Слушатели ждали.
Звон струны и грохот машины начали нарастать. Следом за ними к своду зала вознесся последний вопль обреченного. Эхом отдался вторивший ему вихрь звуков.
– Пришло время! – прошипел музыкант. Длинные волосы поднялись и заплясали на его голове, словно языки пламени. Из инструмента ударил голубой свет.
Внезапно для Ксина мелодия и непрестанное ощущение Присутствия слились воедино. Он заметил, что клавиши проваливаются в глубь клавесина еще до того, как их коснулись пальцы артиста.
– Это чародей! – крикнул Ксин сопровождавшим его гвардейцам. – Взять его!
Но было уже поздно. Солдаты успели лишь закрыть собой короля и посла. Музыкант исчез, словно его и не было, а из разорванного магическим взрывом клавесина разлетелись по всему залу куски раскаленных докрасна струн. Придворных охватила паника, с криками и воплями они столпились на ведшей наверх лестнице. Вихрь голубого света сменил цвет на фиолетовый и проник сквозь каменную стену прямо в камеру пыток.
– Охраняй Якоба! – крикнул Редрен Ксину.
Котолак, не раздумывая, вбежал в пыточный зал. Какая-то деталь пыточной машины, кажется тиски для ног, чуть не разнесла ему голову, пролетев на расстоянии в палец от виска. В следующее мгновение магическая сила отшвырнула Ксина к стене. «Кто-то за это поплатится головой…» – подумал он и отчаянно рванулся в сторону, ибо прямо на него летела железная корзина, полная раскаленных углей. Красный фейерверк рассыпался по стене, чудом миновав котолака. Загорелись какие-то тряпки.
Над столом палача и частично разрушенной машиной висело окутанное фиолетовым сиянием человеческое тело. Проникшая в подземелье магическая сила освободила осужденного, попросту вырвав его тело из захватов, клещей и кандалов. После всего случившегося трудно было догадаться, что висевшее сейчас над столом было когда-то человеком. Но форма не имела значения, в данный момент как раз происходило демоническое Превращение. Сила Онно насыщала останки, создавая тварь под названием Ошметник.
Ксин, высматривая мастера Якоба, неосмотрительно сделал шаг вперед и оказался в пределах досягаемости магического вихря. Неконтролируемое Превращение обрушилось на него волной чудовищной боли. Пальцы превратились в когти. Не в силах вынести страданий, он вцепился в собственную грудь, раздирая стальной нагрудник, словно бумагу. Потом что-то заставило его вскочить на стол. Он знал, что должен попытаться убить Ошметника, но вместо этого начал с ним танцевать…
Несколько мгновений спустя все прекратилось и погасло. Котолак потерял равновесие и свалился со стола, упав на пол рядом с мастером Якобом.
Королевский палач ошеломленно заморгал. С того момента, как Ксин оказался в зале пыток, минуло не более шести ударов сердца.
Котолак быстро сел.
– С тобой все в порядке, мастер? – спросил он.
– Да… – Якоб рассеянно тряхнул головой.
Подошли помощники и помогли им встать. Не было заметно, чтобы магический катаклизм произвел на этих четверых немытых детин какое-либо впечатление. Что ж, на роль помощников палача всегда выбирали субъектов не слишком впечатлительных.
– Три болта сорвал, – сообщил старший из них, явно имея в виду осужденного Чародея. – Вот сволочь! Но мы починим, а как же…
– Беритесь за работу! – оборвал его мастер Якоб.
– Тут до утра возни… – запричитал второй.
– Хватит! – Палач оперся а стену и уставился куда-то в пространство перед собой.
Ксин внимательно наблюдал за ним.
– Нужно было ему пасть заткнуть… – пробормотал Якоб, то ли про себя, то ли обращаясь к котолаку. – Чтоб его!
– Во имя Рэха! – На пороге появился Редрен. – И где ты этого музыканта отыскал? – повернулся он к Ксину. – Значит, так ты проверяешь тех, кого приводишь к моему двору? Радуйся, кошачье отродье, что Якоб, как я вижу, жив и здоров! Если б ты лишил меня моего лучшего палача, я бы этого так не оставил. Ну, говори!
– Господин, у этого музыканта было рекомендательное письмо от самого посла Ргбара, – ответил Ксин.
– Что? И ты только теперь мне об этом говоришь?
– Господин, я собирался более тщательно проверить этого человека…
– Какого еще человека?! – рявкнул Редрен. – Теперь даже я знаю, что это был дневной призрак. Ты должен был раньше его почуять! А вместо этого дал себя обмануть как последний дурак!
– Я что-то чуял, только не знал, где именно…
– Нужно было хотя бы сказать мне про письмо. Ргбар упоминал перед концертом, что этого музыканта не знает.
– Прости, господин. – Ксин опустил голову.
Редрен посмотрел на него критическим взглядом.
