доме не в чести. Сначала я заметила напольный торшер с хитроумно выгнутым абажуром, бросающим поток света на экран, а затем поразилась пустоте за спинкой дивана. Неосвещенное пространство тянулось вплоть до оконной ниши с наглухо занавешенными стеклами. В целом комната скорее походила на помещение для просмотра телепередач, чем на гостиную. «Ящик» стоял в буквальном смысле на пьедестале, окруженный всевозможными устройствами, а уж что касается безвкусных картинок с печальными собачками на стенах… Непохоже, что эти двое хоть раз пробовали окинуть обстановку критическим взглядом. Двинувшись дальше, я пояснила:
– В моем представлении единственный способ избежать работы, которая походила бы на работу, – это добиться успеха в чем-то, чем тебе нравится заниматься.
– В точности моя философия, – кивнул Слим.
– Слим у нас миллионер.
Невыразительное замечание Павлова заставило было меня рассмеяться, но на пороге кухни я оглянулась и заметила, что Слим отвел глаза.
– Что, серьезно?
Лишь на бумаге, – пожал плечами он. – Мне посулили деньжат за мой е-зин.
– За что, за что?
Ну, попросту говоря, за веб-сайт.
– Да? И чему же он посвящен?
– Сетевым играм в основном. Всякие там новости. Чаты. Рецензии.
– Компьютерное барахло, – подытожил Павлов.
Злобный выпад остался без ответа.
– Мне просто повезло, – скромно пояснил Слим.
– Наверное, тут все не так просто? – предположила я. – Мне всегда казалось, что больших денег в Интернете не заработать.
– Я не занимался сетевым бизнесом, – немного обиженно возразил Слим, – и даже не рассчитывал разбогатеть. Я дилетант, чем и горжусь, это соответствует духу Сети.
– Наш Слим – из числа так называемых старперов, – вставил Павлов. – Сие означает: если ты не сидел в Сети в девяносто четвертом, значит, ты не видел настоящего Интернета.
– Расскажи о сайте, – попросила я с неподдельным интересом. Ведь, слушая монолог Слима, я могла бы раствориться в этом его непередаваемом томном взгляде.
– Еще до того, как в киберпространство хлынула коммерция, – начал он, – я разместил в Сети наспех сделанную страничку, чтобы наладить связь с другими игроками. Самое замечательное в продвинутых геймерах – их энтузиазм. Некоторые относятся к играм крайне серьезно. Они с ума сходят по свежайшим сетевым примочкам, и поэтому, когда случился виртуальный Большой Взрыв, их одержимость привлекла инвесторов.
– Но ведь это случилось со множеством вебстраниц, – сказала я.
– Ну да, но у новых проектов, пытавшихся быстро срубить капусту, не было той верной тусовки, какая уже собралась у меня на сайте. А сейчас, когда игровая индустрия рванула с места в карьер, люди ко мне так и повалили. Кое-какие дельцы в небоскребах смекнули, что здесь дела идут в гору, и предложили мне контракт на миллион. – Слим так выплюнул цифру, словно речь шла о карманных деньгах, каких может хватить на пару кружек пива, не больше. – Чем меньший аванс я потребую, тем больше смогу получить потом в долевом участии и, стало быть, прикарманить, если предприятие выгорит. Так что я взял всего штуку и жду теперь прибыль.
– Да ну! Вроде бы неплохо получилось.
– Еще бы. Какое-то время мне не придется полагаться на твоего брата в смысле оплаты жилья. Неплохо? Да просто чудесно – в том смысле, что я смог вложить бабки в перспективное дело и урвать куш на фондовой бирже. И в то же время плохо, поскольку я чувствую себя продажной сволочью.
– Займись благотворительностью, – наполнив чайник, посоветовал Павлов.
– О тебе я всегда позабочусь, – с ехидцей успокоил его Слим. – Не дрейфь.
– А что, Павлов принимает какое-то участие в твоем сайте?
Насмешливое фырканье братца сообщило, до какой степени я ошиблась.
– Публиковать свои сочинения в Интернете может любой придурок. Все, что требуется, это клавиатура, модем и зонд, воткнутый в лоб.
Я разглядывала свои босоножки, жалея, что не была единственным ребенком в семье. Мое детство омрачалось присутствием старшего отпрыска, безустанно напоминавшего мне, кто из нас главный. Между прочим, Павлову не было особой нужды завидовать чужим успехам: в качестве журналиста мой брат имел такой-то вес, по крайней мере, его имя знали. В определенных кругах. Проще говоря – в некоторых спальнях. В тех, где плакатики с пони соседствуют с журнальными разворотами, изображающими бойз-бэнды в полном составе. Где в грелках в форме плюшевого мишки булькает полбутылки «Баккарди». Там, где девочки-подростки штудируют свои журнальчики, примеряя на себя чужие проблемы. Вот здесь-то и царствует Павлов, и, возможно, именно поэтому он проявляет раздражение, когда разговор заходит о заработках. Мой братец ведет колонку советов читательницам. Он – «любовный хирург» журнала «Блесни умом!», если величать его парадным титулом. Может, Павлов и считается крутым среди недорослей, но такое ведь не впишешь в графу «род занятий». Если только не хочешь привлечь внимание полиции.
