– Я хочу, чтобы с этим было покончено, так же сильно, как и ты.
– Сомневаюсь относительно этого.
Сеанс связи завершился. Торн немедленно запросил управление лазером, передал им координаты, старательно проговаривая цифры. Затем откинулся назад, его глаза изучали городскую карту.
– На самом деле Эрнст дал вам повод отложить все это, – сказал я. – Почему вы не воспользовались им?
Наши взгляды встретились.
– Потому что мой Главнокомандующий хочет, чтобы мы продолжили. – Лицо Торна оставалось бесстрастным.
– Я не понимаю вас. – Я устало бродил по комнате, собираясь куда-нибудь сесть. – Почему вы обманули Сифорта?
– Роб, для его же пользы, я увел его с пути зла.
– Он никогда не простит вас.
– Я не нуждаюсь в его прощении, – Тон адмирала был резок.
– Я нуждаюсь. – Не знаю, почему я сказал это. Усталость, может быть.
– Эта кровавая неразбериха… Поспи немного.
Я тупо уставился на карту.
– Если я оставляю это проклятое место, то никогда сюда не вернусь.
Торн спокойно спросил:
– Что это, Роб?
Моя рука включила все, в том числе и лазеры внизу.
– Это мое занятие. Ты – только наблюдатель.
– Едва ли этот так. – В моих ушах все еще раздавался призыв капитана: Вы не можете совершить хладнокровное убийство. Я умоляю вас. – Неужели все-таки не могу?
– Что? – Адмирал выглядел сильно удивленным, и я понял, что только что говорил вслух.
– Ничего. – Я наконец сел на стул. – Что произойдет потом?
– Я предполагаю, что Рубен сосредоточит свое внимание на центре города. Так много кварталов, которые мы взорвали, но гораздо больше тех, которые до сих пор целы.
– Это все должно исчезнуть с лица земли?
– Не мое решение.
– По словам Ника, должно быть твоим.
– О? – Он поднял бровь. – Это поэтому Ричард возложил на тебя обязанность быть его голосом совести?
– Отец не нуждается в этом. Он всего лишь человек.
– У него есть сомнения?
– Я так не думаю. Может быть. Он… Я не знаю.
Возникла недолгая пауза, которую прервал я:
– Я позвоню домой.
– Уже довольно поздно.
– Тогда я разбужу его.
Несколько минут спустя я услышал недовольный голос отца. Взъерошенный, он сидел на краю кровати.
– Робби, четыре утра – не совсем удачное время для пересмотра политики.
– Кан заходит слишком далеко.
– Ты прав. Что же тут такого?
– Люди погибают.
– Люди всегда где-нибудь погибают. Это прискорбно, но эти потери не составляют и сотой части тех, во что нам обошлось столкновение с рыбами, и мы тогда не боялись их.
– Это не одно и то же, отец. Это предотвратимо!
– Больше нет. – Он пристально посмотрел на меня, – Робби, ты ужасно выглядишь. Тебе следовало бы остаться в больнице еще…
– В задницу больницу!
Надо взять себя в руки: я никогда не убедил бы отца, говоря тоном капризного испорченного ребенка вроде Джареда Тенера. Невольное воспоминание об Адаме сделало меня, пожалуй, более решительным.
– Что, если есть вызванная сочувствием негативная реакция? Ты не должен быть сенатором, который…
Отец резко оборвал меня:
– Я не буду сенатором, который нанесет предательский удар в спину Генеральному секретарю в ходе войны! – Он поднимал руку, чтобы остановить мое возражение. – Робби, в критической ситуации обе партии сплачиваются и работают сообща или делают вид, как будто они сплачиваются. Критиковать Кана публично, особенно после обещания нашей поддержки… – Он отрицательно покачал головой. – Не хочешь ли ты, чтобы избиратели запомнили бы меня как нытика, критикана, который чинит препятствия на пути доблестного Генерального секретаря, в то время как он…
– Но реальность не такова!
– Реальность не будет выбирать меня Генеральным секретарем. Когда пыль осядет, у меня будет шанс, чтобы прояснить, насколько бесчеловечными и жестокими были действия Кана. Мы представим законопроект, чтобы компенсировать потери оставшихся в живых нижних. Ты знаешь, как это подготовить. Но я не буду в данный момент предавать это гласности. – Он сделал паузу. – Кроме того, Рубен согласился стрелять по тому месту, которое нам нужно для Франджи. По крайней мере хоть что-то хорошее можно получить от этого разгрома.
– Отец, вмешайся конфиденциально, свяжись с Каном. У тебя есть влияние… Сообщи ему, что это зашло слишком далеко.
– В течение сорока лет мое слово было значимо. Это – единственный капитал, который есть у политика, Роб. Я не буду его обесценивать.
– Ты, сидя в Вашингтоне, не знаешь, насколько безнравственно и ужасно массовое убийство…
– Не я создаю ад! – Его глаза метали молнии. – Как смеешь ты читать мне лекции о морали! Ты думаешь, что я не видел конфиденциальные отчеты Рубена? Думаешь, что я не знаю то, какие приказы Торн отдает как раз в эту минуту? Какие данные Эрнст сообщает ему? Сколько тяжелых потерь несли войска ООН, и оценки жертв со стороны нижних? Это вышло из-под контроля, вызывает отвращение, причем – без всякого нравственного, этического основания. Именно поэтому Кан должен быть заменен. Ты хотел бы, чтобы это произошло, Робби?
