В его пьютере не оказалось ничего интересного, из-за чего Джареду стоило бы так стараться.
Думаю, Джаред испытывал потребность брать надо мной верх. Как-то раз я заглянул в библиотеку Конгресса и загрузил оттуда гигамег книг по подростковой сексуальности, чтоб выяснить зачем. Я так понял, что его влечет ко мне, но он не может разобраться в этом и подавляет свое стремление тем, что старается обидеть меня. По-настоящему меня это не задевало: иногда Джаред заставлял есть траву, но такое настроение бывало у него не часто. В такие минуты я просто старался отключиться от действительности. Очень помогали иррациональные числа. Про себя я решил: если Джаред захочет заняться со мной сексом, я не позволю. Буду беречь себя на тот случай, если решу жениться. Я начал интересоваться девочками, в абстрактном смысле. Когда я старался, у меня уже начала получаться эрекция. Я еще мал, чтобы сделать ребенка, и не беспокоюсь на этот счет. Чтобы увидеть реакцию Джареда, я спросил его о сексуальных привычках. Он покраснел и заговорил на другую тему. По-моему, половое созревание сбивает его с толку. Надеюсь, со мной такого не случится. Стук в дверь.
– Хочешь перекусить?
Я вскочил на ноги, когда мама зашла в комнату.
– Хочу, конечно.
– Пойдем со мной на кухню.
От ее улыбки мне стало тепло и радостно.
– Да, мэм.
Отец сказал, что я должен проявлять уважение, так я и поступал. Меня это нисколько не задевало, как Джареда. Нужно только произносить слова да вставать, когда в комнату входят взрослые. Ерунда.
Когда я подумал о дисциплине, мне пришлось успокаивать себя. Мистер Скиар сказал, что у меня неустойчивые эмоции и я еще многого не понимаю. Не нужно быть психологом, чтоб сообразить. Когда я очень волнуюсь, отец говорит, что я «набираю обороты».
Последний раз отец отшлепал меня два года назад. Я решил не делать домашнее задание по математике три дня подряд. Мне нужно было усвоить пройденное, но отец этого не понял. Он усадил меня у себя в кабинете и прочитал нотацию об ответственном отношении к делу.
Когда он закончил, я сказал:
– Нотации не помогают детям понять логику объяснений взрослых. Мы их просто не воспринимаем.
– Значит, сейчас ты не воспринял мои слова?
– Конечно.
Как он не мог понять?
– Нас нужно направлять, а не затевать обсуждение.
Я рассчитывал, что он велит мне уйти к себе делать математику. Именно это мне и было нужно. Я откажусь, и исход будет ясен.
– Прекрасно, – он взял меня за руку. – Я постараюсь направить тебя как следует.
С этими словами он толкнул меня к себе на колени.
Я знал, что он не причинит мне боли. Так оно и вышло. Но я не мог предвидеть, что каждый шлепок будет громогласно объявлять: я не люблю тебя, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я вопил и брыкался от растущего отчаянья, испытывая жгучую боль из-за его неодобрения.
Когда он закончил, я бросился на ковер, захлебываясь от рыданий. Он подождал, но я не переставал. Тогда он взял меня на руки. Я обнял его за шею и прижался лицом к плечу, но успел заметить тревогу в его глазах.
– Ф.Т.?
Я крепко прижимался к нему и дал себя успокоить.
Он спросил:
– Что же я сделал?
То есть он хотел понять, что для меня это означало?
Я сказал ему.
Позже он уложил меня спать, сел рядом и серьезно сказал:
– Филип, слушай меня внимательно. С тобой нельзя действовать силой. Больше я так делать не стану. Вместо этого скажу тебе правду. Я твой отец. Я за тебя несу ответственность. Делай так, как я сказал. Какие бы странные и чудесные мысли ни рождались в твоей голове, помни, что ты не готов взять надо мной верх и я тебе этого не позволю.
Он протянул руку и ласково сжал мое плечо:
– Ф.Т., ты не правильно понял меня в кабинете. Я тебя люблю и всегда буду любить. Ты мой сын.
Я подавил рыдание, схватил его руку.
– Спокойной ночи, сын.
– Спокойной ночи, сэр.
Он вышел.
Я родился у него не первым. Мой брат Нейт… умер задолго до моего рождения. Его погубили рыбы. Отец редко упоминал о нем. Меня назвали в честь замечательного героя, который служил с отцом на флоте. Жаль, что я его не знал. Отец говорит, я должен гордиться тем, что ношу его имя. Надеюсь, что вырасту похожим на тебя, Филип Таер.
