Войско Ямабути пошло на приступ, и Касадэра оказалась в тяжелом положении. Не продержавшись до подхода подкреплений из Суруги, воины подожгли собственную крепость и в ожесточенном бою отступили сквозь пламя, а затем обратились в бегство.Подкрепление из Наруми, неся большие потери, ворвалось в крепость, когда в ней не оставалось и половины защитников. Победа опьянила воинов Ямабути, и они пустились в пляс среди дымящихся развалин, потрясая в воздухе копьями, мечами и мушкетами.Повсюду раздавались победные кличи. Неожиданно в Касадэре появились пешие и конные воины Ямабути, оставленные в Наруми. Они пришли не строем, а прибежали беспорядочной толпой.— В чем дело? — спросил потрясенный Саманоскэ.— Внезапно подошло войско Нобунаги. Узнав о штурме Касадэры, он нагрянул на нас с войском в тысячу человек. Атака была быстрой и дерзкой. С нашими малочисленными силами не оставалось ни малейшей возможности обороны.Раненый воин с трудом закончил донесение рассказом о том, что крепость взята, а Укон, сын Саманоскэ, не вполне оправившийся после нападения Инутиё, обезглавлен по приказу Нобунаги.Саманоскэ, только что праздновавший победу, застыл в глубоком отчаянии. Захваченные им Касадэра и ее окрестности лежали перед ним в пепелище.— Такова воля Небес! — воскликнул он и, вынув меч из ножен, вонзил его себе в живот. Странно, что он усмотрел волю свыше в обстоятельствах, которые создал собственными руками.Нобунага в один день подчинил себе крепости Наруми и Касадэра. Токитиро, который после восстановления стены долгое время нигде не показывался, услышав, что обе крепости подчинились власти Овари, объявился в Киёсу. Держался он неприметно.— Не ты ли сеял слухи и смуту в Наруми и Касадэре?В ответ на расспросы Токитиро лишь молча качал головой. ЗАЛОЖНИК КНЯЗЯ ЁСИМОТО Жители провинции Суруга не называли свой главный город Сумпу — для них он был просто Столицей, а крепость в центре Столицы именовали Дворцом. Все обитатели города, начиная с князя Ёсимото и его ближайших сподвижников и заканчивая простыми обывателями, считали Сумпу столицей величайшей и могущественнейшей провинции в Восточной Японии. В городе действительно ощущался столичный блеск, и даже простолюдины старались не отставать от мод и обычаев императорского Киото.Человеку из Киёсу, приехавшему в Сумпу, казалось, будто он попал в другой мир. Атмосфера, манеры горожан, неторопливость, с которой здешние люди прохаживались по улицам, и даже взгляды, которые они бросали друг на друга, слова, которыми они обменивались на ходу, поражали приезжего. Обитатели Сумпу, уверенные в собственных силах и в могуществе князя Ёсимото, держались непринужденно. О высоком положении многих горожан можно было судить по роскоши их нарядов. На улице знатные особы беспрестанно обмахивались веерами. В Сумпу процветали музыка, танцы и поэзия. Уверенность, читавшаяся на лице у каждого горожанина, была присуща жителям Столицы с незапамятных времен. Сумпу был благословенным городом. В ясную погоду из него можно было увидеть величавую Фудзияму, а в тумане за сосновой рощей возле храма Киёмидэра простиралось спокойное море. Воины Имагавы были сильны, а соседняя Микава, где правил клан Токугава, находилась в вассальной зависимости от Суруги. «В моих жилах течет кровь клана Токугава, и все же я здесь. Соратникам в Окадзаки с трудом удается удерживать мою крепость, провинция Микава существует, но князь и его сторонники насильно разлучены», — втайне вздыхал Токугава.Он сочувствовал своим вассалам, но, размышляя над положением, в котором находился сам, благодарил судьбу за то, что до сих пор жив.Иэясу было всего семнадцать лет, но он уже успел стать отцом. Два года назад, сразу же после церемонии совершеннолетия, князь Имагава Ёсимото приказал женить юношу на дочери одного из своих родственников. Первенец Иэясу родился прошлой весной, сейчас ему было шесть месяцев, и юный отец, сидя в кабинете, часто слышал младенческий плач. Жена еще не оправилась от тяжелых родов, и ее держали под наблюдением лекарей.