Что касается вас, у меня есть задание, пока я буду отсутствовать.
– Да, сэр?
– Оставайтесь с Филипом, берите его с собой на обходы. Он многое пережил, и его нервы на пределе. Помните, что он – гражданское лицо, и ему еще нет и тринадцати.
Зорн покосился на меня, и я заметил в его взгляде что-то похожее на сочувствие.
– Да-да, сэр.
Я прочистил горло.
– Нет. – Этого не должно было случиться.
– Он не будет докучать тебе, сын. Он только обеспечит…
Я поднялся с кресла, меня била сильная дрожь.
– Послушай, отец. Даже если я начну плакать, когда буду говорить, дай мне выговориться!
Он посмотрел на часы.
– Хорошо, но поторопись.
– Ты больше, чем я, так что мне можно воспользоваться лишь словами, чтобы убедить тебя. Как я могу заставить тебя понять, что ты не можешь оставить меня здесь?
– Только на короткое…
Я вспыхнул.
– Разве не ты говорил мне, что ненавидишь ложь!
Он зажмурился, как будто испытывал боль.
– Откуда тебе известно, лгал ли я?
– Дополнительный кислород на катере используют в качестве топлива? Указания, которые ты дал компу, тон твоего голоса… Отец, пожалуйста!
– Если я скрыл правду, это должно уберечь тебя от ненужных страданий. Не уклоняйся от принятых мною мер предосторожности.
– Неужели тебе непонятно, – я испытывал воодушевление от своей речи, – что я заслужил место рядом с тобой. Тем, что я сделал и не сумел сделать. Ты думаешь, из-за того что ты взрослый, а я – нет, меня нельзя считать полноценным участником событий. Я не могу сказать тебе, откуда я знаю это, потому что сам не до конца в себе уверен, но… – Я из последних сил старался, чтобы мой голос оставался спокойным. – Если ты не возьмешь меня с собой, ты уничтожишь меня.
Молчание в ответ.
– Сэр, я должен быть частью этого!
– Нет.
Не выдержав, я перешел на крик:
– Я старался быть мужчиной, даже если мое время еще не пришло! Я взял на себя ответственность, как ты всегда учил меня! Чего же еще ты хочешь от меня? – Я толкнул кресло, и оно стукнулось о пульт. – Да, конечно, мне нужен иногда психолог, и я странный. Я сделал все от меня зависящее, все, что я мог, черт возьми! – Из моих глаз струились слезы, обжигая пылающие щеки. – Я должен довести это до конца, я заслужил это! Я ДОЛЖЕН!
Мысли слишком быстро вертелись в бешеном круговороте внутри моего черепа, для того чтобы я мог ухватиться за одну из них. Я яростно вытер рукавом лицо, Отец так ценил в людях самообладание, а я только что потерял его. Когда я больше всего хотел, чтобы он принял меня всерьез, я орал во всю глотку, как младенец. Было ли в этом виновато мое обессиленное, истощенное тело или мои, как всегда, неровные эмоции, которые подвели меня, которые стоили мне самой важной вещи в жизни?
Молчание затягивалось, прерываемое лишь моими рыданиями.
– Господин Зорн. – Отец выглядел несчастным. – Найдите подходящий по размеру скафандр для Филипа, он останется в катере.
По пути к причалу, где находился катер, я неловко пытался поблагодарить отца за его решение. Он помог мне понапрасну не тратить усилия.
– Не благодари меня за то, что я делаю для тебя. Ты попросил относиться к тебе как к мужчине. Ты получишь право быть мужчиной. Иногда это горькая пилюля.
– Отец… – Когда мы прошли через шлюз в отсек катера, я попытался найти нужные слова, – Мы вернемся?
– Может быть, и нет, сын.
Я догадался о многом.
По крайней мере, мама знала бы, где я был. Во время бесконечного ожидания на мостике «Галактики» отец оставил сообщение для нее, что я в безопасности на корабле. Наверняка она испытывала гнев, когда я ушел, и вряд ли сразу простила бы меня, но я знал, что воспоминания постепенно поблекли, и она будет рада, что ее поиски завершились. Наверно, если бы я выжил, мы могли бы когда-нибудь помириться. Мне пришло в голову, что она, возможно, была бы раздражена из-за того, что отец разрешил мне следовать за ним, но я гнал прочь подобные мысли. Мама – сильная и могла справиться с проблемами. Это отец был слабым. Нет, постойте. Наверное, и в этом я тоже ошибался.
Мы ступили на борт катера. Я оглянулся по сторонам. Места для четырнадцати человек. Только невысокое ограждение отделяло пилота от главной каюты. Иллюминатор, находившийся напротив места пилота, увеличивал ширину носа. Вдалеке мерцали огни орбитальной станции.
