Я постараюсь найти какого-нибудь старикана, который хочет, чтобы его провезли бесплатно в Южную Австралию.
Когда они вернулись на «Филадельфию», та показалась им маленькой и тесной после «Жемчужины», рассчитанной на сотню пассажиров, с ее обширным салоном, рестораном с плюшевой мебелью и сверкающими панелями. Дели была взбудоражена обстановкой многолюдного обеда, осмотром роскошного корабля. Ее восхищало решительно все: современный камбуз, маленькие ванные с горячей и холодной водой, красивые каюты с электрическим освещением.
Сегодня она уделила своему туалету больше внимания, чем обычно. На ней было платье из светло-голубого шелка с веночками из роз на груди. Платье стало чуть-чуть тесновато в талии, потому что за последнее время она немного прибавила в весе благодаря спокойной и счастливой жизни, но это не портило ее. Шея и руки больше не поражали худобой, а под шелковистой тканью платья угадывалась развитая грудь и округлые плечи. В этом году она достигла наивысшего физического расцвета, после которого начинается обычно медленное увядание, как это бывает с деревом, которое миновало плодоносящую фазу.
– Как ты хороша сегодня! – непроизвольно вырвалось у Брентона, когда он смотрел, как она идет по трапу, одна, без посторонней помощи: теперь он уже не кидался сломя голову поддерживать ее под локоток. – Я уже целую вечность не видел тебя нарядной. Сегодня ты была ослепительна.
Достигнув борта, она повернулась к нему. Лицо ее раскраснелось от удовольствия, глаза ярко синели в свете палубного фонаря.
– Ты помнишь ту ночь, когда ты втащил трап и сказал: «Теперь мы на острове»?..
– Я и сейчас могу так сказать: мы все еще окружены водой.
Когда Дели, подобрав свои длинные юбки, начала подниматься по ступенькам на верхнюю палубу, он захватил рукой ее стройное колено и поцеловал его, тогда как его пальцы бежали вверх, по изгибу бедра. Она стояла неподвижно, вздрагивая от прикосновения его рук.
– Иди ложись, любимая, я сейчас приду…
Дели поспешила наверх. В каюте она зажгла лампу и бросила на себя взгляд в зеркало: ее глаза горели нетерпением. Затем она быстро разделась, вытащила шпильки из своих темных волос, рассыпавшихся по обнаженным плечам, провела по ним щеткой и скользнула в постель.
– Приходи скорее, любимый… – Она лежала, дрожа от страстного желания. Выход в свет, неожиданная роскошь званого обеда, возвращение с любимым человеком поздно вечером на затихшее судно – все это живо напомнило ей начало их романа в Эчуке.
Дели, не отрывая глаз от прямоугольника двери, прислушивалась, ожидая, когда раздадутся его шаги. Если он решил освежиться, поднырнув под колесо, то это займет немало времени. Наконец, она встала, подошла к двери и осторожно высунула голову наружу: она увидела темные воды Муррея, спешащие слиться с водами Кэмпасп. Снизу слышались голоса Брентона и Чарли: они спорили о котлах…
Она не знала, сколько прошло времени, пока наконец на палубе раздались его шаги, к этому времени она успела забыться чутким тревожным сном.
– Ты не спишь, любимая? – весело сказал он, входя и развязывая на ходу свой галстук.
Дели не ответила. Она чувствовала себя прокисшим игристым шампанским, оставленным недопитым до утра.
Брентон был несказанно удивлен, когда, прикоснувшись к ней, услышал бурные рыдания.
– Что с тобой? – спросил раздраженно он. – Кто вас поймет, женщин?
Перед отплытием из Уэнтворта Дели позволила себе некоторые «светские» удовольствия: посещала другие суда, побывала на местном балу, организованном Технологическим институтом. На нем были все члены команды, кроме Чарли, который провел вечер в окружении пивных бутылок.
Кавалеры с прилизанными волосами, в безупречно чистых шарфах толпились у дверей зала, придерживаясь мужской солидарности. Дамы скромненько сидели на стульях, расставленных вдоль стен, ожидая, когда заиграет оркестр.
Начало первого танца ознаменовалось для Дели дружным натиском на нее мужского контингента. Она была здесь новым лицом, к тому же весьма привлекательной молодой женщиной. Роль ее кавалера Брентону пришлось взять на себя, только так он мог оградить ее от напора целой толпы потенциальных партнеров, готовых взять ее приступом.
Он танцевал мастерски, но без особого блеска. Сделав два тура, он запыхался и охотно передал ее Джиму.
В течение вечера она танцевала с самыми разными людьми: стригалями и юнгами, гуртовщиками и поварами, грузчиками и поденщиками из ближайшего поселения колонистов. Она протанцевала до двух часов ночи, оставаясь все такой же очаровательной в своем белом муслиновом платье с черным бархатным поясом. Усталость отступила перед блеском ее счастливых глаз и лучезарной улыбкой.
