А после того, полагая, что преподанный урок пойдет провинившемуся на пользу и впредь он будет заслуживать лишь похвалу, тут же, как ни в чем не бывало, звал его к себе на обед или на какое иное дружеское застолье.
Постоянной защитницей Меншикова (тоже по старой памяти и давней дружбе) была Екатерина, и Петр говорил ей:
– Я для тебя, Катенька, не в первый раз его прощаю, но скажи ему сама, что ежели он не исправится, а станет опять присматривать, где что в государстве плохо лежит, то ему быть не токмо без воровской руки, но и без головы.
Теперь вот за те бесцельно порубленные дубы, что обречены были загнивать на Ладожском побережье, придется светлейшему снова спознаться с царевой дубинкой, а то он позабыл, какова она.
Сколько их, нерадивых да корыстолюбивых, обретается на родной земле, и надо со всей решимостью искоренять сих пиявиц, обогащающихся достоянием царя и его подданных, сиречь достоянием Российского государства.

Много мыслей, много раздумий у царя Петра. Занимаясь ли токарной работой, дивясь ли неисчислимым звездным мирам и непостижимым тайнам вселенной, Петр переносился мысленным взором на необъятные просторы своего государства и словно воочию видел несметные его богатства. Вон там, на северной стороне русской равнины, тысячеверстной стеною стоят нетронутые от века леса, а так мало развито смолокурение, выгонка дегтя, изготовление вара, поташа, лубяных и щепных изделий, – всего столь необходимого в повседневном обиходе людской жизни. Южнее Вологды к Ярославлю хорошо растет конопля и лен, – можно и нужно развивать маслобойное дело, а ближе к Москве и дальше к югу природой уготовлено все, чтобы выращивать несметные гурты скота, заниматься выделкой кожи, добычей шерсти, сала, убойного мяса, ткать сукна, сермяги, холсты.
Всякая семья, будь она деревенской или городской, из века в век сама ткала, пряла, мастерила домашнюю утварь из дерева да из глины, но теперь все это можно гораздо скорее и больше делать на заводах и фабриках, тем самым высвобождая многих людей для любого другого нужного дела. И как приятно становится знать, что мало-помалу такое осуществляется. Предприимчивыми, расторопными, деловыми людьми стали создаваться мануфактуры, где – дружным кумпанством, где – одиночными хозяевами. Сметливому человеку можно свои способности проявить. Был вон придворным истопником Малютин, а теперь в Москве фабрикантом стал, фабрику по выделке шелка поставил, что примечательно и похвально. На какие деньги это он учинил – не так уж существенно, поскольку он их на нужное дело потратил. Хорошо работает в Москве и полотняная фабрика Тамеса, вырабатывая все сорта полотна – от грубого портяночного да онучного до самого тонкого, а также канифасы порточные, скатерти и салфетки, цветные платки и другое. На его фабрике работают женщины в наказание за те или иные проступки, среди которых есть и каторжанки с вырванными ноздрями, – вот они с пользой и отбывают там свою каторгу. То же можно сказать и про мануфактуру адмирала Федора Матвеевича Апраксина с товарищи. У них образцовый порядок налажен. Неграмотным изустно объявлено, а которые написанное разбирают, для тех памятка вывешена, какому фабричному распорядку быть:
«В полшеста часа утра имеет караульный солдат звонить в колокол, дабы все мастеровые люди в шесть часов утра к работе приступили, и работать им до полудня, а в полдень имеет караульный солдат опять звонить в колокол, чтобы все мастеровые люди обедать шли. Пополудни в два часа имеет караульный солдат звонить в колокол, чтобы мастеровые люди шли снова каждый на свою работу до семи часов вечера, в которое время караульный солдат паки имеет звонить в колокол, дабы мастеровые люди шли ужинать и во знак роспуску их в тот день».
А чтобы те правила неукоснительно выполнялись, надлежало держать солдата у выхода и велеть ему мастеровых людей не выпускать никуда в те часы, в кои надлежит им работать. В образец такой распорядок другим кумпанствам и одиночным хозяевам можно взять.
Для ведения войны прежде приходилось обращаться в другие государства и покупать у них порох, ружья, сукна для солдатских мундиров, а у Петра уже давно была мысль изготовлять все потребное у себя. И как же было радостно получить первые свои русские сукна!
– Умножается сие дело изрядно, – довольный, потирал он руки. – Я велел к празднику сшить мне из нашего сукна новый кафтан.
Правда, сукно было грубой выделки, но зато весьма прочное. Приближенные люди разглядывали его с лица и с изнанки, щупали и замечали, что заграничное лучше.