– Мало того что с делом не справился, так еще и ходишь в драных доспехах… – заметил он без тени юмора. – Это твоя первая и последняя ошибка на посту начальника стражи, запомни, котолак! Уж не знаю, чего у тебя больше – везения или разума… – Король развернулся кругом и вышел из камеры пыток.
Маг Родмин сочувственно покачал головой и снова начал расхаживать по внутренней галерее дворца,
– Значит, ты не читал «Бестиарий» монаха Анафазия?
– Нет, – угрюмо признался Ксин, следуя за магом.
– Там есть упоминание о том, что одна из черт дневного призрака – ослабленное чувство Присутствия.
– Ты не мог мне этого сразу сказать? – взорвался котолак.
– Я хотел удостовериться и надлежащим образом подготовиться. Я не думал, что призрак появится столь быстро, извини.
– Но это письмо… – начал Ксин.
– Лучше не показывай его послу, иначе он сочтет все это некоей изощренной игрой. Письмо, несомненно, подлинное, но достопочтенный Ргбар не имеет с ним ничего общего.
– Не понимаю.
– Дневной призрак – это воплощение желаний создающего его мага. Главнейшее свойство этого существа – способность реализовать желания. Ты хотел иметь рекомендательное письмо, вот он и сотворил его для тебя…
– А, чтоб его!
– Дневные призраки невероятно трудно вызывать, к тому же они крайне капризны. Они проявляют склонность подчинять себе своего создателя, – продолжал Родмин. – Вследствие этого их создают крайне редко, ибо даже самые могущественные маги боятся самих себя…
– Но этот отважился, – пробормотал Ксин.
– Это был чародей не из лучших, и ему не хватило воображения. Потому он и кончил столь печально.
– Однако призрак исполнил какое-то его желание… – заметил котолак. – Какое?
– Он дал ему возможность бросить невероятно сильное заклятие, столь могучее, что в моей лаборатории сгорело несколько простых защитных амулетов.
– Уничтожена была и вся магическая защита камеры пыток, – добавил Ксин. – Значит, это было заклятие… – Он замолчал.
– Даже камни из Северных Болот? – удивился маг. – Недурно… Хотя в конечном счете этого следовало ожидать, – добавил он уже тише.
Невысказанный вопрос повис в воздухе.
– От них остались лишь дыры в стенах и черная пыль… – сказал котолак, стараясь оттянуть мгновение жестокой правды.
– Скажи кто? – прервал его Родмин. – Кто пал жертвой заклятия?
– Мастер Якоб. – Ксин отвернулся. – Только он один в момент появления призрака находился в пределах досягаемости голоса и взгляда осужденного.
– Счастье еще, что это не король и не посол.
– Для меня разница невелика, – заметил котолак. – Редрен еще всего не знает, но то мгновение, когда он узнает, будет последним мгновением моей службы при этом дворе.
– То есть король полагает, что это были лишь небольшие незапланированные магические фейерверки? – спросил Родмин. – Без особых последствий?
– Похоже, так…
– Тогда постарайся его в этом не разубеждать. Мастер Якоб – это нечто большее, нежели просто палач. О нем говорят, что он даже свежий труп может заставить испытывать боль. Он фанатик Закона, происходит из благородного рода, пишет стихи и, насколько я знаю, во имя справедливости пользуется Чистой Магией. Без него дворцовые заговорщики испытывали бы втрое меньше сомнений.
– Знаю, – тяжело вздохнул Ксин. – К тому же Редрен его попросту любит.
– Поскольку уже несколько раз случалось, что Якоб отказывался исполнить приговор, вынесенный подкупленными судьями. Этот палач, наверное, единственный человек, всерьез относящийся к законам этой страны, и король о том знает.
– А из-за нескольких моих дурацких просчетов через несколько дней или часов мастера Якоба растерзает какой-нибудь демон, – мрачно закончил Ксин.
– Если до этого дойдет, это будет конец твоей молниеносной карьеры при королевском дворе. Всего лишь через три месяца после того, как ты получил звание капитана гвардии, жаль…
– Что я могу поделать?
– Оказаться в нужный момент рядом с Якобом и расправиться с той тварью, что явится его убить. Профессия истребителя тебе ведь хорошо знакома.
– Да, но как мне сражаться с Ошметником? Я уже пытался…
– Выучишь несколько заклинаний, не слишком сложных. Ошметники – это демоны, которые лишь частично существуют в нашем мире. Их держат здесь лишь ошметки того, что когда-то было их телом. Поэтому их довольно легко вытолкнуть назад в сферу Онно.
– Мне придется прибегать к заклинаниям?
