Без стрельбы, без шума, применяя лишь холодное оружие, русские вытеснили шведов из их лагеря и обратили в бегство. На помощь бежавшим выступили было три конных и два пехотных полка, но русские часть из них перебили, а остальные тоже нашли свое спасение в бегстве. Тогда на выручку своим вышел сам Карл XII с семью отборными полками, но Меншиков в полном порядке уже сумел отступить, остановившись снова за Ворсклой, против Полтавы и главного неприятельского лагеря.
Карл с явным неудовольствием тогда проговорил:
– Вижу, что мы научили москвитян воинскому искусству.

VIII

Будучи в Азове, Петр получил в конце мая известие, что Полтава находится в осаде и шведы уже несколько раз приступали к штурму города.
Все сводилось к тому, что приближались дни решительной битвы, и Петр поспешил к своей армии.
4 июня 1709 года в лагере Меншикова многотысячные голоса громко прокричали «ура» – прибыл царь Петр.
О своем прибытии он известил коменданта Келина письмом, вложенным в пустую бомбу, которую выстрелили в осажденный город. Крики «ура» слышались и там.
До этого дня защитники Полтавы письмами, перебрасываемыми в пустых бомбах через Ворсклу, давали знать о себе, о своих нуждах, – теперь сам государь заводит с ними такую же «переписку», благодарит за стойкость и обнадеживает, что все будет хорошо.
«На что решится Карл? – раздумывал Петр. – Будет снова и снова пытаться взять Полтаву или уйдет за Днепр?.. И в том, и в другом случае надо помешать ему».
У Петра была надежда освободить от шведской осады Полтаву, не вступая в генеральное сражение. Он послал отряд под командованием генерала Ренне занять позицию на правом берегу Ворсклы выше Полтавы у деревни Петровки, а отряд генерала Алларта – тоже по правому берегу, но несколько ниже города. Узнав об этом, Карл направил фельдмаршала Рейншильда с частью войск против генерала Ренне, а сам с другим отрядом направился противостоять Алларту. Королю самому захотелось разведать расположение русских войск. Сойдя с лошади, он крадучись приблизился в вечерней темноте к русскому пикету из четырех казаков, сидевших у полузатухшего костра, прислушался к их говору, но ничего понять не мог, кроме единственного слова «свей». Догадался, что говорят о них, о шведах, и один казак произносил это слово с презрительно-насмешливой интонацией. У Карла в руке был наготове пистолет. Ненавистно взглянув на казака, он выстрелил в него из темноты и отскочил назад.
– Антипка, ты чего?.. – всполошились казаки, глядя на своего товарища, ткнувшегося головой к самому костру. – Глянь-ка, ребята, Антипку проклятый свей убил!..
Три ружейных выстрела грянули в сторону быстро удалявшегося Карла, которому вдруг почувствовалось, что он всей ступней правой ноги напоролся на что-то острое, но, не придав этому никакого значения, вскочил на свою лошадь и пришпорил ее.
Намерение Карла проследить за продвижением русских отрядов было нарушено. Рана, полученная им в пятку правой ноги, с каждой минутой становилась все ощутимее, и усилившаяся боль вынуждала короля прибегнуть к врачебной помощи. Оказалось, что пуля, пробив пятку, скользнула по подошве и застряла у большого пальца. Распухавшая нога затрудняла передвижение, и, принужденный к бездействию, Карл упустил минуты переправы русских через Ворсклу.
Шведы предприняли еще одну попытку штурмом овладеть Полтавой, но она окончилась так же безуспешно, принеся лишь новые потери. Но и положение защитников Полтавы, выдержавших семинедельную осаду, становилось весьма тягостным. Письма полковника Келина, перебрасываемые в пустых бомбах, были все тревожнее. Он сообщал, что, несмотря на причиняемые шведам помехи, их осадные работы все же продвигаются и они могут ворваться в крепость, защитники которой понесли немалые потери, а те, что еще продолжают сопротивляться, истомлены; продовольствия осталось мало, а боевые припасы, особенно порох, совсем на исходе. Еще день, другой – и уже нечем будет защищаться.