Джаред прикусил себе палец.
– Сгинь, – снова повторил он мне.
Я сдался:
– Найдешь меня в доме, если передумаешь.
Если он не захочет побродить вместе со мной по пьютерным сетям, придется доделать свое домашнее задание до обеда от одной только скуки.
– Сгинь.
Он лежал поперек кровати с закрытыми глазами. Навязчивое повторяющееся поведение свидетельствует о болезни. Я постарался дословно вспомнить информацию, перекачанную из библиотеки Конгресса. «Иногда злость ошибочно направлена на ровесников вместо…»
– О господи! – он спрятал голову под подушку. Я сделал все, что мог. По дороге домой я встретился с мистером Тенером. Он был чем-то озабочен.
– Привет, Ф.Т., – он дружески похлопал меня по плечу.
– Добрый день, сэр.
Я отступил в сторону, пропуская его, но он остановился и начал внимательно смотреть на меня.
– Я что-нибудь натворил, сэр?
– Что? Нет, не ты, – он колебался. – Идем со мной.
Он повел меня прочь от коттеджа:
– Ф.Т., ты знаешь, что происходит с Джаредом?
Я не знал, что ответить. С ним много чего происходит. Может, мистер Тенер имеет в виду вообще? Будто прочитав мои мысли, он сказал:
– Его что-нибудь беспокоит больше обычного?
– Да, сэр.
Его облегчение было очевидным.
– Что?
– Понятия не имею.
– Филип!
Я не хотел его рассердить. Вспомнив про себя весь разговор, я решил, что понял, где мы не поняли друг друга.
– Что-то у него на уме. Он не захотел разговаривать со мной, сказал только, чтоб я уходил. Похоже, им завладела навязчивая идея. Правда, я не думаю, что это его беспокоит.
По-моему, я не сказал ничего смешного, но мистер Тенер улыбнулся:
– Внимательно слушай все, что он говорит. Сообщи мне, если поймешь, в чем дело. Я хочу ему помочь. Идея стать заговорщиком мне понравилась.
– Хорошо, сэр. Что он вам сказал?
– Слова не произнес, но постоянно хлопает дверьми и на этой неделе пропустил пять уроков.
У меня перехватило дыхание. Джаред словно пришел из мятежных лет двадцатого века. Сегодня ни в одной уважающей себя школе не потерпят такого поведения. Если Джареда исключат, его отцу будет нелегко пристроить его еще куда-нибудь.
Я обещал сделать все, что смогу, и побежал домой.
7. Джаред
Отец как-то странно посматривал на меня с тех пор, как улетел дядя Робби. Может, ему стало известно о моих прогулах в школе? Нет, вряд ли. И я успокоился.
Почти все внимание отца занимали встречи, которые он устраивал для своего лорда и повелителя – Старика. Вертолеты политиков опускались на посадочную площадку, Сифорт выходил из дома и вел стариканов в свой кабинет. Все они хотели привлечь бывшего генсека на свою сторону. Будто он не ушел с позором в отставку из-за своих ребят – нечистых на руку.
Я избегал этих типов и был тише воды ниже травы.
Зато ночью взял реванш.
Главный дом был частью старой вирджинийской усадьбы. Белые колонны, увитые плющом стены. Гостей разместили в спальнях второго этажа в восточном крыле. Вдоль второго этажа с задней стороны дома располагалась веранда, как раз над приемной и кабинетом Старика.
В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.
Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.
Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.
Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».
Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?
Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.
Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…
Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.
Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.
Голоса. Я заглянул в просвет между шторами. Старый сенатор сидел на стуле, покачивая в руке бокал. Пиджак он сбросил на кровать, ботинки расшнуровал. Дядя Роб сидел напротив.
– …предупреждал тебя: не нужно на него давить, – говорил сын, – Он этого терпеть не может.
Сенатор скривился:
– Было бы неплохо заручиться его поддержкой.
– Ты сократил разрыв до пяти голосов? Не стоит настраивать против…
– Роб, люди в башнях нуждаются в воде, которая сейчас течет по разбитым трубам. Они больше не могут ждать. Теперь, после того как Делавэр проиграл Новой Англии…
– Я знаю…
– При помощи заглушки мы отводим больше воды от старого трубопровода, но Франджи заверил всех, что воды прибавится. Они готовы к нам присоединиться, но если не воспользоваться моментом, мы их потеряем. Реконструкция – вот что поможет разрешить наши проблемы, но этот законопроект должен пройти в Сенате!
