У некоторых матросов можно было найти самых разнообразных паразитов.
Армитедж уже понял, что между болезнью под названием «тюремная лихорадка», с которой он впервые столкнулся в Джеймстауне, «походной лихорадкой», которую описывали старые солдаты, и этим заболеванием, которое называли «корабельная лихорадка», нет совершенно никакой разницы. Может ли это быть одна болезнь? Возможно – ведь все три появляются только тогда, когда на маленьком пространстве собирается много грязных людей. В третий раз намыливая рыжие волосы и драя себя мочалкой, виргинец упорно пытался решить эту проблему.
Когда он велел покурить на «Глории-а-Дьос» серой и заставил вымыть внутренние помещения галиона водой с уксусом, то появилась тройка королевских таможенников и важно спустилась в трюмы. Там лежали золотые слитки, которые везли из вице-королевства Перу – Панама также являлась подчиненной территориальной единицей, называемой генерал-губернаторством, и входила в это вице-королевство. Чиновники важно осмотрели большие сургучные печати на кованных железом сундуках и объявили, что ни одна из них не нарушена.
Не менее ста двадцати пяти таких сундуков было вынесено на берег и поставлено в ряд под охраной вооруженного отряда под командованием капитана дона Эрнандо де Амилеты. Потом их перевезли в королевское казначейство на мысе Матадеро. Здесь сокровища будут храниться и ждать отправки через перешеек в Порто-Бельо; город постепенно оправлялся после разгрома, который учинил в нем адмирал Морган. И в действительности с атлантического побережья Кастильо-дель-Оро приходили утешительные вести: в этом году не было набегов пиратов с Ямайки.
Армитедж умолял дона Андреаса не позволять никому из зараженной команды сойти на берег. Дон Андреас выслушал его, спросил почему и расхохотался.
– Но, Давидо, блохи, вши и так далее не имеют ничего общего с распространением заразы. Да любой негр, индеец и нищий испанец в этом городе – это просто ходячее убежище для всех паразитов и насекомых. Ты только испортишь свою репутацию, если будешь утверждать такую чушь. – Он улыбнулся. – Его превосходительство губернатора информировали о твоем искусстве и стремлении принести благо людям. Я не обещаю, но надеюсь, что моя просьба к властям об освобождении тебя от рабства будет удовлетворена.
– Освобождении? – От неожиданности Армитедж не мог подобрать слов. – Я стану свободным?
– Я так думаю – где-то через неделю.
– От всего сердца благодарю вас, ваша честь. – Армитедж задохнулся от счастья, и в глазах у него потемнело.
Два дня спустя, когда виргинец работал над зарисовкой великолепного заката, напротив садовой ограды появилась дониселла Мерседес и поманила его к себе. На ее губах играла счастливая улыбка.
– Ох, дон Давидо, подойди сюда, – позвала она. – У меня есть новость, которая позволит нам видеться и разговаривать друг с другом на равных.
– Ты хочешь сказать, что я… я обрету свободу?
– Да, завтра в честь признания твоего самоотверженного труда на борту «Глории-а-Дьос» губернатор подпишет эдикт, возвращающий тебе свободу. – И она стыдливо добавила: – Мой друг.
– Я бесконечно польщен, что ты захотела сама сообщить мне эту чудесную новость.
– О Давидо! – громко и радостно воскликнула она. – Я так счастлива, и моя матушка донья Елена тоже. Она послала тебе вот это и свое благословение.
Мерседес перекинула через низкую, усыпанную осколками стекла стену кошелек из красного шелка, который тяжело шлепнулся на землю и приятно звякнул.
– Открой его, – попросила Мерседес. – Открой. Кроме прочего, там есть маленькая цепочка. Это от меня. Ты можешь носить на ней медальон своего святого.
На мгновение потеряв дар речи, Армитедж не мог отвести взгляд от этой стройной девушки и внезапно понял, что он влюбился, влюбился впервые в жизни. Какое еще чувство могло так сладко и в то же время жутко отозваться в его душе?
– Мерседес, – хрипло прошептал он. – Я… мне так много надо тебе сказать, но мое сердце переполняют чувства, и я еще не свободен.
Со стороны дома донесся крик:
– Мерседес! Где ты, Мерседес?
С лица девушки исчезло живое выражение.
– Горе мне! – печально воскликнула она. – Это Инесса! Я должна идти, но вечером я буду молиться и благодарить Господа за тебя.
Она повернулась и поспешила прочь, ее желтые шелковые юбки тихо зашуршали.
Когда с шеи Армитеджа сняли железное кольцо, которое он носил почти целый год, он почувствовал себя заново рожденным. Он никак не мог поверить в то, что теперь у него в новом коричневом кожаном кошельке лежало подписанное свидетельство об освобождении. Вышел и официальный бюллетень, в котором говорилось, что его превосходительство дон Хуан Перес де Гусман имел удовольствие удовлетворить прошение, поданное доном Андреасом де Мартинесом де Амилетой.
