– Но ты сама повернешь назад, помяни мое слово.
И он затопал вниз по ступенькам трапа.
– Пошли ко мне Гордона! – крикнула Дели ему вслед. Она стиснула зубы и крепко вцепилась в ручки штурвала отчего-то вспотевшими ладонями. На карту были поставлены жизни всех: мужа, детей, команды. Она сильно сомневалась, что Чарли может проплыть хотя бы два шага.
Обогнув косу, она почувствовала, как в корпус судна ударили короткие крутые волны. Это не были ритмичные, правильные валы, какие бывают на море, на глубокой воде – эти были беспорядочные, злобные. Судно содрогалось от их ударов и все время кренилось на левый борт, а правое колесо поднималось при этом в воздух. Обычно Дели поворачивала штурвал в сторону крена, но теперь она изо всех сил удерживала его в одном положении.
По трапу поднялся в рубку Гордон и стал с противоположной стороны штурвала. Он взял на себя часть нагрузки, и ей сразу стало легче. Это был всего лишь подросток, но она ощущала его спокойствие и силу.
Из-за туч вышло солнце; оно осветило мыс Маклея и мыс Стёрта, которые виднелись далеко впереди, на другой стороне озера. Можно было разглядеть лишь бесформенные нагромождения чего-то серого, а еще – оранжевые дюны и нечто такое, что казалось квадратным желтым зданием, но, как оказалось после, представляло собой скалу из глинозема, сверкающую на солнце точно двойной маяк. За ними висела завеса дождя и свинцовые облака; на их фоне пылали багряно-золотые заросли кустарника; шесть черных лебедей летели – прямо из солнца. Это было как обещание счастья, как радуга после дождя. Все ее страхи, все опасения отлетели прочь. Она бросила на сына уверенный взгляд и улыбнулась ему.
– Чудесно, правда?
Гондон радостно засмеялся ей в ответ.
– Мне хотелось бы доплыть до моря, – сказал он. – Его густые каштановые волосы были взлохмачены, он явно не умывался, но Дели воздержалась от замечания. Она заглянула в его удлиненные синие, как у нее самой, глаза и с гордостью подумала: «Мой сын…». Эти слова она произнесла, когда впервые взяла его на руки в мельбурнской больнице. Неужели прошло уже шестнадцать лет?! Активная жизнь Брентона, вероятно, окончена, сама она не становится моложе, но жизнь продолжается.
На противоположном берегу озера солнечные лучи померкли. Под ударами крутых волн судно упрямо продвигалось к невидимому теперь берегу.
11
Когда «Филадельфия» вошла в гавань Миланга, у длинной изогнутой пристани стояли лишь две посудины – судно и баржа. «Непобедимый» и «Федеральный»! – закричал Алекс, разобрав их названия. Он приплясывал на верхней палубе от радостного возбуждения, видя, что их путешествие, которое показалось ему не менее долгим и опасным, чем путешествие Магеллана через Тихий океан, пришло к благополучному завершению. Никогда еще он не находился так далеко от земли, и теперь им предстояло пристать к настоящему пирсу, а не к речному причалу.
«Водяная лилия», старая посудина, напоминающая по форме бокал без верха, с неровными по длине досками, торчащими с кормовой палубы и распущенными парусами готовилось отплыть в направлении мыса Маклей.
Кладовщик, дети из местной школы, команда с «Непобедимого» и все праздношатающиеся горожане, среди которых было немало чернокожих аборигенов, сбежались посмотреть, как будет приставать «Филадельфия».
В незнакомом порту, под взглядами толпы, глазеющей на «женщину в рубке», Дели смутилась. Но тут с берега ее окликнул хорошо знакомый голос, заставивший ее забыть про все остальное.
– Мисс Дели!.. Что это я? Миссис! Поздравляю! Вы управляетесь с ней ловчее, чем мужчина. Женщина понимает женщину.
– Джим Пирс! Что вы здесь делаете? – Она выбежала из рубки тотчас после того, как остановились колеса, и перегнулась через перила верхней палубы.
Милый старина Джим! Помощник капитана, служивший на прежней «Филадельфии», еще до пожара. Когда она рожала своего первого ребенка на берегу реки, в лесу, под дождем, это он кинулся в деревню, поискать какой-нибудь транспорт…
– Привет, Джим! – крикнула она. – Заходи на борт. Тедди будет рад тебя видеть.
Она была так возбуждена, что даже не заметила господина Рибурна, который стоял чуть поодаль от толпы и смотрел на Дели широко открытыми глазами. На ней был потрепанный мужской пуловер и фуражка, принадлежавшая раньше Тедди Эдвардсу и видавшая лучшие времена; волосы ее рассыпались по плечам. Она сошла на нижнюю палубу, чтобы встретить Джима и проводить его к Брентону.
Оказалось, что Джим, капитан «Непобедимого», торгует на участке между Милангом и Менинги, курсируя взад-вперед по озеру; поэтому они и не встречались с ним раньше.