– К заклинаниям, лжи, правде, интригам, хитрости – всему, что позволит тебе выжить при дворе. На твоем посту нет места просчетам и ошибкам! Я уверен, что если бы ты тщательнее допрашивал свидетелей, а не удовлетворился бы быстрой поимкой того чародея, то наверняка услышал бы кое-что о некоем таинственном сообщнике. Таким образом ты напал бы на след дневного призрака и, возможно, не впустил бы его столь легко во дворец. Ты совершил множество ошибок, дорогой мой котолак!
– Редрен хотел подготовить концерт побыстрее…
– Никакие объяснения не изменят того, что ты подвел короля, мастера Якоба, а также Ханти и себя.
– Назначая меня на должность капитана, Редрен сказал – если что, я должен упасть на все четыре лапы…
– Советую тебе сделать это как можно скорее!
– Нет, капитан, спасибо тебе за заботу, но я не могу принять твоих услуг. – Мастер Якоб снова начал листать лежащую на столе книгу.
Жилище Главного Палача Суминора ничем не напоминало типичной обители городского заплечных дел мастера, обычно походившей отчасти на лабораторию чародея, отчасти на подсобное помещение аптеки. Мастер Якоб не подрабатывал ни изготовлением магических ингредиентов, ни оказанием медицинских консультаций местному люду. Жил он отнюдь не в полуподвале, но в солнечных апартаментах на втором этаже южного крыла королевского дворца. Комната, в которой они находились, скорее была подобна кабинету ученого-исследователя.
Ксин раздраженно переступил с ноги на ногу.
– Мастер, из-за моего недосмотра тебе грозит смертельная опасность. Прошу тебя, обдумай еще раз мое предложение.
Якоб отодвинул книгу, закрыл чернильницу и встал из-за стола.
– Дорогой мой капитан, – сказал он. – Я не питаю к тебе ни малейшей обиды и ни в чем тебя не виню. Виноват был исключительно я сам.
– Не понимаю, – удивился Ксин.
Мастер Якоб заложил руки за спину и подошел к окну.
– В соответствии с Законом, – начал он, – единственный, – кто причиняет страдания, боль и страх, является только и исключительно преступник. Палач же лишь обращает вспять ход событий, и боль вместе со страхом возвращаются от жертвы преступнику, который был их источником. Это вполне справедливо, судья же и статьи Закона определяют меру подобной справедливости.
– К чему ты клонишь, мастер? – спросил котолак.
– Из данного принципа следует и то, что осужденный должен был быть оставлен один на один со своими страданиями, то есть рот его должен быть закрыт. Я же по желанию нашего короля, которому хотелось слышать крики преступника, пошел вопреки духу Закона и не вставил ему кляп. Это противоречило также правилам безопасности, которые необходимо соблюдать во время казни чародеев. Я вполне сознательно согласился на первое и пренебрег вторым. Ты, капитан, совершил лишь несколько мелких неумышленных ошибок, моя же вина значительно тяжелее, и за то, что случилось вчера, я несу полную ответственность.
– Значит, ты предпочитаешь ничего не делать и положиться на судьбу? – взорвался Ксин.
– Этого я не говорил, капитан. Я сказал лишь, что этот несчастный случай с заклятием подыхающего чародея – исключительно мое дело, и только мне решать, как поступать дальше.
– Но, мастер, ты, похоже, не понимаешь…
– Мне приходилось видеть останки нескольких уважаемых представителей моей профессии, которым довелось совершить подобное безрассудство, – спокойно ответил Якоб. – На этом основании я утверждаю, что мне знакомы все стороны опасности, которой я подвергся.
Котолак молчал, не зная, что сказать.
– Мастер, – решил он прибегнуть к последнему аргументу, – мне кажется, ты чересчур серьезно относишься к собственной чести…
– Капитан, – решительно прервал его палач, – я дворянин, который после глубоких раздумий взялся за ремесло, несправедливо считающееся недостойным рыцаря. Иными словами, для меня поныне нерушимы принципы кодекса чести, но это еще не все. Подумай только, капитан, – как человек, лишающий жизни беззащитных людей, причиняющий им невообразимые страдания, может быть достоин того, чтобы существовать самому? Как он может отыскать что-то человеческое в самом себе, в собственных глазах? Способ только один. Человек этот должен руководствоваться принципами, стократ более твердыми, нежели принятые среди прочих высокорожденных. Стоит мне хоть раз пойти против Правды и Справедливости, и я стану лишь жалким мясником. Вот почему я добровольно отрекся от семьи, вот почему я живу один и почему я всегда смотрю прямо в глаза тварям, выползающим из тел казненных преступников. Хотелось бы, дорогой капитан, чтобы и ты смог выразить словами те принципы, которые наверняка в себе носишь. А в этом я не сомневаюсь, ибо без них ты был бы лишь зверем, не способным жить среди людей. Прошу тебя, капитан, не гневайся на меня за напоминание о том, что ты не человек. Это лишь подтверждение факта, а не оскорбление, да хранит меня Рэх!
– Да что ты, я вовсе не обижаюсь, – смущенно пробормотал котолак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71