«Боже правый! Старая боевая лошадь просто не может быть отцом такого милого, прекрасного создания! Это невероятно!» Однако вслух он произнес:
– Я имел удовольствие беседовать с ним, мисс Морган. В дальнейшем я думаю, что смогу претендовать на честь называться вашим родственником.
Она взглянула на этого крепко сложенного мужчину ясными глазами и прижала к груди корзинку.
– Родство?
– Я только что узнал, что мой отец был – или является и до сих пор – младшим братом вашего отца; поэтому нравится вам это или нет, но вы моя двоюродная сестра.
Он увидел, как ее глаза округлились от изумления, а потом на ее лице вспыхнула неожиданная сияющая улыбка.
– Но, сэр, тогда… тогда мы легко сможем поладить, верно?
Морган кивнул, хотя в душе у него копошилось сомнение в такой радужной перспективе.
Глава 12
ВРАЧ ИЗ ВИРГИНИИ
С момента первого визита в дом губернатора Морган много времени проводил на захваченном корабле. Он уже готовился к тому дню, когда снова выйдет в море, и с неожиданным раскаянием тосковал о Карлотте. Черт возьми! Как ему не хватало веселой болтовни тигрицы, ее ярких одежд, блюд, которые она готовила, не менее возбуждающих, чем ее танцы.
Он облюбовал «Бреду», потому что на корме этого торгового судна располагалась огромная каюта; она была в четыре раза больше, чем та, которую он занимал на борту «Золотого будущего». Постепенно он привык проводить на борту все утро. Он запирался в каюте и просматривал карты или вспоминал их. У него хранилось шесть огромных портфелей карт, чертежей и отчетов, которые он собрал на Тортуге. Каждый раз, когда он видел рисунок Карлотты – а их было на редкость много, – то испытывал нечто похожее на угрызения совести. Он работал, составлял планы, размышлял. Снова и снова напоминал себе, что она, без всякого сомнения, была заодно с дю Россе в его игре и пыталась отравить его; с его точки зрения, было совершенно не важно, собиралась ли она при этом сама отравиться.
Медленно тянулись дни, и Морган привык, как только наступала вечерняя прохлада, отправляться в маленький кирпичный домик, который занимал его вспыльчивый, страдающий от подагры дядя Эдвард, его жена – ее девичье имя было графиня Анна Поллинц из Эшбаха около Момберга – и трое из четверых его детей. Джек, старший сын, сейчас должен был плыть с Барбадоса, и поэтому старый солдат находился в еще более раздраженном состоянии духа, чем обычно, и нервничал.
Сегодня вечером, надев новую рубашку и нацепив более красивые серьги, Морган отклонился от привычного маршрута и поднялся в каюту баржи, где все показалось ему еще уютнее, чем раньше. При слабом ветре с берега «Бреда» лениво покачивалась, и с ее борта открывалась великолепная панорама: закругленный берег, упиравшийся с одной стороны в форт Чарльз, а с другой стороны – в Лас-Палисадас и блокгауз.
Сейчас на якоре в гавани Порт-Ройяла стояло уже около двух дюжин пиратских судов всевозможного тоннажа и оснастки, но сэр Томас оказался настолько убедительным дипломатом и так умело раздавал обещания, что практически никто из них не выказывал возмущения. Команды не роптали, потому что их кормили и, более того, из Лондона только что прибыл транспорт женщин-преступниц, приговоренных к выселению.
Когда Морган думал о тех женщинах, с которыми ему приходилось иметь дело с того момента, как он пересек тропики, то уже не удивлялся тому, что Мэри Элизабет казалась ему каким-то высшим существом; спокойная, чистая и строгая, словно греческая богиня, вышедшая из жемчужной раковины и заточенная в том самом доме в Сантьяго, который был памятен ему печальной историей с золотой розой. Именно при нападении на Сантьяго он добыл тот злосчастный цветок, который потом бросил в окошко Сьюзан. Если поразмыслить, дочь сэра Эдварда была первой действительно невинной девушкой, которую он встретил после прощания с Анни Пруэтт. Странно, но Морган обнаружил, что ему уже трудно вспомнить, как выглядела Анни. Ничего удивительного; почти десять лет прошло с того ужасного вечера в винном погребе миссис Пруэтт.
А потом он встретил Сьюзан, внешне такую невинную и скромную, но такую похотливую внутри.
Перед его мысленным взором вставали другие лица, миленькие, симпатичные и даже по-настоящему красивые, различных оттенков белого, коричневого и черного, но только Анни была действительно дорога ему.
Его беспокоило, как часто он ловил себя на тоскливых мыслях о Карлотте, ее низком и немного хрипловатом голосе, и он проклинал себя за то, что поддался неудержимому порыву ярости. Повредил его кинжал мускулы на руке или нет? Морган изо всех сил надеялся, что этого не произошло, потому что на самом деле он не хотел причинить ей вреда.