– Рисковый вы человек, если отважились пойти через озеро в такой день, – пенял ей Джим. – Я и сам привязал покрепче судно и баржу, чтобы переждать непогоду. – Его обветренное лицо было теперь покрыто сетью морщин, кожа на шее обвисла, образуя второй подбородок, а волосы поседели, отчего лицо казалось более смуглым, чем раньше. Дели была потрясена. При виде седой головы Джима она ясно представила себе, как много прошло лет и сколько утекло воды. – Что за спешка такая?
– У меня были серьезные причины, – ответила Дели, понизив голос. – С нами все еще плавает Чарли Макбин, а стояли мы у лагеря стригалей.
– Понятно… Как он, старина Чарли? Тянет еще?
– В общем, да. Иди, повидайся с ним.
Джим обменялся с Чарли рукопожатиями, после чего отправился к Брентону. При виде его Брентон заметно оживился впервые за много лет. Они отпраздновали встречу пивком, начались нескончаемые воспоминания о прежних днях.
Вспомнив о том, что она еще не повидалась с грузополучателем и не передала официально груз, Дели пошла в свою каюту, сняла старый пуловер, надела блузку из натурального шелка и причесалась. Позаботившись о том, чтобы седая прядь была заметна как можно меньше, она протерла шею лавандовой водой – единственная роскошь, которую она себе позволяла.
– К чему это все? – строго спросила она у своего отражения в зеркале. – Аластер Рибурн – мужчина, но он тобой не интересуется, и эта встреча сугубо деловая.
Она взяла индийскую кашемировую шаль, принадлежавшую еще тете Эстер, набросила ее на плечи и вышла на палубу.
– Мистер Рибурн приходил и ушел обратно к себе, – сказал ей баржмен. – Он видел, что вы заняты, и просил подойти туда, как освободитесь.
Значит, он видел ее в этом затрапезном наряде и слышал, как она кричала Джиму с палубы, точно вульгарная рыбачка! Ее бросило в жар при одной мысли об этом. Она передернула плечами и быстро зашагала вдоль пристани, по узкоколейным путям, которые извивались между высокими штабелями бревен, приготовленных к погрузке на суда. Небольшая ветка вывела ее к дверям в обширное помещение, расположенное на берегу озера. Его фасад был украшен вывеской «Торговля шерстью на Дарлинг и Муррее». Выше был балкон, украшенный витиеватым чугунным литьем и явно относящийся к жилым апартаментам бельэтажа.
Холодный юго-западный ветер пронизывал ее насквозь, пока она шла по открытому пространству. Она вздрогнула. Было неразумно с ее стороны снять шерстяной джемпер и заменить его легкой шелковой блузкой, тем более собираясь выйти из закрытого помещения на ветер. В горле у нее запершило – похоже, она простудилась.
Суетность и тщеславие тому виной, хотя ей уже сорок, и в волосах пробивается седина…
В каюте Брентона, с ее большими окнами, в которые падали пробивавшиеся сквозь облака закатные солнечные лучи, двое друзей пили пиво и, расслабившись, предавались воспоминаниям.
После первого шока при виде того, что сделало с ними время, они обнаружили, что по сути они остались все такими же. Тедди Эдвардс и Джим Пирс были товарищами в широком смысле слова. Они приходили друг другу на выручку в уличных драках, вместе вели корабль сквозь наводнения и пожары, сквозь страшную засуху 1902 года; они вместе пили по самым различным поводам и без оных, спорили до хрипоты о достоинствах судов и шкиперов. Оба были из Эчуки, обоих воспитала верхняя река, а теперь оба оказались в ее низовьях, в прямом и переносном смысле слова: радость жизни, молодой задор ушли навсегда. Никогда не вернутся те дни, когда они, соперничая с южноавстралийскими судами, устраивали сумасшедшую гонку по обмелевшей реке; когда верповались на перекатах, сдергивали лебедкой судно с рифов; когда кутили с девками из дешевого трактира на Дарлинг.
У Джима теперь девять детей, его большая семья живет в Гулуа. Он не любит разлучаться с нею надолго и уходить в длительное плавание вверх по реке. В хорошие дни он возит воскресные экскурсии до Веллингтона. Его пароход – это, в сущности, разукрашенный пассажирский паром через озеро. Когда непогода удерживает его в гавани, он пополняет семейный бюджет с помощью рыбалки, либо промышляет кроликами, продавая их шкурки.
Все это выяснилось не сразу, а постепенно, когда пиво развязало им языки.
– Да, Тедди, жизнь теперь пошла не та, что раньше, – вздохнул Джим, утирая пивную пену с губ. – Когда мы были молоды, мы не понимали, как она коротка.
– Тебе… грех жаловаться, Джим. Ты все еще… водишь… собственное судно, живешь… как человек… А я?