На пути домой из карантинного здания виргинцу представилась возможность своими глазами убедиться, что в его жизни произошла перемена. Амброзио, торговец свечами, и Антонио, цирюльник, важно поклонились ему и даже дотронулись до шляп, когда он проходил мимо.
Еще больше улучшили его настроение попавшиеся ему навстречу доминиканцы и иезуиты. Один из церковных священников даже заявил своей пастве:
– Этот лютеранин спас так много католиков, чтобы они могли и дальше служить истинной церкви, что Божья Матерь простит ему многие еретические заблуждения.
– Лучше наслаждаться спасением в раю, – пробурчал брат Иеронимо своему настоятелю, – чем жить в мире, где помогают еретикам. Не могу понять, преподобный отец, почему вы не подали протест архиепископу.
– Я уже обращался к его святейшеству, – вздохнул настоятель, – но он притворился глухим. Однако святая инквизиция в Мадриде узнает об этом. Не сомневайся, сын мой, мы еще увидим, как это порождение сатаны, еретик, наденет желтую рясу и будет корчиться на костре и вдыхать запах своего собственного горелого мяса.
Свободный, но обязанный отработать у дона Андреаса еще пять лет, Армитедж теперь занимал комнатку в маленьком домике, который стоял немного в стороне. Там он мог спокойно заниматься своими исследованиями и все возрастающей практикой.
В то же время ему все труднее становилось скрывать растущую между ним и дониселлой Мерседес привязанность.
– О Давидо, если бы только ты согласился принять католическую веру, – прошептала она однажды, когда они гуляли в саду. – Я уверена, что папа благословил бы нас. Но, увы, ты так упрямо придерживаешься своей веры. Правда?
– Да, – согласился он. – Странно, что мы так держимся за те верования, которым нас научили на рассвете жизни. – Он остановился и взял ее за руку. – Ты, например, ни за что не смогла бы отказаться от своей церкви, верно?
Девушка в изумлении уставилась на него.
– Как можешь ты даже высказывать такое предположение! Даже ради твоей любви, которую я ценю больше всего на свете, не соглашусь я обречь свою бессмертную душу на вечное пламя ада.
Наступила осень, и была назначена дата обручения дониселлы Инессы и дона Карлоса де Монтемайора. Вокруг все говорили о свадьбе, а чувство между Мерседес и Дэвидом все росло и росло.
– Знаешь, любовь моя, – воскликнула она однажды днем, – я узнала, что во Франции мы могли бы пожениться, хотя ты и лютеранин, если ты поклянешься, что будешь воспитывать наших детей в католической вере.
Армитедж взял ее руку и поцеловал. До сегодняшнего дня он лишь осмеливался слегка прикоснуться к ее щеке губами.
Помедлив с ответом, он решил избежать скользкой темы, сказав:
– Если бы я только мог бежать через перешеек. На атлантическом побережье мы нашли бы друзей, а на острове Санта-Каталины оказались бы в безопасности.
Мерседес быстро взглянула на него и рассеянно улыбнулась.
– О Давидо! Разве это возможно?
– Я думаю, что мог бы уговорить индейцев довести нас туда. Они меня любят, и я могу вполне сносно объясняться на их языке.
– Тогда, – Мерседес вспыхнула, словно пунцовый бутон, которых так много распустилось вокруг на ветках деревьев, – после свадьбы сестры Инессы я попрошу маму навестить с визитом мою тетю Иможению в Чагресе. Я уверена, что смогу упросить ее взять тебя в качестве сопровождающего.
– Чудесно! Какая ты умница. – Он просиял и наконец-то, в тени бельведера, он обнял Мерседес и впервые коснулся в поцелуе ее губ, которых до этого не касался никто.
Никто не мог понять, почему в полдень церковные колокола зазвонили так мрачно и торжественно. По городу разнесся слух, что умер король или, по крайней мере, граф Лимос, вице-король Перу. Такое впечатление производила и похоронная тишина, царившая в зале совета губернатора.
Его превосходительство дон Хуан Перес де Гусман, сидевший в самом конце длинного стола, так крепко вцепился в резные ручки парадного кресла, что его пальцы глубоко впились в обшивку. Справа от него сидел полковник дон Хуан Боргеньо, помощник губернатора Верагуа, с лицом, на котором словно застыла неподвижная маска. Слева от него, нахмурившись, сидел подавленный полковник дон Альфонсо де Алькодете, комендант заново отстроенной крепости в Порто-Бельо. Напротив насупил брови молодой и красивый Франциско де Гарро, уже подполковник и командующий отрядом кавалерии. Тут же присутствовал и его светлость Гонорио де Вальдес, архиепископ Панамский. Его обычно красное лицо теперь посерело.