Промедление становилось все опаснее, и Петр на военном совете предложил в ближайшие же дни начать решительную битву.
Некоторое замешательство, происшедшее в шведском стане, связанное с ранением короля, помогло Петру беспрепятственно осмотреть поле предстоящего сражения. Это была довольно большая равнина, прегражденная с севера Будищенским и на юге – Яновчанским лесом. Изрезанная ручьями, балками, рытвинами, частично покрытая болотами, эта местность могла затруднять действия кавалерии – лучшей части шведской армии, а в предвидении лобовой атаки шведов Петр решил применить свое нововведение. Он не придерживался непременного соблюдения линейной тактики для боевого строя, полагая, что построение войск к бою не должно определяться ровным распределением сил и прямолинейным движением их на встречу с противником. Должно считаться целесообразным только то, что приносит явный успех, независимо от установленного прежде порядка. От артиллерии требовал, чтобы она была такой же подвижной, как пехота и конница, и действовала совместно с ними, хотя это и шло вразрез с былыми воинскими канонами.
В предстоящем сражении шведам нужно будет пересечь равнину, а на ней Петр приказал соорудить десять редутов – укреплений со рвом и валом. Находящиеся один от другого на расстоянии ружейного выстрела, эти редуты должны будут затруднить продвижение шведов, которым придется прорываться под ружейным и артиллерийским огнем либо стараться завладеть каждым редутом. В любом из этих случаев боевой порядок противника должен расстроиться и стремительность наступления окажется ослабленной. Сооруженные редуты Петр намечал занять батальонами пехоты Белгородского полка с приданной им артиллерией.
Основные силы русской армии находились в укрепленном лагере. Там было пятьсот восемь батальонов пехоты и семьдесят две пушки, да по наведенному у деревни Петровки мосту через Ворсклу и тремя бродами переправились на правый берег двадцать драгунских полков.
Последний, самый отчаянный штурм Полтавы был отбит, и шведы прекратили атаки. Взять Полтаву им невозможно, но и отступать от нее уже нельзя – некуда. Шведская армия находилась в окружении. Посланные в Польшу курьеры возвратились, не отъехав и десяти верст, – не могли дальше прорваться. Карл видел спасение только в генеральном сражении, чтобы, разгромив русские войска, ему можно было бы снова обрести свое величие. У него тридцать тысяч солдат, из которых почти двадцать тысяч ветеранов, победителей датчан, саксонцев и поляков. Девять лет назад эти воины так славно разбили русских под Нарвой. В новой, решительной битве займется заря победы короля Карла XII, и наступит закат, поражение царя Петра.
Шведы – рыцари. Им ли страшиться вести открытый бой?! Они не станут нападать исподтишка, а по давнему благородному обычаю заранее объявят противнику о дне и часе предстоящего сражения.
Шведский фельдмаршал Рейншильд через парламентеров предложил русскому фельдмаршалу Шереметеву встречу, и они «утвердили за паролем военным», то есть своим честным словом военачальников, что генеральное сражение произойдет у них 29 июня, а до того дня никаких набегов никем совершено не будет.
Шереметев доложил царю об этой договоренности.
– Двадцать девятого июня. В ваш, Петров, день, – многозначительно добавил он.
– Пусть так, – согласно кивнул Петр.