Отправившись на экскурсию по судну, я искал ванную, но не нашел ни одной. В кормовой части мое внимание привлек выделявшийся своим ярким цветом люк с надписью «Машинное отделение». Я хотел было заглянуть внутрь…
– Держись подальше от этого места! – Голос отца был резок. – Садись рядом, если хочешь, и пристегивайся.
– Да, сэр! – Я поспешил подчиниться.
С шипением раздвинулись двери отсека, отпуская от причала катер. Очень осторожно отец манипулировал двигателями малой тяги, давая возможность катеру дрейфовать в стороне от «Галактики». В моем животе что-то взболтнулось, когда мы наконец избавились от гравитации корабля.
Теперь отец заметно расслабился и занялся регулированием голографокамеры, которая была не очень удобно прикреплена над пультом.
– Корвин, проверка связи. Как я выгляжу?
Голос компа заполнил динамики.
– Видеосигнал от катера получен. Как приказано, я ретранслирую ваш сигнал на Землю.
– Еще не время, Корвин. Я сообщу тебе, когда будет нужно это сделать.
– Да-да, капитан. Программа откорректирована.
Руки отца переместились на клавиатуру пульта. На экране появились цифры и какие-то символы.
– Сэр? – Я вытянул шею, чтобы видеть через его плечо. – Что…
– Не сейчас, я занят.
Я старался припомнить, когда в последний раз он разговаривал со мной грубым тоном, и не мог воскресить в памяти подобного случая. Если на то пошло, я также не мог вспомнить, чтобы он когда-либо ударил меня, дал пощечину. Он устанавливал границы, проводя черту, которую я не должен был пересекать. Бессознательно, я соглашался. Часть меня испытывала мучения, отказываясь от недавней свободы. Но оставшаяся часть чувствовала облегчение.
Он закончил свои расчеты.
– Давай теперь поглядим. – Он дотронулся до кнопок управления. Я уставился в иллюминатор. Наше местоположение относительно «Галактики» изменялось очень медленно. Отец сосредоточил внимание на показаниях компа, чтобы произвести незначительные исправления. Наконец он пробормотал:
– Следует сделать это. Корвин, сообщение – на всех заданных частотах. Трансляция начинается через две минуты. Пожалуйста, передавай непосредственно с места действия по всей сети подключившихся.
– Ты собираешься известить их, раз они могут удовлетворить твои требования? – Я знал, что отец неизбежно выполнит свой план, и другого выхода я не видел, но сознательная жестокость этого беспокоила меня.
– Кого, сын?
– Людей, управляющих лазерной пушкой, прежде чем нанести им удар?
– Боже мой! Неужели тебе это могло прийти в голову? – Он взъерошил мои волосы. – Не произноси ни звука, пока будет идти трансляция. Даже не кашляй.
– Да, сэр.
Я уставился на цифры на экране дисплея. В чем мог заключаться его план, если не в том, что я предположил? Объективно говоря, я был самый сообразительный мальчик из числа моих знакомых. Конечно, я мог разгадать его замысел.
– Как моя прическа? Мой галстук в порядке?
Я зевнул. Отец питал отвращение к интервью, и ему, черт возьми, было наплевать, как он выглядел, когда его изображение появлялось во всевозможных программах. Возможно, именно его сильнейшая неприязнь заставляла журналистов преследовать его, а также сделало высокие стены нашей резиденции необходимостью. Я молча кивнул.
– Тогда все в порядке. – Он глубоко вздохнул и включил голографическую камеру.
– Доброе утро. Я – капитан Николас Сифорт. Некоторые из вас знают меня как бывшего Генерального секретаря, но по распоряжению Адмиралтейства я был восстановлен в моем прежнем звании, и теперь я командую «Галактикой», что находится на орбите над экватором.
Его голос был тверд и решителен, ладони спокойно лежали на плоской поверхности пульта.
– Отсюда, из космоса, наша планета кажется синей и безмятежно-мирной. Но и я и вы знаем, что это не так. Жители нижнего Нью-Йорка восстали против Правительства Господа Бога. Они разрушили до основания башни, нападали, с целью уничтожить, на патрули армии Объединенных Наций. Это достойно осуждения и является тяжким грехом.
Поймите тем не менее, что их отчаянное сопротивление властям было вызвано непрекращающейся и усиливающейся жаждой. Видите ли, осуществление Пресноводного Проекта лишило их воды, необходимой для существования. Они начали умирать.
Я едва осмеливался дышать.
– Наши ответные действия были жестокими, бесчеловечными, им невозможно найти оправдание с точки зрения морали. Тысячи людей были сознательно отравлены ядовитым газом в заброшенных туннелях сабвея. Государственный надзор за средствами массовой информации не позволил сведениям об этих ужасных событиях достигнуть ваших ушей.
В отчаянии, ведущем к безумству, нижнее население нанесло ответный удар. Они разрушили дамбу Нью-Йорка. Им удалось нанести ущерб информации, обрабатываемой компами, что, в частности, заставило войска ООН стрелять в самих себя.