Разговоры ей приходилось вести самые удивительные. Один коренастый широкоплечий шкипер после умопомрачительного тура вальса взглянул на нее с дружеским участием.
– Вы не вспотели, миссис Эдвардс? – осведомился он. – Что до меня, так я упарился, как боров над корытом.
Еще один, бронзовый от загара, симпатичный, но очень стеснительный фермер мучительно искал тему для разговора и под конец выпалил, задыхаясь от бешеного ритма:
– Какую лошадь вы предпочли бы под вьюки, миссис, мерина или кобылу?
А пожилой повар артели стригалей с солидным брюшком, танцуя с ней польку на расстоянии вытянутой руки, снабдил ее рецептом шоколадных пирожных с орехами.
К двум часам ночи в лампах выгорел весь керосин, и они начали мигать, а из темного угла зала все еще раздавались звуки концертино и барабана. Дели была так возбуждена, что не чувствовала ни малейшего намека на усталость. С большим трудом удалось убедить ее, что пора возвращаться на судно. Всю жизнь она вспоминала эту ночь, как прощание с юностью.
Солнечным летним утром «Филадельфия» вышла из Уэнтворта в свой первый рейс в качестве судна Королевской почтовой компании и вместо того, чтобы развернуться и, обогнув широкие, песчаные наносы в месте слияния двух рек, пойти вверх по реке Муррей, она отдалась на волю течения, увлекающего ее вниз, в дотоле неведомую часть реки, где она никогда не бывала прежде.
Перед самым отплытием «Филадельфии» в городе появился «китолов с Муррея», седой старик, который для разнообразия плавал на Дарлинге. Дарлинг ему не понравился, и он во всеуслышание заявил, что «там нет ничего, кроме голодных скваттеров», и что «на этой проклятущей реке хоть с голоду помирай, все равно никто не подаст тебе горсть муки». Он утверждал, что знает низовья Муррея, как свои пять пальцев, и Брентон решил взять его в качестве бесплатного пассажира, выполняющего обязанности лоцмана.
Звали «китолова» Хэйри Харри. Его лицо закрывала дремучая борода, пожелтевшая от никотина вокруг рта. Брови у него были еще более густые и лохматые, чем у Чарли, а голову в последний раз, видать, стриг неопытный стригаль, орудуя овечьими ножницами.
Его лодка развалилась под ним на куски у самого Уэнтворта. На борт он пришел с узлом, в котором заключалось все его достояние, завязанное в одеяло: черный от сажи жестяной котелок, сковородка и оловянная миска. Много раз эта посуда наполнялась подаянием – чаем, сахаром, мукой; и, если верить его собственным словам, много бараньих котлет было изжарено на этой сковородке. Он вырезал их из боков чужой овцы, которой было «все равно подыхать».
– Я лишился всего самого насущного, – рассказывал Харри в напыщенных выражениях. – Капканы, рыболовные снасти, одежды – все кануло в пучину. И теперь я выброшен в этот холодный бездушный мир, полностью предоставленный сам себе. Если вы доставите меня в Южную Австралию, шкипер, вы не пожалеете об этом, а для меня, бедного старого человека, – это редкая удача. Я перебьюсь там до лета, а затем наймусь на виноградники, чтобы заработать на лодку.
«Не купит он никакой лодки, – подумал про себя Брентон. – Если и получит работу на уборке винограда, потом пропьет все до последней монеты».
– Куда мне положить вещи? – спросил Хэйри Харри, едва ступив на борт. Когда Брентон указал ему место на корме, под натянутым брезентом, тот надменно сказал:
– Как! Я должен спать здесь? Разве лоцману не положена отдельная каюта?
Не получив ответа, он побрел на корму, недовольно ворча себе в бороду.
Оба котла барахлили всю дорогу, вплоть до Ренмарка. Брентон сердился и раздражался из-за котлов, кроме того, незнакомый фарватер доставил ему кучу дополнительных переживаний. Все чаще Брентона стали беспокоить головные боли. Он часто злился, и тогда лицо у него багровело, на шее надувались синие вены.
В конце концов было решено пристать к берегу и осмотреть один из котлов. Заглушили топку, прочистили вытяжные трубы и вновь развели пары – на все это ушли сутки.
Дели была рада, так как остановились они напротив великолепной оранжевой дюны, увенчанной двумя темными муррейскими соснами, отражающимися в зеленой воде. Весь день она провела на этюдах.
Хэйри Харри гордо восседал на высоком табурете, поставленном для него в рубке, и давал капитану советы. Один раз Дели, находившаяся в своей каюте, услышала страшные проклятия. Выглянув из двери, она увидела, что Брентон, всем телом навалившись на штурвал, отчаянно вращает его, а левое колесо уже загребает прибрежную глину. Отдышавшись, Брентон сказал лоцману не самым любезным тоном:
– Так это, наверное, и был Локоть Дьявола?
– А? Да, похоже на то…
– Так почему же ты меня не предупредил заранее? А еще говорил, что хорошо знаешь фарватер!