– Да, но…
– Ты хочешь, чтобы меня избрали?
Я судорожно сглотнул, ощущая во рту неприятный привкус поражения. Самое плохое заключалось в том, что он был прав.
– Да, отец. Я хочу видеть, как тебя выберут.
– Тогда мы не будем делать ничего, что бы вызвало сомнения относительно меня в этот критический момент. Я кивнул.
– Что касается твоего друга Адама… Нашли его тело? – Отец никогда не закончил бы телефонный разговор на горькой ноте, если он каким-то путем мог избежать этого.
– Не думаю, что это так.
– Ужасно. Сифорт хотя бы определил местонахождение Тенера-младшего?
– Ф.Т., как ни странно, видел его, в одном месте, в качестве пленника нижних. Он, может быть, все еще жив. Это – все, что мне известно.
– Интересно, кто теперь будет растить его?
Я знал, что отец сейчас вел пустой разговор, чтобы дать возможность нашим чувствам и эмоциям успокоиться.
– Понятия не имею. Мне жаль, что я накричал на тебя. Доброй ночи.
– Я люблю тебя, Робби. – Надо же!
Он отключился.
Я сидел долго, уставившись на телефон. Мальчишкой я мечтал поступить в Академию. Мне нравилась быть военным, время от времени даже очень нравилось. Но хотя я стал лейтенантом, никогда не думал о себе в этом качестве, мне казалось, что я нахожусь не на своем месте. Иное дело политика – здесь я чувствовал себя более уверенно. У меня обнаружился своеобразный талант, врожденное ощущение того, что было осуществимо, и того, что являлось бы притягательным. Я устанавливал для себя цели, достигал их, и мои стремления росли день ото дня. Я был политический человек и мог многого добиться на этом поприще.
Если бы я остался в армии, я мог бы дослужиться до капитана. Если бы я добился Елены прежде, чем она выбрала Адама, я мог бы иметь семью.
Если бы не спор с отцом сегодня вечером, я не мог бы до такой степени чувствовать отвращение к себе. Когда история была написана, кто знал бы, избавил ли я себя от участия в этом ужасном поражении? Манипулируя опасениями Арлины, я сумел превратить поиски детей в уничтожающую всех и вся войну. Кровь тысяч нижних была на моих руках. Кровь Адама была на моих руках.
Я не мог сделать ничего, чтобы покрыть причиненный ущерб. Тем временем, две палубы ниже нас, смертоносные лазеры выполняли свою работу.
Неспособный больше сидеть в одиночестве, я подошел к пульту.
– Безуспешно. Он не будет…
Торн сделал нетерпеливый жест. Незнакомое озабоченное лицо заполнило экран.
– Сэр, лейтенант Бьорн приказал, чтобы я позвонил, не сообщая больше никому. Генеральный секретарь… гм, капитан Сифорт захватил власть на судне и освободил от должности капитана Флореса. Никто не знает, что делать.
Я думал, что он обращался непосредственно к Торну, но чей-то голос ответил:
– Хорошо, я передам ему. Что еще?
– Он развернул корабль. Лейтенант Бьорн говорит, что мы возвращаемся на орбитальную станцию.
– Очень хорошо, оставайтесь на связи. Я передам сообщение адмиралу.
Экран замерцал, и появилось новое лицо – незнакомый мне тучный капитан.
Торн ворчал себе под нос:
– Сбившийся с пути сукин сын! Каков срок службы Сифорта?
– Разве не шесть или семь лет? – предположил его собеседник.
– Что-то вроде этого. Посмотрю. – Спустя минуту адмирал громко хлопнул по пульту и выругался. – Забыл, что Флорес младше.
– Да, но…
– Никаких «но»; коварный ублюдок загнал нас в ловушку. Ради дисциплины, мы должны поддержать положения устава.
– Он похитил военный корабль!
– Еще нет, Эд. На самом деле он, кажется, возвращается на базу. Я предупредил его, что его мобилизация будет закончена, когда «Галактика» состыкуется со станцией. Я предполагаю, что он просто хочет покинуть корабль.
– Что вы сообщите командованию?
– Ничего. Я пока еще не вовлечен во все это, и мне нужно пространство для маневра. Стоп! Ты не сможешь найти меня. Запиши переговоры с «Галактикой» и все мои ответы. Но абсолютно никто не должен знать.
– Да-да, сэр. Каков ваш следующий шаг?
– Я позвоню Сифорту, выясню, что он делает. Будем надеяться, что он всего лишь хочет отправиться домой. Нам лучше подождать несколько минут, или он поймет, что кто-то на судне донес на него, а мы не можем допустить этого; плохо для поддержания дисциплины. Сколько ждать, прежде чем я могу сказать, что мы заметили, как изменился их курс?
– Предполагаю, станционные компьютеры могут заметить в любое время.