– Да, старик, я знаю. Мне не хотелось говорить об этом, но я слышал, сколько тебе пришлось пережить, оставаясь все время прикованным к постели. Такая глыба как ты, мужик-непоседа – и сидеть на мели до конца жизни…
– Нет!.. – Брентон с усилием сел в постели, уронив простыни на пол. – Возьми у меня стакан, Джим! Смотри! – Медленно, со страшными усилиями, он повернулся так, чтобы его ноги свесились с койки на пол. Он сидел в неестественной, полулежачей позе, тяжело переводя дух. – Видал? Каждый день… я спускаю ноги с кровати, чтобы их… наполняла кровь. Они уже… начинают чувствовать. А руки… А ну передай мне… те книги, Джим.
Джим передал указанные им тома: «Географию Южной Австралии» и «Историю колонизации Нового Южного Уэльса».
– Моя жена думает, что я развиваюсь умственно… Знаешь, для чего я их использую? – Он лег на спину, взял в каждую руку по книге и поднял их, очень медленно, на высоту вытянутой руки. – Руки… уже стали крепче. Я им еще покажу! То-то все удивятся… Через год я… встану к штурвалу.
– Молодец, Тедди! Ты им еще покажешь! Нельзя держать здорового мужика в постели!
В дверь постучали и на пороге появился Чарли Макбин. Он был без своей всегдашней кепки, которая так «приросла» к нему, что теперь он казался каким-то неправдоподобным, будто лишился части головы. Под мышкой у него была бутылка виски.
– Входи, старина Чарли, входи, дорогой! – Брентон со стуком уронил книги и бросил предостерегающий взгляд на Джима.
Мутно-голубые глаза механика сверкнули из-под косматых бровей, которые, поседев, стали напоминать просмоленные кусочки ваты.
– Я подумал, пиво проскакивает очень быстро, надо послать ему вдогонку немного виски… За наше здоровье, ребята!
Вскоре из каюты послышался хор из трех мужских голосов, выводящих нечто отдаленно напоминающее песню:
Еще по одной, еще по одной,
Еще по одной нальем…
От этого мы не умрем!..
Дели между тем направилась в полутемное помещение конторы, за которым виднелся большой оптовый магазин, заваленный почти до самого потолка тюками шерсти – их было здесь несколько тысяч. Склад был невероятно большой, точно старинный собор, и такой же темный и молчаливый, тогда как на окна бельэтажа падали закатные лучи, сияя красными и золотыми красками, словно они прошли через цветные витражи.
– Господин Рибурн прошел наверх, – сказал ей кладовщик. И сразу Дели услышала вверху его шаги и его замедленную речь.
– Это вы, миссис Эдвардс! Я жду вас. Невысокий, элегантный, одетый безукоризненно – до самой последней мелочи, включая гладкий, без рисунка, галстук и начищенные как зеркало туфли, он казался несовместимым с этим маленьким приозерным городом, он поверг ее в неожиданное смущение. Теперь она была рада, что надела свода лучшую блузку.
– Мои тетушки просили, чтобы я привел вас к послеобеденному чаю. Они наслышаны о вас и хотели бы лицезреть вас лично.
Тонко рассчитанный ненавязчивый юмор, ощущался в его интонациях, в едва уловимых движениях бровей, в чуть-чуть ироничном взгляде блестящих, с поволокой, темных глаз. Дели знала, что он сравнивает ее наряд с тем, который был на ней в рубке, и догадывалась, что его тетушки ожидают увидеть ее именно в таком виде: мужская фуражка, пуловер и все прочее. Она гордо вздернула подбородок и отчеканила:
– Благодарю вас, господин Рибурн, но мне кажется, нам надо обсудить паши дела. Сегодня слишком поздно начинать разгрузку, но…
Он уже спустился донизу и, не обращая внимания на кладовщика, взял ее холодную руку, наклонился и прижался к ней губами.
– Вы слишком красивы, чтобы говорить о делах, а я слишком хочу чаю. Не угодно ли вам подняться наверх?
Когда он вел ее по лестнице, она заметила красивую резьбу на перилах и балясинах; на первой площадке, откуда начиналась ковровая дорожка, висели старые полотна, изображающие цветы и фрукты. Дели шла будто во сне: ее вели в иной мир, отдаленный от настоящего большим промежутком времени, находящийся за тысячи миль, за семью морями: точно такая лестница вела в гостиную бельэтажа в доме ее дедушки. За все годы, проведенные в Австралии, она ни разу не бывала в таком доме. А за его стенами шныряют вдоль колючих изгородей дикие кролики, серые пыльные дороги проложены меж болотами, где кишат черные змеи. Она посмотрела вверх: на верхней площадке лестницы сверкал газовый фонарь, оправленный в хрусталь.
12
Путаница лиц, голосов, людей… Имена, которые не сразу и запомнишь…
– А это мои тети – обе мисс Рибурн; моя невестка – миссис Генри Рибурн, ее сын Джеми и маленькая Джессамин. Сегодня, ради такого случая, они будут пить чай вместе со всеми. А это их няня – мисс Меллершип.
Дели с трудом скрывала смущение, – за последние десять лет ей крайне редко доводилось попадать в светскую компанию, а из женщин она зналась лишь с одной миссис Мелвилл. Единственное знакомое лицо здесь – мистер Рибурн, да и он – не близкий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98