Действия и противодействия раскручиваются по безумной спирали. В соответствии с правительственным приказом, лазерное орудие орбитальной станции, установленное якобы исключительно, чтобы охранять Штаб-квартиру ООН, не щадит нижнего населения, не нанося при этом своими точечными ударами никакого вреда роскошным башням, в которых процветает наша верхняя жизнь, наша культура.
Как раз в этот момент, когда я говорю, граждане Организации Объединенных Наций умирают тысячами под беспощадным огнем лазеров. Власти хотят очистить улицы от нижнего населения, их убогих жилищ и их культуры. Это не может не вызывать отвращения. Это – геноцид. – Отец наклонился вперед. – Вы и я, вместе мы должны вмешаться, чтобы восторжествовал здравый смысл, были восстановлены цивилизованный порядок и гражданские права.
Открыв рот, я уставился на человека, которого я никогда не знал. Неудивительно, что мятежники на планете Надежда струсили, а легион храбрых кадетов отправился навстречу своей смерти по его приказу.
– Ни при каких обстоятельствах я не буду использовать оружие. Только сила вашего возмущения может остановить военные действия.
Я тихо заплакал. Отец бережно сжал мою руку, желая успокоить меня.
– «Галактика» движется в нескольких километрах от орбитальной станции. Я обращаюсь к вам, находясь на месте пилота ее катера. Орбитальная станция расположена на геоцентрической орбите, у ее лазерного орудия, таким образом, есть возможность вести непрерывный огонь по беззащитному городу. Здесь, на расстоянии менее четырех километров, я могу видеть оранжевый свет, исходящий от предупреждающих лучей лазеров, поэтому корабли могут избежать смертельных вспышек невидимого света.
Отец спокойно смотрел в камеру.
– Я привел в движение наш отнюдь не мощный катер Наша скорость – два километра в час. Я не поменяю курс. Точно в 9:47:00 утра по восточному времени, – я бросил быстрый взгляд на пульт: через сто две минуты с этого момента, – мы пересечем траекторию луча первого из лазеров орбитальной станции на расстоянии ста пятидесяти метров. Если орудие стреляет, наш катер и я вместе с ним будем уничтожены.
Я задержал дыхание, чувствуя, как липнет к телу промокшая от пота рубашка. Я испытывал ужас и, одновременно, изумление, гордость, что Господь Бог смог дать мне возможность стать свидетелем подобного поступка.
– Мне остается только лишь верить в то, что господин Генеральный секретарь Кан, который находится сейчас в Лондоне, не был достаточно информирован о ситуации и не знает, как развиваются события, что это предпринимают какие-нибудь неизвестные подчиненные, действующие по своему усмотрению и, не получив от него специальных полномочий, обрушившие шквал смерти на наш главный город. У меня не было возможности сообщить ему о происходящем, после того как я своими глазами видел, во что превращен Нью-Йорк. Конечно, будучи высоконравственным человеком, он не подозревает о деяниях, совершенных от его имени, в противном случае он наверняка сделал бы шаги, чтобы остановить их.
Отец прочистил горло.
– В оставшееся время я приложу максимум усилий, чтобы договориться о перемирии. Если я достигну этого, то вернусь на «Галактику» и передам командование. Но если лазеры всего лишь прекратят огонь, когда я заслоню им цель, без осуществления полного перемирия, то я буду замедлять ход катера таким образом, чтобы он находился перед орудием до тех пор, пока наши запасы кислорода не будут истощены. Тогда я войду в атмосферу Земли и с горящими двигателями начну мое последнее путешествие домой.
Он сделал паузу.
– В любом случае, я прошу, чтобы вы рассматривали мои действия как протест против бесчеловечности, жестокости, с которым и правительство, что возглавлял я, и нынешняя администрация относятся к нижнему населению Мы прекрасно осознавали: нижние племена – люди, которыми могли бы стать вы. Они живут, постоянно страдая, и эта безысходность сделала их враждебными, но не сделала их не такими же, как вы, людьми.
– Сейчас, – отец выпрямился, и его голос заметно оживился, – еще есть немного времени. Если вы находите это положение дел отвратительным, возьмите в руки телефоны, позвоните каждой правительственной службе – местной, государственной, национальной, всемирной. Позвоните господину Кану. Разбудите ваших друзей в других часовых поясах. Позвоните вашим поставщикам новостей, на ваши местные вещательные станции, на станцию, которая ведет эту трансляцию. Позвоните на военные базы. Позвоните на орбитальную станцию. Позвоните родным и близким. Не прекращайте звонить, пока проблема не будет решена.
Я не буду объяснять вам, что говорить. С Божьей помощью вы осознаете ваше моральное обязательство. На борту катера «Галактики» я жду вашего решения.
Это – Николас Эвинг Сифорт, рядом с орбитальной станцией, заканчиваю передачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75