– Мы добудем нужные голоса и без помощи капитана, – уверенно сказал дядя Робби.
– Ты так думаешь? – Сенатор уставился в свой бокал. – Роб, у меня душа не на месте. Нехорошо, – если он будет отмалчиваться. Ну а если выступит против?
– Капитан этого не сделает. Вы с ним дружите двадцать пять лет.
Я ухмыльнулся. Старик поступит только так, как сочтет нужным. Чужие мнения-советы ему всегда были до лампочки.
Старый Боланд покачал головой, словно соглашаясь со мной.
– Ты же его знаешь, Робби. Если он решит, что здесь затронут моральный аспект, то не посмотрит ни на какую дружбу. Вспомни, как решался вопрос о судах Северной Америки, когда он был генсеком. Он…
– Это было давно, к тому же дело касалось Военно-Космического Флота. Только не говори, что все еще держишь на него обиду!
– Что? Не говори глупости. Он – словно дикая природа: делает то, что должен. С таким же успехом можно возмущаться ураганом.
Они замолчали. Я пошевелился, чувствуя, что нога начинает затекать. Если сегодня я не услышу ничего, кроме этой трепотни… Внезапно раздался голос старика Боланда:
– Сынок, дело вот в чем… Он помолчал и заговорил снова:
– Я знаю, как ты к нему относишься.
Дядя Робби фыркнул:
– Сомневаюсь.
– Знаю. Мальчишкой ты смотрел на него вроде как на бога.
– «Вроде как»? – Дядя Робби беспомощно помахал рукой – Отец, когда он взял меня с собой на «Трафальгар» сражаться с рыбами, я был…
Долгое молчание.
– …готов умереть за него. Мне было чуть ли не жалко, что до этого не дошло.
Я растер затекшую ногу. Мура какая. На свете нет ничего такого, ради чего стоит умереть. Я выпрямился и попятился от двери. Нога совсем онемеет, если ее не…
Я наткнулся на шезлонг и свалился.
Проклятье! Я вскочил на ноги. Услышали или нет? Я поглядел на шторы: мужчины по-прежнему сидели. Я подбежал к перилам и приготовился съехать по водосточной трубе вниз, если дверь откроется.
Все тихо. Я подождал еще немножко и решил, что можно остаться. Осторожно убрал с дороги шезлонг, снова настроил микрофон.
– Роб, позволь мне самому заняться этим. Тебе не придется принимать чью-то сторону.
– Что ты имеешь в виду?
Сенатор Боланд снова заколебался.
– Пойми, мы столько лет ждали своего часа. Больше такого случая не представится. Нам так нужна поддержка обитателей башен! Весной состоится партийное собрание, будет выдвигаться кандидат для предстоящих выборов на пост генсека… Если мы одержим верх, у меня будет целый год, чтобы подготовиться ко всеобщим выборам.
Генсек выбирается всенародным голосованием раз в шесть лет, но может лишиться своего кресла и раньше, если получит вотум недоверия, как это произошло со Стариком. Я подавил нетерпение, надеясь услышать что-нибудь стоящее.
– Роб, если капитан встанет у нас на пути… Я не позволю ему остановить нас Мы… Я должен ослабить его влияние.
Роберт Боланд хмуро уставился в незажженный камин.
– Как?
– Ты знаешь, как это делается. В голографическую прессу помешаются статьи, напоминающие людям, как легко он поддается перепадам настроения. Как оставил общественный пост, чтобы посвятить себя семейным делам. Как постарел.
– Отец, я…
– Как ближайшие помощники беспокоятся о его психическом здоровье. Придется распустить слухи…
– Отец!
Старый сенатор замолчал. Потом пожал плечами:
– Я всегда говорил, что политика – грязная игра.
Дядя Роб пробормотал:
– Он наш друг, и я не хочу подвергать его жестоким нападкам. Позволь мне утром попробовать еще раз.
– Ладно. Откровенно говоря, я не хочу его уничтожить. Если ты не сможешь привлечь его на нашу сторону, добейся от него обещания не вмешиваться.
– Посмотрим, что скажет Адам, его адъютант.
Я хмыкнул. От отца разумного совета в жизни не дождешься. Повторяет как попугай:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75