Сколько времени должно пройти, чтобы он забыл ее рассказы, такие живописные, об огромных навьюченных караванах с сокровищами, которые под звяканье несчетных серебряных колокольчиков дважды в год отправлялись по дороге Камино Реал через перешеек от города Панамы к Порто-Бельо. В сокровищницах этого порта хранились груды золота, драгоценных камней, индиго, какао и серебра, которые дожидались прибытия из Кадиса мощной армады, отплывавшей потом на север и называвшейся флотом Тьерра Фирме.
В Гаване, как это уже было известно Моргану, этот флот объединялся с флотом из Новой Гранады – эти корабли везли богатства Мексики, – чтобы вместе преодолеть опасный путь через океан в Испанию. И оба эти флота испанцы гордо именовали Золотым флотом его католического величества.
Задумавшись, Морган вздрогнул, когда о борт стукнула причалившая лодка и голос Джадсона окликнул:
– Эй, Гарри, ты тут?
– Да, но я собираюсь на берег – какого черта тебе надо?
– У меня тут парень, который настолько глуп, что хочет подписать с тобой договор.
– Скажи ему, пусть приходит завтра…
– Постой, Гарри, это ведь не простой матрос. Это врач, по крайней мере, он так говорит.
Морган перегнулся через поручень.
– Эй ты, там, ты что – хирург?
– Да, капитан, – ответил молодой приятный голос. – Я могу отрезать вам руку или ногу так аккуратно, что вы и не заметите.
– Большое спасибо за предложение! – буркнул пират. – Ну тогда поднимайся.
Минуту спустя на широкую носовую палубу «Бреды» вскарабкалась на редкость высокая, но не тощая личность на вид лет двадцати восьми; он оказался также одним из самых красивых мужчин, которых приходилось встречать Моргану.
Врач вежливо поклонился.
– Я Дэвид Армитедж, сэр, и весь к вашим услугам. Пожалуйста, примите мою благодарность за то, что приняли меня так поздно; я рассчитал, что у меня есть время посетить ваш корабль перед тем, как дать ответ на приглашение служить в доме губернатора.
– Хорошо, что ты вначале пришел сюда. – Морган внимательно приглядывался к незнакомцу. – С моего корабля ты увидишь гораздо больше, чем из дома губернатора.
– …Так я и подумал.
Язык у него был хорошо подвешен, но сам Армитедж, похоже, был гол как сокол, потому что на его рубашке дыр было больше, чем ткани, а когда-то элегантные штаны превратились в скопище заплаток и заштопанных дыр.
– Кто ты? – спросил Морган. – Хотя плевать мне на это, если ты знаешь свое дело.
Зубы молодого врача блеснули в улыбке.
– Предположим, мое имя Армитедж, хотя на самом деле это не так. Предположим также, что я родом из колонии Виргиния и что я был там известным хирургом, – он тихо рассмеялся, – а это чистая правда.
Морган ухмыльнулся.
– А что еще?
– Допустим, пока вам не наврали обо мне чего-нибудь еще, что я убил врача, у которого учился.
– Почему?
– Чтобы спасти свою жизнь и жизнь пациента, моего друга хирурга, которого он из ревности готов был убить – дать ему истечь кровью.
– И тебя схватили? Да? Ну-ка, покажи руки.
Черты лица Армитеджа неожиданно стали жесткими, и он протянул левую руку; конечно, там была выжжена буква «У» – что значило «убийца». Как эксперт в таких делах, Морган решил, что клеймо поставлено примерно год назад.
– Почему ты хочешь плыть со мной?
– Потому что, капитан Морган, у вас репутация человека умного и более чем удачливого. Кроме того, мне говорили, что вы всегда поступаете так, как считаете нужным, а это, позвольте заметить, чертовски ценная черта в характере человека.
– У тебя язык хорошо подвешен, Армитедж. Ты можешь вылечить сифилис?
– Нет, – кратко ответил тот, – и никто не может. Но я могу ослабить его разрушительное действие.
– Как?
– С помощью африканского средства, которое обычно используют при триппере. Туда входит ртуть и…
– Садись, – прервал его Морган. – Эй, кто-нибудь, скажите Коту, чтобы принес все для подписания контракта.
И так получилось, что, прежде чем Морган спустился в гичку, человек, назвавший себя Дэвидом Армитеджем, подписал договор, по которому ему полагалось пятая часть добычи, захваченная людьми капитана Моргана у неприятеля.
– Завтра, Дэйв (пока судно стоит в порту, мы называем друг друга по именам), ты закупишь лекарства. Ты платишь за них из своего кармана, поэтому смотри, чтобы береговые крысы тебя не надули. – При этих словах Морган вытащил из кармана пригоршню монет. – Вот фунт задатка.. Да, и еще кое-что: я хочу, чтобы ты прямо сейчас приступил к выполнению своих обязанностей. Где-то тут в Порт-Ройяле шляется слепой негр – отзывается на имя Джим Кофе. Он плавал на одном из моих кораблей. Говорят, что у него болят глаза, поэтому покажи на нем свое искусство.
Виргинец замер и уставился на него.
– Вы сказали, он черный?
