Не важно; она найдет розу утром. Прижав холодный металл к губам, Гарри Морган протянул руку сквозь прутья и бросил свой подарок.
Резкая боль пронзила его сердце при звуке мужского голоса, который воскликнул:
– Боже Всевышний! Что это?
В ответ тут же прозвучал мягкий голосок Сьюзан:
– Шш, дорогой, тебя услышат. Это что-то упало у меня на столике.
И тут он увидел их – они сидели обнявшись на кушетке, перед ними на полу валялась какая-то одежда.
– Но я слышал шум, – настаивал мужчина хриплым шепотом, – Ничего не могло упасть – ветра ведь нет.
– Ради Бога, тихо, Дик, и уходи скорее. – Сьюзан действительно встревожилась. – Если папа нас найдет… Ой, уходи скорее, любовь моя.
Без всякого усилия со стороны Моргана его пальцы разжались, и он соскользнул вниз, на влажные от росы плиты парапета, но душа его провалилась гораздо глубже – в самые глубины ада.
Глава 4
ПОЕДИНОК НА БЕРЕГУ
К полудню третьего дня после возвращения Гарри Моргана на Тортугу в маленьком, но ухоженном порту Кайоны бурлила жизнь. Не только четыре старых корабля, отправившихся в набег против Эспаньолы, вернулись обратно в порт, но вместе с ними встали на якорь три захваченных судна: небольшая галера, барк и потрепанное посыльное судно. Грузоподъемность захваченных кораблей не превышала шести тонн, но все-таки они являли собой очевидное доказательство очередной победы, одержанной береговыми братьями.
Участники набега на Сантьяго на Эспаньоле гордо вышагивали по набережной, громко ругались и ждали своей очереди, чтобы зайти в несколько таверн и кабачков городка, где они готовы были заплатить даже по три золотых дублона за одну-единственную половинку кокосового ореха с разбавленным водой ромом.
Пока эти ободранные и потрепанные морские волки ели до отвала и пили, капитаны морского братства, всего их было около двадцати, по приглашению губернатора собрались в тени бордового навеса, который люди Элиаса Уаттса натянули на белом песке перед крепостью. Это были жестокие, хитроумные и самые отпетые негодяи, бандиты со всего мира.
Их костюмы так же различались, как и оперение многочисленных попугаев, павлинов и туканов. Большей частью их костюмы были до невероятности грязны, изодраны, и видно было, что на них мало обращали внимания; там и сям виднелись остатки великолепных мехлинских или фламандских кружев, прикрывавших загорелые плечи. Только немногие капитаны не участвовали в этой выставке безвкусной роскоши и надели простые синие, зеленые или белые рубашки и прохладные льняные штаны. Почти у всех без исключения корсаров были длинные, словно крысиный хвост, усы и всклокоченные, нечесаные бороды. Большинство брило головы из-за постоянной жары и носило на голове платки, чтобы уберечься от солнечного удара.
У шатра расхаживал и Генри Морган, в голове у него гудело, словно там били барабаны карибских индейцев. Он поглядывал на широкий, украшенный причудливой резьбой по дереву стол, на котором выстроились в ряд небольшие, обитые железом сундуки под охраной отряда пиратов. Стражники стояли, держа пистолеты наготове, беспрестанно сплевывая на песок или с детским любопытством разглядывая широко известного корсара, темнокожего, с насупленными бровями Пьера Леграна , одно упоминание имени которого заставляло дрожать весь Москитный берег.
Еще менее привлекательной казалась внешность Мигеля Баска, который сильно смахивал на гориллу из-за кривых коротких ног и огромных длинных рук. В ярком солнечном свете неподвижные глаза флибустьера напоминали взгляд рептилии. Полной противоположностью ему выглядел белобрысый гигант голландец, который выбрал себе прозвище Рок Бразилец, хотя он был похож на бразильца так же, как на турка. Его маленькие блеклые глазки шныряли в разные стороны, и он постоянно ковырялся в носу, маленьком и плоском, совершенно затерявшемся на его красном, покрытом шрамами лице.
Таинственный Сьер де Монбар из Лангедока, известный как «Губитель», совершенно отличался от остальных своим сложением и манерами. Благородное происхождение сказывалось в изящных чертах его лица, по-своему красивого, но испещренного жестокими и суровыми морщинами – отражением той свирепой ненависти, которую он питал к испанцам. По всей видимости, он единственный из всех собравшихся тщательно заботился о своей наружности, потому что на бледно-розовом кружеве его манжет не было ни единого пятнышка, так же как и на изящно вышитом воротнике рубашки, выглядывавшем из-под дорогого сюртука зеленого бархата. Не признавая тяжелых мечей или абордажных сабель, любимого оружия большинства из его товарищей, этот выродившийся аристократ был вооружен тонкой рапирой, на рукоятке которой, словно огонек, горел огромный рубин.