– Я знал его раньше, босс. Но это чертово русло немного сдвинулось, с тех пор как я был здесь в последний раз.
– Сдвинулось? Когда же ты был здесь в последний раз?
– Если честно, хозяин, тому уж около двадцати лет.
– Двадцать лет! Может и канала Полларда еще не было?
– Тогда им пользовались редко. Старое русло еще не было так засорено, и шкипера шли, где безопаснее.
– Ах ты старый обманщик! От тебя нет никакого проку. Так и быть, я довезу тебя бесплатно и кормить буду, только убирайся из рубки и не показывайся мне на глаза! Бен! Иди сюда, будешь помогать мне на крутых поворотах.
Хэйри Харри зашаркал ногами, спускаясь по ступенькам на палубу. Дели сделалось жаль старика, так верившего в свою значительность и утратившего эту веру. Он прошел мимо нее что-то грустно бормоча в свои порыжелые от табака усы; его веснушчатые трясущиеся руки шарили в карманах в поисках табака и бумаги для самокрутки.
Это был очень колоритный тип, и Дели решила написать с него портрет. Так Харри, разжалованный из лоцманов, сделался натурщиком. Он позировал, сидя в носовой части палубы; старая шляпа затеняла его глаза, свисавшие из-под нее космы и седая борода развевались на ветру.
Выяснилось, что он ревностный читатель «Бюллетеня» местного научного общества. А еще он мог часами цитировать Банджо Петтерсона и других местных бардов. Знал он также старинные песни буша и мог коротать время, напевая тонким дрожащим тенорком «Старую шхуну» либо «Рыбалку на излучине»:
На ясном теплом солнышке,
На гладком ровном пенышке
Сижу я, передышке рад.
Я рыбку изловил, чаек я заварил,
Лепешки я испек, и мне сам черт не брат…
Если он не пел, то развлекал Дели длинными неправдоподобными историями. Словом, Дели считала, что проезд и питание он отрабатывает.
В низовьях реки они встречали довольно большое количество кораблей, что несомненно свидетельствовало о здешнем процветании речной торговли. Помимо пассажирских судов и плавучих лавок, они видели «Певенси», «Отважного», «Маленькое чудо». Последнее получило свое название потому, что никто не понимал, отчего судно до сих пор не затонуло. У него был неустранимый дефект, вследствие которого оно сильно кренилось на правый борт, ковыляя по воде, точно хмельная утка. Небольшой быстроходный «Ротбэри» и «Южная Австралия» обогнали «Филадельфию» на нижнем перегоне, повергнув Тедди в мрачное настроение.
Дели была у себя и, не зная, что им только что показала корму «Южная Австралия», неосторожно зашла в рубку, чтобы попросить мужа сделать короткую остановку у привлекшей ее внимание песчаной отмели. Она хотела нарисовать забавные по конфигурации скалы: вода и ветры сделали из них нечто, напоминающее зубчатые стены мавританского замка. А он, Брентон, пока она рисует, мог бы искупаться.
– Только и знаешь: остановись здесь, остановись там! То рисовать, то купаться!
Он язвительно поджал губы, и она обратила внимание на твердую и прямую линию его рта. Взгляд его был устремлен на реку, на шее набухли жилы.
– Я… Я только хотела… очень место красивое…
– Запомни: мне надо дело делать! Мы теперь работаем по контракту.
– Джим Пирс говорит, что мы идем с опережением графика, и…
– Нас только что обошла «Южная Австралия», и я намерен догнать ее на следующей заправке, – сказал он хмуро. – Они не настигли бы нас, если бы мы проворнее грузили дрова на предыдущей остановке. Беги вниз, Бен, и передай Чарли, чтобы он выжал из двигателя все, что можно. Если надо, пусть льет в топку керосин!
Дели со вздохом посмотрела на проплывающие мимо пейзажи. Эта часть реки с ее длинными плесами и окаймленными камышом лагунами была очень живописна. Если бы только можно было уделить им какое-то время!
Она задумчиво взглянула на Хэйри Харри, растянувшегося навзничь на теплых досках палубы, прикрыв глаза шляпой. Он бороздил реки в старой неуклюжей лодке, останавливался, где вздумается, ел, когда был голоден, спал, когда чувствовал себя усталым. Ни тебе часов, ни расписания…
Разве жизнь сводится к беспрестанной гонке, к вечной активности? Разве они не люди, а муравьи? Маниакальное стремление Брентона к скорости, к успеху начинало ее утомлять. Как они могли бы быть счастливы на судне вдвоем: купались бы, ловили рыбу, рисовали, лежали и наслаждались жизнью, наконец. Ему, верно, все это быстро наскучило бы. Но какой тогда смысл иметь самое быстроходное на реке судно, владеть целой флотилией судов и тратить здоровье и молодые годы на их приобретение?
Вытяжные трубы бешено ревели, судно напрягалось и вздрагивало от усилий, яростное хлопанье гребных лопастей по воде сливалось в сплошное гудение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98