– Очень хорошо. Боже Всемогущий!
– Аминь, сэр.
Джефф Торн монотонно и однообразно ругался. Затрещал динамик:
– Сэр, координаты от генерала Рубена. Второй офицер на линии.
– Черт! – Торн схватил трубку. – Не сейчас? Эрнст. Кое-что произошло. Я вернусь к тебе через несколько минут, – Он поставил телефон на место. – Ты знаешь Сифорта так же, как меня, Роб. Что он может сделать?
– Не знаю. Станет угрожать взорвать станцию? Обратит свои лазеры на штаб Рубена? Он не совсем предсказуем.
– Неужели он зашел бы так далеко?
– Он дико рассержен, к тому же ты обманул, предал его. Там, где здравомыслящие люди остановились бы, он приказывает: полный ход вперед. У тебя есть другие суда, которые ты можешь послать против него? – сказал я. Глаза адмирала сузились. – Мне не нравится смысл твоей последней фразы. У нас налицо не бунт. Штатная ситуация – всего лишь достаточно мирная и законная передача полномочий, хотя отчасти неожиданная.
– Скажите это Флоресу.
– Вероятно, так и сделаю, когда это закончится. Роб, мы, черт возьми, должны относиться к этому как к общепринятой практике. Представь себе заголовки новостей, если мы признаем это нападение как раз на пике сопротивления нижних.
Я покачал головой, озадаченный угрозой всемирной стабильности. Несмотря на это, я испытывал тайное восхищение дерзостью капитана.
Управление транспортными потоками, подсчитав, сообщило, что «Галактика» вернется через семьдесят две минуты. Торн занялся перепроверкой устава, в то время как я расхаживал по комнате с нараставшим беспокойством. Если намерение капитана состояло в том, чтобы высадиться с судна, – флаг ему в руки. Если нет, господь бог его знает, какой гаечный ключ он бросил в механизм. Я был доволен приказом Торна, затыкающим рот; если бы известие об этих событиях стало бы достоянием гласности, отец мог бы быть скомпрометирован.
Адмирал взглянул на часы и включил пульт.
– Эд, пусть управление транспортными потоками потребует у «Галактики» объяснения по поводу изменения их курса.
– Да-да, сэр! – Несколько минут спустя мы услышали его голос:
– Она не отвечает.
– Абсурдно. Центр связи всегда укомплектован людьми.
– Да, сэр, если капитан не приказывает молчать.
Торн проворчал:
– Если они решат, что он сошел с ума, они утихомирят его.
Это было маловероятно; риск попасть под трибунал слишком велик. На наших межзвездных лайнерах авторитет власти должен быть поддержан любой ценой. Как еще могли корабли путешествовать в течение многих месяцев между звездами, вдали от дома?
– Продолжайте пытаться, Эд, – Торн обратился ко мне:
– Это – шахматная игра. Он предвидел сообщение; каков наш следующий ход?
– Я не знаю. А его?
Торн, скрестив руки на груди, уставился на пульт.
Немного больше чем час спустя мы получили ответ на наш вопрос. «Галактика» остановилась в нескольких километрах от орбитальной станции.
Судно хранило радиомолчание на всех частотах. Оно приблизилось к шлюзовым камерам станции, притормозило, и небольшое количество офицеров покинули ее борт.
Несколько минут спустя капитан Флорес и лейтенант Бьорн сидели перед нами, оставив девять других офицеров кипеть от злости в дальней комнате.
Бьорн с трудом владел собой:
– Он захватил наше судно, сэр. Отказался обсудить ситуацию с вами, приказал, чтобы мы высадились, отказался…
– Я знаю. – Торн сделал знак успокоиться. – Незачем делать из этого проблему. Он сказал почему?
– Этот ублюдок приказал нам замолчать, когда мы спросили. Извините, сэр! – Лейтенант выглядел сконфуженным. – Даже капитану Флоресу! Перед всеми нами, он велел нашему капитану замолчать!
Торн холодно спросил:
– И он замолчал?
Флорес резко оборвал:
– Конечно. Это был приказ.
– Я приношу извинения, Рамон. Мы дойдем и до тебя. Кто-нибудь из ваших парней знает больше? Ваши офицеры все здесь?
– Все, кроме Аллена Зорна, первого гардемарина. Он…
– А-а-а! – Торн заметно обрадовался. – Сифорт оставил офицера на борту?
Бьорн рявкнул:
– Этот ублюдок понизил Зорна в звании, до простого члена команды.
Адмирал не выдержал:
– Сэр, следите за вашей речью!
– Он лишил Зорна звания офицера, сэр! Записал это в бортовой журнал, четко и надлежащим образом! И без всякой на то причины; юноша – прекрасный молодой офицер и ничего не нарушал.
Флорес сказал:
– Сэр, верните мне мое судно, по крайней мере для того, чтобы отменить…
– Конечно. Это само собой разумеется. – Адмирал медленно выдохнул и протер лицо. – Это – все. Если вспомните о чем-нибудь еще, сообщите капитану Вилкесу.
– Да-да, сэр, – Бьорн колебался. – Если кто-нибудь спросит, что мы должны сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75