– Пусть так, но и это доброе, – говорил Петр. – Мне оно надобно, чтоб солдат одевать. Да и чем оно дурно? Сработано из шерсти-стригушки, цветно, плотно, будет солдату тепло и прочно, а это суть главное. И надобно суконный завод иметь не один, а так их размножить, чтобы в скором времени не покупать мундиру заморского. Не тратя времени, собирать для новых заводов кумпании, и буде купецкие или иные пригодные к тому люди волею не похотят, то заставлять их входить в кумпанство неволею, а за новый завод налагать подать легкую, дабы людям промышлять было с приятностью.
Создавались мануфактуры и для выработки своей парусины, столь необходимой кораблям. Начинали работать стекольные, селитренные и серные заводы. Близ Онежского озера на реке Лососинке поставлен завод железоделательный, в добавление к прежним уже имевшимся – повенецкому и кончеозерскому. На сестербекском и тульском заводах делали ружья, сабли, штыки, отливали пушки и точили ядра. В полную свою силу работали заводы, находившиеся в ведении Воронежа, – липские, корминские и беренские, а уральские, горные, превосходили все упомянутые, да еще в Сибири были чугунолитейные, железоделательные и медные заводы промышленных людей – Строганова, Кузнецова и Никиты Демидова.
На всех заводах и фабриках работали приписанные к ним крестьяне, бродяги, нищие, преступники. Не терпя гулящих людей, не пристроенных ни к какому делу, Петр приказывал хватать их на улице и отправлять «в работу». Во время таких облав попадались носители иноческого, монашеского чина, и не каждому из них удавалось вернуться в свой монастырь. И то хорошо, зря не станут шататься, а к нужному делу приставлены.
Раздражали Петра неполадки, что велись в кожевенном деле. Ведь издавался указ для пресечения порчи изделий. Говорилось: понеже юфть, употребляемая на обувь, весьма становится непригодна, ибо сделана с дегтем, и, когда мокроты хватит, то пропитывается водой. Того ради ее надлежит делать отнюдь не с дегтем, а с ворванным салом и совсем иным способом, для чего посланы были к Москве из Ревеля мастера обучать тому делу. Приказывалось кожевенным промышленникам, чтоб от каждого города по нескольку человек ехали в Москву и обучались, и сему обучению давался срок два года, а вот прошли те года, и все осталось как было. Должно, придется пригрозить каторгой всем, делающим юфть на дегтю. Как же худой обувкою купцам торговать и как таковую градожителям покупать?.. Государство, чтобы ему богатеть, должно стремиться возможно больше и добротнее вырабатывать у себя все нужное и как можно больше продавать товар в чужие края, а не покупать его там.
Давно уже усвоив эту мысль, Петр велел больше строить казенных заводов и фабрик, учреждать промышленные и торговые кумпанства, распространять в народе промышленные знания, чтобы иметь свое коммерчески образованное купечество. Велел поощрять деньгами и разными льготами поиски и разработку природных богатств, таившихся в неземных горах и в земных недрах.
Хорошо, что для пущего развития торговли по городам стали собираться ярмарки. Проводившаяся в минувшем году киевская свинская ярмарка была столь удачной, что славный слух о ней достигал зарубежных стран. Следует ему самому, царю Петру, чаще бывать в торговых местах, ходить по лавкам купцов, по их гостиным дворам, смотреть торговые книги. Прежде он находил для этого время, хвалил приглядную раскладку розничного товара, бранил за неряшество и грязь, беседовал с купцами и с их сидельцами, не отказывался выпить и подносимой доброй чарки водки да закусить ее кренделем. Такое общение с людьми приносило еще и ту пользу, что во время бесед примечал дельных, способных людей и некоторых из них брал к себе на службу. Значит, и дальше так нужно вести.
Ох, купцы, купцы!.. Резидент в Дании Алексей Бестужев сообщил в письме, что прибыл в Копенгаген русский торговый корабль и приехали наши купцы с разной мелочью: привезли немного льняного полотна, деревянные ложки да орехи каленые, и некоторые из сих негоциантов, сидя на улице, кашу себе на костре варили у места, где корабли пристают. Узнавши об этом, Бестужев запретил им продавать орехи да ложки и сказал, чтобы с такой безделицей не приезжали и кашу на улице не варили, а наняли бы себе дом и повариху. Один купец был с большой бородой, и датчане потешались над ним. И то еще было худо, что купцы никакого послушания не оказывали, бранились и дрались между собой, отчего немалое бесчестье русскому званию, и хотя им указывалось, чтобы смирно жили и чисто себя в платье содержали, но они в старой русской одёже, без галстуха да еще бородатыми бродили по городу!