С другой стороны стола совета стояли гонцы, которые принесли плохие вести. Дон Андреас, глядя на них, мог сразу сказать, что эти люди проделали длинный путь и очень спешили, потому что вид у них был изнуренный, а на лицах виднелись царапины от колючек и следы от укусов насекомых.
На совете присутствовали еще два человека. В том, кто повыше, дон Андреас узнал генерала дона Алонсо дель Кампо, командовавшего прибывшим в Новый Свет огромным галионом под названием «Магдалена»; другой же, кто заговорил первым, оказался помощником алькальда из столицы Венесуэлы города Маракайбо.
– О высадке этого проклятого пирата Моргана мы узнали, – говорил он, – по звуку пушечных выстрелов в наших несчастных фортах, построенных на островах Вигильяс и Палома на входе в лагуну.
– Странно, – заметил де Гусман, поглаживая рыжеватую бороду. – У меня создавалось впечатление, что форт Вигильяс очень хорошо укреплен.
Несчастный помощник алькальда кивнул.
– Так и есть, ваше превосходительство, но в гарнизоне оказалась большая нехватка людей; там недавно случилась эпидемия желтой лихорадки. В любом случае, после упорной обороны, комендант фортов решил, что дальнейшее сопротивление лютеранам бессмысленно.
Боргеньо взорвался.
– Бессмысленно! Ба! Клянусь, что они повели себя так же, как и мерзавцы в форте Сан-Фелипе-де-Сотомайор в Порто-Бельо. Разрази Господь этих никчемных трусов!
Губернатор поднял нервную сухую и загорелую руку.
– Пожалуйста, продолжайте рассказывать, сеньор!
– Вашему превосходительству, без сомнения, известно, что два года назад французский корсар Олоннэ захватил и разграбил наш несчастный город, поэтому население Маракайбо только-только начало расти, и мы едва успели начать восстанавливать нашу экономику. К тому же укрепления Маракайбо еще не были закончены. Наш губернатор собрал совет, потому что уже были видны корабли трижды проклятого Моргана – их было восемь, – они на полных парусах неслись к Маракайбо. И мы решили, что попытка оказать сопротивление приведет только к гибели людей и потере наших сбережений.
– Если бы я был там, – резко вмешался де Гарро, – ваш город не так быстро сдался бы на милость английских корсаров.
Впервые прозвучал голос дель Кампо, потерпевшего поражение генерала:
– Вам еще представится возможность показать вашу Доблесть, дон Франциско, и скорее, чем вы думаете. – Дель Кампо оглядел собравшихся за столом. – Говорю вам, кабальеро, прежде всего этот дьявол с Ямайки жаждет одного – власти! Поймите меня правильно, – дель Кампо остановил взгляд на губернаторе, – Морган хитер, изворотлив и бесстрашен, и ему нужны не только наши сокровища и рабы!
Дон Перес де Гусман тяжело перевел дух. Дель Кампо не был зеленым новичком,
– Что ваша честь имеет в виду?
– Я имею в виду, что этот еретик-адмирал подрывает саму основу существования Испанской империи! Вспомните, Боргеньо, и вы, Франциско Гарро, сколько вреда причинил нам Морган, – он остановился, чтобы подчеркнуть свои слова, – и все это он сделал без малейшего участия регулярных войск или хотя бы одного военного судна из Англии!
Совет погрузился в мрачное, но постепенно переходящее в ярость молчание. В зале совета были слышны даже шаги часового и жужжание мухи, вьющейся вокруг великолепного хрустального канделябра из Венеции.
Помощник алькальда откашлялся и в то же время бросил подозрительный взгляд на двух доминиканцев в углу, в серой и черной рясах, которые молча и внимательно слушали его.
– В соответствии с решением, принятым нашим советом, все были озабочены спасением собственных жизней. Многие бежали в Гибралтар, небольшой соседний городок, но еще больше укрылось в джунглях, где, увы, многих захватили в плен и убили индейцы.
Несчастный поднял глаза к небу и всплеснул руками.
– Представьте себе наши страдания при виде того, как английский адмирал захватил город. Грабеж продолжался почти две недели.
Говорящий немного успокоился и вытер лицо.
– Мы, конечно, слышали о том, что поблизости находится флот здесь присутствующего его доблестного превосходительства, – он слегка поклонился в сторону генерала дель Кампо, – и что он должен вот-вот появиться. Поэтому мы, несчастные беглецы, собрали в лесу людей и вооружили их. Вы можете представить нашу радость, кабальеро, когда до нас донеслись слухи, что на горизонте показались дружеские паруса и что они приближаются к входу в лагуну Маракайбо. Но, увы, наши друзья не успели отбить и вновь занять крепости на входе в порт, поэтому английский лютеранин и его союзники, ренегаты, французские католики, успели погрузить на свои корабли всю добычу, рабов и заложников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69