Морган обратился к Джекмену, который молча стоял рядом с ним и чувствовал себя не в своей тарелке:
– Только Рикс, Добсон и Джек Моррис…
– А кто это, Джек Моррис?
– Вон тот бандит со следами лихорадки святого Антония на лице – способный лидер, как о нем говорят. Слава Богу, если это правда – потому что других стоящих англичан здесь нет.
Джекмен украдкой взглянул на своего товарища. Что произошло с ним за последние дни? Он мог только гадать, потому что благоразумно воздерживался от расспросов.
Стоя под алым тентом, Морган постепенно осознал, что редко когда удавалось, если вообще удавалось, собрать в одном месте столько прославленных – и никому не известных – предводителей конфедерации береговых братьев. Вон там из своей шлюпки вылезал страшный садист Жан-Давид Hay, или Олоннэ. Рядом с натянутым тентом Ив Тиболт, который убил Левассера, предшественника Уаттса на посту губернатора, – присел на корточки и чертил на песке бессмысленные узоры. Из главнейших капитанов здесь не было только Джона Дэвиса, «Кары Флориды», и умного, крепкого старого голландца Эдварда Мэнсфилда.
Как в Бристоле, на совете с предателем Мишелем Мизеем, Морган ощутил неожиданное чувство своей приниженности. Здесь собрались почти две дюжины корсаров-ветеранов, пиратов и флибустьеров; капитанов, которые доказали свою храбрость, опытность и способность к командованию. Неудивительно, что Элиас Уаттс насмехался над его желанием руководить экспедицией.
Поднялся шум любопытных голосов, в которых, однако, проскальзывали уважительные нотки, когда появился губернатор в сопровождении лейтенанта и отряда крепостной стражи. Стоя около стола, отец Сьюзан выглядел слабым и маленьким, несмотря на пышный мундир собственного изобретения из оранжевого и голубого сатина.
– И снова я приветствую вас в Кайоне, мои дорогие друзья и капитаны конфедерации.
Секретарь в засаленной белой куртке притащил Уаттсу стул, и как только губернатор уселся, некоторые капитаны плюхнулись прямо на песок, но большинство остались стоять.
– Нам надо обсудить наши дела, – объявил полковник Арундейл, – поэтому не будем медлить. Вначале мы заслушаем доклад капитана Рикса о последней вылазке на Эспаньолу.
Огромный, возвышающийся над всеми, Рикс лениво выдвинулся вперед. Бросались в глаза иссиня-черные волосы и отсутствие кончиков обоих ушей, потому что годом раньше он был доставлен на Барбадос обритым и закованным в кандалы в наказание за какое-то мелкое преступление. Кроме того, англичанин сразу обращал на себя внимание своим костюмом. На нем была разукрашенная желтая куртка, оранжевый жилет и яркие голубые сетчатые чулки. Однако в своей речи он оказался краток и точно изложил все подробности взятия Сантьяго на Эспаньоле. Тем не менее он не стал распространяться об отсутствии дисциплины и нерешительности, которые, по словам Моргана, вполовину уменьшили захваченную добычу.
– Иди сюда, висельник, со списком. – Рикс вытолкнул вперед парня с выбитыми зубами, который держал в испещренных татуировками руках охапку листов бумаги. – Вот, ваше превосходительство, отчет, сэр, а там, – Рикс указал на один из сундучков, – ваша десятая часть.
Сухой и еще более желтый, чем обычно, Уаттс предупреждающе поднял руку.
– Прежде чем считать добычу, капитан, будьте любезны, доложите нам о ваших потерях.
Все присутствующие впились глазами в Рикса. Потери значили больше, чем добыча, потому что от них зависела репутация капитана – и его шансы на то, чтобы набрать в следующее плавание первоклассную команду. Англичанин прокашлялся, и его изуродованные уши покраснели. – Среди моих матросов девять человек убито и вдвое меньше ранено.
– А что у тебя, Добсон?
– Мне не повезло, – пробурчал тот, кого спрашивали. – Хотя я вел своих людей – в основном французов – осторожно, но ничего не боясь, я потерял убитыми четырнадцать, а ранеными двадцать три.
– А ты, месье Дабронс?
Кун Дабронс, высокий, широкоплечий бретонец, который гораздо больше смахивал на англичанина, чем многие из присутствующих здесь англичан, огляделся перед тем, как ответить, словно желал предупредить, что любая критика в его адрес будет иметь последствия.
– Разве я виноват в том, что на лагерь неожиданно напали? Нет. Не наша очередь была ставить часовых.
– Твои потери? Давай говори. – Арундейл был непреклонен.
– Из-за невнимательности людей капитана Рикса в моей команде тринадцать убитых и двадцать один ранен.
Элиас Уаттс наморщил лоб так, что появились четыре параллельные морщины. Да, похоже, с командованием на этот раз дело обстояло именно так, как и говорил Генри Морган.