– Ты пьешь растворимый кофе? – спросил меня брат, занеся полную ложку порошка над первой из трех чашек. У нас есть еще десять минут, а потом мне нужно будет уйти.
Признаться, я надеялась, что два чемодана, несшие караул под дверью, намекнут Павлову, что я, вообще-то, отнюдь никуда не спешу. Так или иначе, я согласилась на растворимый кофе. Решила еще немного потянуть время, а уж потом переходить в атаку.
– Куда ты собрался? – поинтересовалась я невинным тоном.
– На фотосессию. Редактор хочет, чтобы на моей страничке появился свежий снимок.
Павлов перестал ковырять ложкой в банке и украдкой метнул на меня взгляд, поджидая реакцию. Я постаралась изобразить полный восторг. В отличие от Слима, шагнувшего в кухню с вопросом:
– Как, в этой мерзкой рубашке?
На моем братце была ядовито-оранжевая сорочка с пуговицами сверху донизу. Он весьма неохотно подтвердил, что именно в таком виде и собирается фотографироваться. Слим втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, Павлов скрипнул своими. Я же не могла отделаться от навязчивого впечатления: насколько дикий диссонанс между цветом рубашки моего брата и зелеными клетками линолеума под его ногами. Даже обрамлявший рубашку дверной проем не мог вобрать в себя исходившее от нее сияние.
– Как человек, повернутый на текстильных мотивах с пальмами и пеликанами, – сделал выпад мой брат. – ты едва ли посмеешь критиковать мой выбор.
Пожав плечами, Слим сдался:
– Мое дело – предупредить.
– Значит, тебе чем-то не нравится рубашка?
– Лично мне она до лампочки, но за твоих читательниц не поручусь.
– Не понял? – сбавил обороты Павлов.
– По-моему, тебе нужна домашняя куртка.
– Чего?
– Удобная бархатная куртка и огромный бокал бренди, который ты сможешь пролить на тапочки.
Слим тайком подмигнул мне, от чего я порозовела. Не до такой степени, однако, как Павлов, который швырнул чайную ложечку в раковину и потребовал выражаться яснее.
– Все дело в ауре, которую ты должен распространять, – пояснил Слим. – Ты ведь хочешь создать образ жреца любви, так ведь?
– Мне платят за то, чтобы я раскрывал особенности мужского подхода к романтическим отношениям. В общем, да.
– И ты должен олицетворять опыт и эрудицию?
Мой брат спрятал ладони в карманах, скромным кивком подтвердив справедливость предположения.
– Ну так постарайся хотя бы выглядеть, как ветеран интрижек и виртуоз постельных игр! Ловелас, меняющий женщин, как перчатки!
Я подавила смешок, надеясь, что высказывания Слима не испортят Павлову настроения, что было бы для меня крайне нежелательно.
– Помяни мои слова, – между тем продолжал Слим, – если фотограф щелкнет тебя в этой мандариновой тряпке, дамы усомнятся в остальных твоих достоинствах.
– Это не мандариновый оттенок.
– По мне, так он просто вопиет о распродаже на овощном рынке.
– Приглядись получше: это персиковый цвет.
– Какая разница? – резонно парировал Слим. – Фрукт есть фрукт.
Брат спросил, насыпать ли мне сахару. Он явно был уязвлен, хотя и делал вид, будто Слим неожиданно нас покинул.
– Спасибо, мне только молока, – ответила я и взмолилась, чтобы мой голос не дрогнул, когда я начну заверять брата, что он выглядит прекрасно. Лишь когда он отвернулся к холодильнику, я смогла обменяться взглядами с его соседом.
– Не пойму, как его только взяли в журнал? – сказала я одними губами.
Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.
– В этих журналах, – объяснил Слим, – все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.
Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.
– Между прочим, наш редактор – мужчина.
– Я в курсе, – ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.
Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго – всего на недельку.
– Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, – объясняла я. – А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» – как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.
Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.
– Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?
Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.
– Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».
– Но мы же нарушим условия аренды, – возразил Павлов. – Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.
– Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.
– Циско, это твои проблемы.
– Отличный совет для колонки напутствий подросткам, – хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. – Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.
– Диван не годится, – сказал Павлов.
Мы со Слимом повернулись к нему.
– Это почему? – переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.
Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.
– Ерунда, – вставила я, – меня это не пугает.
По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.
– Не переживай, – я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49