IX

Одна за другой потянулись к намеченным позициям двуконные телеги с кожаными кулями, наполненными порохом и затянутыми ремнями наподобие кисетов; длинные упряжки, каждая в пятнадцать – двадцать лошадей, тянули за собой двенадцатифунтовые пушки, весившие с лафетом и передком сто пятьдесят пудов. Чтобы они легче запоминались, пушкари по-своему называли их: одну пушку – «кума», другую – «сваха», «теща», «повитуха», «тетка», «просвирня», «сестренка», – каждая имела свое имя. Продвигалась по ухабистой земле полковая артиллерия и занимала свои места в редутах и на других укрытиях. Подвозились ядра и картечь.
На 29 июня назначено сражение. Царь Петр готовится к нему, стараясь все предусмотреть, и Карл XII готов над ним посмеяться.
29-го… А если… если бой начать 27-го?.. Пусть это будет вероломно, не по-рыцарски, неблагородно, – победителей не судят, а внезапность нападения вернее принесет победу. Пусть царь Петр думает, что до начала битвы еще два дня, а завтра он уже окажется пленником и будет стоять с поникшей головой.
Убежденный, что застанет русскую армию врасплох, Карл назначил атаку на очень ранний час.
– Скажите солдатам, чтобы они не брали еду с собой, – отдавал приказания король. – Обедать будем в русском лагере. Пусть наши храбрецы идут туда, куда зовет их слава. Виват! Виктория! Вот прекрасный их удел!
А генералов приглашал на обед в шатре самого царя Петра.
В ночь на 27 июня шведы были готовы двинуться к русским позициям. В четыре колонны выстроилась пехота; за нею – в шести колоннах – конница. У артиллеристов имелось только четыре пушки, но короля Карла это не смущало. Он не раз одерживал победы, совершенно не имея артиллерии, и считал ее лишь средством вспомогательным. У него была отличная конница и героями всех прошлых битв – испытанные и прославленные пехотинцы.
Чтобы ободрить своих воинов, Карл приказал пронести его перед ними при свете факелов. Его несли в удобной качалке; раненая нога была обложена подушками. В руке у короля – шпага, а рядом с ним на подушке – пистолет. Двадцать четыре драбанта из личной гвардии короля окружали качалку, и генерал Лагеркрун был в этот день дежурным королевским адъютантом.
– Счастливого боя! Вас ожидает слава! – напутствовал король свои войска.
В третьем часу ночи с русских аванпостов донесли, что шведская армия двинулась в наступление, и русские полки были подняты по тревоге. Солдаты, подхватив ружья с примкнутыми к ним штыками, торопливо строились в ряды, прислушиваясь к доносившейся ружейной стрельбе от дозорных постов.
– Опередить свей захотел, не терпится ему.
– Он под Лесной так рвался, да нарвался.
Конным русским полкам предстояло задержать шведов, пока пехота как следует построится. В центре ее находился фельдмаршал Шереметев, правым крылом командовал генерал Ренне, левым – Меншиков, артиллерией – Брюс.
Вооружение русских солдат состояло из шпаги с портупеей и фузеи – ружья с насаженным штыком. Замок у фузеи был кремневый, патроны хранились в кожаных сумках, прикрепленных к перевязи, на которой была еще и роговая «натруска» с порохом. Кроме фузеи Петр ввел кремневые штуцеры, называемые еще винтовальными пищалями. Уральский заводчик Демидов изготовлял эти русские ружья, ставшие огнестрельнее, и были они много дешевле привозимых из-за границы. Драгуны для конного боя вооружены были палашом и пистолью. Русская армия, находившаяся под Полтавой, имела сорок две тысячи человек. Объезжая войска, Петр останавливался среди любимых им преображенцев и говорил:
– Кичливый шведский король уже наметил, по каким домам в Москве разместит свое войско, а генерала Шпарра назначил быть московским губернатором. Отечество наше определил разбить на малые княжества и многих жителей истребить совсем. Порадеем же, любимые сыны, для ради дорогой отчизны нашей.
Он желал солдатам воинского подвига и для острастки предостерегал:
– Если проявившие малодушие и робость на бою уступят место неприятелю, то таковые почтутся за нечестных, в компанию их не должно принимать и надлежит всячески гнушаться ими.
Но предостережения эти были излишними. Все солдаты знали, что в случае поражения русскому народу грозят тяжкие беды, и были полны решимости сокрушить врага. Среди шведов имелись ветераны, отличившиеся в прежних боях, испытанными воинами были и многие русские, помнившие об одержанных ими победах под Орешком-Шлиссельбургом и на других невских берегах.
– Не опасайся, государь, не оробеем, – заверяли они Петра. – Пулей биты, штыком колоты, вся лютость свейская нам не в диковину.
– Солдат – есть имя честное, он – душа армии, – говорил Петр. – От последнего рядового до первого генерала – всякий суть солдат.
Солдат – это русская силушка, нелегок его ратный труд, но в битве с врагом стоит он насмерть за свою землю, за родину, за Россию.

Плотнее надвигалась тьма в предрассветную пору. Ночную устоявшуюся тишину нарушали шаги тронувшейся с места многотысячной пехоты, топот конских копыт, отрывистые возгласы команды.
Карл решил все время следить за ходом предстоящего сражения и, удобнее поместившись в качалке с больной ногой, обложенной подушками, приказал фельдмаршалу Рейншильду быть неотлучно, чтобы давать ему распоряжения.
В рассветном небе размывалась синева. Неопавшим дождем обильной росы увлажнились травы. В заревой час, напоследок своих певчих дней в разноголосом посвисте и щебете пробовали птицы свои голоса. На Петров день первой из них кукушка подавится ржаной или ячменной остью в колосе и замолчит до новой весны.
Многим и многим из бодро шагавших в этот ранний утренний час судьба отсчитывала последние минуты их жизни. Еще шаг, другой, еще один остатний вздох, и перед ними навсегда сгинет росное свежее утро, пахучесть трав и птичий посвист. В оглушительных разрывах одного, а следом за ним и другого ядра, влетевшего в колонны шведских пехотинцев, глохли отчаянные вопли, стоны, вскрики смертного изумления, запоздавшие мольбы о спасении. Храпели и визжали раненые кони; все громче, все сильнее разражалась эта внезапно налетевшая гроза, неистово грянув с заалевшего безоблачного неба. Гром пушечной пальбы, надсадная ружейная трескотня сминали выкрики команды, и солдаты не сразу уясняли приказы командиров.
Шведская пехота устремилась к редутам, чтобы захватить их, и за ней пошла кавалерия, готовая атаковать русскую конницу. Стоявший за редутами генерал Ренне с семнадцатью драгунскими полками задерживал противника, и начался кавалерийский бой. В это время шведской пехоте удалось овладеть двумя передними редутами, которые в ночь перед боем остались недоделанными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117