– А ты, капитан Морган, у тебя какие потери?
– Убитых нет, – громким, ясным голосом ответил валлиец, – и девять легко раненных.
Дабронс расправил массивные плечи, фыркнул и обернулся к другим французским пиратам.
– Не просто решить, чей экипаж на самом деле сражался, я так полагаю? Figurez-vous , наши храбрые английские друзья под героическим командованием капитанов Моргана и Рикса потеряли всего девять человек убитыми и четырнадцать ранеными, а мы, французы, потеряли двадцать семь, и сорок четыре ранено. – Огромные золотые серьги у него в ушах вспыхнули, когда он тряхнул головой и с яростью плюнул на ковер перед столом губернатора.
Рикс набросился на Дабронса.
– Клянусь Богом, я вколочу эту наглую ложь обратно в твою грязную глотку!
Уаттс изо всех сил замолотил рукояткой тяжелого пистолета, призывая к порядку, а его стража схватилась за аркебузы.
– Тихо! Тихо! Вы забыли, что не в обычае братьев ссориться на совете.
Несмотря на предупреждающий жест Джекмена, Морган выступил вперед и свирепо уставился на Дабронса.
– А почему у меня никто не убит? Потому что, несмотря на то, что матросы Рикса пренебрегли своими обязанностями, мои люди были настороже, почти трезвы и хранили порох сухим, поэтому, когда испанцы атаковали, они не застали нас врасплох. Поскольку мои товарищи капитаны как-то упустили из виду этот факт, – угрюмо добавил он, – то позвольте напомнить, что именно мои люди отразили удар врага.
– Да, – пророкотал Рикс, глядя на Дабронса налитыми кровью, свирепыми глазами, – это чистая правда. Половина людей Дабронса была так пьяна, что на ногах не могла стоять.
Среди французских пиратов поднялся шум, в котором ясно различался голос убийцы-Тиболта. Он прошипел:
– Доблестный капитан Морган сомневается во французской храбрости?
– Лопни твои глаза, Тиболт, я ничего такого не говорил, – рявкнул Морган, перекрывая поднявшийся шум. – Я просто указал на то, что мои потери так незначительны, потому что я знаю, как надо командовать людьми. Я добился того, что мои приказы выполняются.
Не дав французу ответить, полковник Арундейл, стоящий справа от губернатора, дал сигнал барабанщику, который выбил такую длинную, громкую дробь, что заглушил все голоса. Уаттс вскочил.
– Следующий, кто заговорит в повышенном тоне, окажется в тюрьме! Если мы намерены предпринять что-то, чтобы защитить конфедерацию от испанцев, то мы должны действовать сообща. Арундейл, я хочу взглянуть на свою долю.
– Это хитрый маневр, – заметил Морган. – Вначале барабан, а теперь он хочет отвлечь внимание этих идиотов видом добычи.
Корсары, сгрудившиеся вокруг губернаторского тента, придвинулись ближе, когда двое из людей Рикса открыли сундук. Поднялся дружный одобрительный крик, когда один из них перевернул сундук и оттуда на ковер высыпались блестящие, переливающиеся сокровища. Ожерелья, броши, кольца, украшенные драгоценными камнями кресты, рюмки, тарелки и алтарные украшения образовали небольшую, но ярко блестящую кучу.
Поднялся восхищенный шум, когда двое пиратов с болтающимися сзади абордажными саблями, словно хвостами у довольных собак, наклонились, чтобы открыть третий, и последний, сундук. Оттуда вывалилась почти дюжина тарелок и столько же приборов для специй из чистого золота.
Морган пристально следил за выражением лица Уаттса и решил, что если старик недоволен, то он не станет из-за этого расстраиваться.
Уаттс повернулся к Арундейлу.
– Полковник, собери добычу и перенеси в мою кладовую.
Как только добычу унесли, Арундейл поманил двух писцов и протянул губернатору Тортуги исписанные бумаги.
– Капитаны и братья конфедерации, властью, данной мне его превосходительством Уильямом Брейном, вице-губернатором Ямайки, – кое-где раздалось хихиканье при таком пышном начале, – я готов удовлетворить ваши запросы о каперских полномочиях на военные действия против – а-апчхи! – врагов Британского государства в частности и различных наций в целом.
Немедленно самые нетерпеливые из капитанов начали протискиваться к столу губернатора, но Арундейл, отчаянно ругаясь, оттолкнул их.
Сьер де Монбар со свирепым видом запросил разрешения Британии на военные действия против Никарагуа. Рок Бразилец на плохом английском с ужасным голландским акцентом потребовал комиссию против испанцев в Новой Гранаде.
Раздача комиссий длилась долго, потому что в каждом случае нужно было оговорить долю губернатора, а также количество запасов, материалов, пороха, патронов и оружия, которые должны были выдать Уаттс и Арундейл, его зять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69