Для ради многих государственных дел, часть которых уже успешно закончена – швед побит, море добыто и вот он, сей град-парадиз, с каждым днем все крепче утверждает себя на невских берегах, и для ради других, еще не оконченных дел, он, царь Петр, первый подданный своего отечества, с молодости, не покладая рук и не зная покоя, работал плотником, шкипером и солдатом-бомбардиром. Для славного будущего России призывал всех соотечественников дружными общими усилиями направлять нелегкий государственный воз на большую и новую жизненную дорогу. Многим прежним вельможам трудно было хотя бы на время отказаться от привычных удобств, от покоя и выгод, а потому черезмерно тяжелым казался российский тот воз с большим грузом прошлого. Но нельзя было ни в коем случае пятиться назад или топтаться на месте, а неуклонно двигаться вперед и вперед.
Слов нет, трудно было. Тоже ведь и он, Петр, – человек, а потому уставал да еще оказывался вдруг в окружении таких людей, от которых ждал помощи и поддержки, а они, с вражескими целями, совали тому возу палки в колеса.
– Эх, Петр Михайлов, Петр Михайлов… – обращался Петр сам к себе, называясь тем именем, под которым был в обучении у голландских кораблестроителей. Петром Михайловым назывался еще и тогда, когда вызывал к себе жалость.
Но, что бы только ни случилось, надо крепить свою волю и преодолевать все невзгоды.
Встряхнуться, сбросить отягощающие вериги уныния помогали ему празднества, которые устраивал он, давая пиры, зажигая фейерверочные огни, проводя шумные маскарадные шествия, на которых ему же приходилось больше трудиться, нежели отдыхать, руководить всеми игрищами. Он без устали колотил в барабан; называясь тамбур-мажором, трубил в трубу; предводительствовал в замысловатых танцах.
Так вчерашним днем гуляли и развлекались в Летнем саду на празднике, устроенном в честь заморской богини Венус, а вот нынче с утра он вынужден был разразиться гневным указом на имя президентов коллегий и господ сенаторов.
«Понеже, как я слышу, что зело лениво съезжаетесь для врученного вам дела, что как я сюда приехал, ни одного съезда вашего не было; того для сим накрепко объявляется, чтоб непременно два дня в неделе, а именно – вторник да четверг, съезжались для своего дела, не мешая никаких дел иных; так же, как для сего дела, так и в Сенате лишних слов и зряшнего болтания не было, а в то время ни о чем ином, токмо о настоящем говорить; также кто станет говорить речи, другому не перебивать, но дать окончить, и потом другому говорить, как честным людям надлежит, а не как бабам торговкам».
Управители обязаны каждый раз подписываться под протоколом заседания, а они опасаются явить свою дурость. Сенатор князь Михайло Долгорукий вовсе не умеет писать, да и светлейший Меншиков немногим опередил его в этом искусстве, с трудом рисуя буквы своей фамилии. И такие люди – вершители государственных дел! Видимо, придется учить и проучивать.
Коробила Петра мысль о том, что, несмотря на все меры, принимаемые полицией, много нищих в самом Петербурге, а в других городах и подавно. Хватали их на улицах, нещадно батожьем били, чтобы они по миру не смели ходить; которые оказывались на самом деле слепые и убогие, те отсылались в богадельни, а здоровые – прежним хозяевам с приказом, чтобы им давалась работа, дабы они даром хлеба не ели. Кроме нищих полиция воевала с кликушами, выяснив среди них немало притворных. Недавно кричала в Троицкой церкви Плотникова жена Агафья Логинова, а потом призналась, что выкрикивала нарочно, стараясь досадить мужу за то, что он бил ее брата. Забирала полиция гулящих девок и баб, отправляя их на прядильный двор да на ткацкую фабрику.
В Москве, как только пришел конец розыску и всем казням, связанным с делом царевича Алексея, и царь со своими приближенными выехал в Петербург, первопрестольную столицу заполонили нищие да монахи, и среди них были скрытые разбойники. По ночам на темных и тесных московских улицах убивали кистенями прохожих и догола обирали их.
Много еще темных и злых дел творится на грешной земле.
С некоторым облегчением вздохнули было люди, порадовались тому, что царь правеж запретил и, стало быть, за неуплату долгов бить не станут, ан новая тягота радость ту заглушила. Военная надобность в огнестрельном оружии требовала дополнительных денежных сборов, да на покупку пороха собирали селитренные подати, да на выкуп у шведов пленных – деньги полоняничные. А где их взять вдрызг обедневшему люду? Как добыть?.. Ежели и поставят опять на правеж, они не появятся. И мало того, что трудны, непосильны подати, вконец разоряют людей лихоимства тех, коим поручено подати собирать. Казна ничего от бедствия людей не теряет, все опять ей пойдет, потому как время от времени имения уличенных в лихоимстве отписывают на царя, а это значит, что на казну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117