– Проклятье! – рявкнул Морган. – Черный или белый, Джим был одним из моих людей. Этого достаточно!
– Но ведь он ослеп?
– Тем более он нуждается в лечении. – Морган придвинулся ближе к высокому врачу. – Ты собираешься спорить?
– Нет! Нет, сэр, – воскликнул тот, быстро отступив назад. – Но только в Виргинии мы…
– Да знаю я; знаю, как там обращаются с рабами.
Морган постучал молоточком у дверей дяди гораздо позднее, чем рассчитывал. Его приветствовала старшая дочь сэра Эдварда Анна Петронилла, крупная, румяная и белокожая блондинка, как и ее мать и все фон Поллинцы, кроме Мэри Элизабет.
– Ах, кузен Гарри, почему ты так задержался? – Она улыбнулась. – Наша Лиза хнычет, словно грудной младенец.
– У меня были дела на корабле. Где я могу поздороваться с вашей мамой?
– В комнате для рукоделия, кузен Гарри.
– А с кузиной Элизабет?
– Ты найдешь ее в небольшом бельведере, который выходит на море.
Он помедлил.
– А мой дядя?
– Папа снова разговаривает с губернатором. Один Господь знает, что они замышляют. – На лице Анны Петрониллы появилось озабоченное выражение. – Всю последнюю неделю папа приходит домой только для того, чтобы поесть, поспать и переодеться. Бедная мама, она так расстроена. Она говорит, что, когда папа так себя ведет, это значит, он затевает поход.
Поход? На щеках у Моргана выступила легкая краска. Значит, планируется экспедиция, а с ним даже не посоветовались. Клянусь Богом! Значит, сэр Томас намеренно решил обойтись без него? Завтра я с этим разберусь, а пока меня ждет Мэри Элизабет.
Он нашел ее на маленькой деревянной скамейке, занятой рассматриванием каких-то ленточек. Когда она заметила его, то на лице у нее вспыхнула такая радость, что у Моргана язык прилип к гортани, а сердце яростно забилось.
– Прекрасный вечер, кузина, а при виде ваших очаровательных глаз он стал еще лучше, – приветствовал он ее, взяв за руки и слегка притянув к себе.
– Мама права. У тебя действительно настоящий валлийский дар говорить комплименты, – пошутила она, хотя была очень довольна.
– О Лиза, этот день казался мне бесконечным, пока я не взглянул на тебя. Боже, почему я не могу видеть тебя чаще. Я подозреваю, что дядя Эдвард не слишком-то высокого мнения обо мне.
Темная головка Мэри Элизабет коротко кивнула.
– Твои подозрения обоснованны, и я попытаюсь заставить его изменить свое мнение, но ты, Гарри, должен перестать огрызаться и обижать его, у тебя злой язычок. Мне кажется, что он ценит твои способности как лидера, но… но… но папа старый солдат и поэтому беспокоится о чести и доверии.
– Клянусь тебе, – тихо произнес Гарри, – что я буду сдерживать свое нетерпение. Ты… вы оба будете гордиться моими успехами.
Мэри Элизабет взглянула на него и сказала своим нежным, слегка дрожащим голоском:
– В этом, моя радость, я уверена также, как и в Божьем милосердии. Скажи мне, Гарри, что ты собираешься делать?
Впервые он с удовольствием заговорил о своих намерениях и уселся рядом с ней. Ей он рассказал о себе больше, чем кому бы то ни было. Путаясь в словах, потому что не привык откровенничать, Морган раскрыл перед ней свою душу и жалел, что нельзя в песне выразить те чувства, которые его обуревали, чувства, которые она вызывала в нем.
Под горячим темным небом впервые в жизни он заговорил старым как мир языком любви с его восхитительными откровениями, очаровательными повторами и невозможными обещаниями. Мэри Элизабет вначале задрожала, а потом ее грудь стала высоко вздыматься, а пальцы сжали его руку.
– О Гарри, Гарри! Как красиво ты говоришь. Но, я… я тоже так чувствую. Только, увы, я не умею так говорить.
Он со свистом вобрал в себя воздух и спросил, прижав ее к груди:
– Ты согласишься выйти за меня замуж?
– Да, с радостью, с радостью!
– Тогда ради чести нашего дома я клянусь добыть тебе титул! – отчаянно прошептал он. – И не только это, но прекрасные поместья, много земель и знаменитость. Когда-нибудь, дорогая, и запомни хорошенько мои слова, я буду править этим богатым и красивым островом и сделаю тебя королевой!
Она слушала, забыв обо всем на свете, и не оказала ни малейшего сопротивления, когда его руки обхватили и приподняли ее.
Так крепки были их объятия, настолько забыли они обо всем, что не заметили появления сэра Эдварда, пока не раздался его страшный рык:
– Какого черта ты делаешь с моей дочерью, проклятый, наглый щенок?
Морган отступил назад и повернулся к огромной, едва различимой в ночном сумраке фигуре. Он глубоко вздохнул, как он всегда делал, когда хотел взять себя в руки и усмирить свой вспыльчивый нрав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69