Плач сына означал для семнадцатилетнего отца голос собственной крови, но он редко заходил взглянуть на малютку. Он не чувствовал в душе той нежности к детям, о которой твердили вокруг. Иэясу признавался себе в том, что подобное чувство ему чуждо. Понимая, что из него не получилось отца и мужа, он испытывал жалость к жене и сыну. Сердце у него болело не столько за семью, сколько за своих бессильных и униженных сторонников в Окадзаки.Мысли о сыне повергали Иэясу в уныние. Скоро малыш пустится в плавание по океану жизни, где его ждут лишения и надругательства, выпавшие на долю отца.В пятилетнем возрасте Иэясу отдали заложником в клан Ода. Печаль и страдания, неизменные спутники человеческой жизни, не обойдут и его сына. Со стороны могло показаться, что семья Иэясу живет не хуже князя Имагавы.Услышав шум в саду, Иэясу вышел на веранду. Взобравшись на дерево, кто-то пытался с улицы перелезть через стену, окружавшую дом и сад. Ветки дрожали и трещали под тяжестью невидимого человека.— Кто там? — окликнул Иэясу.Будь это вор, он непременно бросился бы в бегство, однако топота ног не послышалось. Надев сандалии, Иэясу через боковые ворота вышел на улицу. У ворот простерся ниц какой-то мужчина. Рядом с ним стояла большая корзина и лежал посох странника.— Дзинсити?— Сколько воды утекло, мой господин!Четыре года назад с позволения Ёсимото Иэясу посетил в Окадзаки могилы предков. По дороге исчез один из его приближенных, Удоно Дзинсити.— Ты теперь странствующий монах? — дрогнувшим голосом спросил Иэясу.— Да, это лучшая маскировка для путешествий по всей стране, — ответил Дзинсити.— Когда ты прибыл сюда?— Только что. Решил тайно повидаться с вами.— Прошло четыре года. Поначалу я получал от тебя подробные отчеты, но с тех пор, как ты отправился в Мино, связь с тобой оборвалась. Я подозревал самое худшее.— В Мино я угодил в разгар войны. Проверка на границах и заставах была чрезвычайно строгой, и я не мог сообщить о себе.— Значит, ты побывал в Мино? Долго ты там пропадал.— Год войны я провел в Инабаяме. Как вам известно, крепость Сайто Досана разрушена, а Ёситацу стал правителем Мино. Когда там все успокоилось, я перебрался в Киото, потом в Этидзэн, обошел северные провинции и двинулся в Овари.— А в Киёсу удалось побывать?— Да.— Расскажи поподробнее. Находясь в Сумпу, я могу представить события в Мино, но положение клана Ода мне неизвестно.— Составить к вечеру письменный отчет?— Нет, писать не нужно.Иэясу отвернулся от Дзинсити, задумавшись о чем-то.Дзинсити был его глазами и ушами во внешнем мире. С пятилетнего возраста Иэясу жил у Оды, потом у Имагавы на правах не то изгнанника, не то заложника. Он и сейчас пребывал в таком положении. Иэясу с малолетства не знал жизни на свободе. Заложник постепенно привыкает безразлично относиться к окружающему миру. Невольник может полагаться только на себя. Несмотря на подневольную жизнь, а может, из-за постоянного тревожного ожидания, в котором он находился с малых лет, Иэясу строил великие планы на будущее.Четыре года назад он послал Дзинсити в другие провинции, чтобы разведать о происходящем в Японии, и этот поступок свидетельствовал о том, что в Иэясу просыпается честолюбие.— В саду нас могут заметить, — произнес он, — а в доме что-нибудь заподозрят слуги. Пойдем-ка сюда. — Ияэсу широким шагом пошел в сторону от дома.Усадьба Иэясу находилась в самом тихом квартале Сумпу. Отойдя от стены, собеседники вышли на берег реки Абэ. Когда Иэясу был маленьким, слуги носили его на спине сюда на прогулку. Река текла здесь сотни лет, а на берегу ничего не менялось.— Дзинсити, отвяжи! — сказал Иэясу, усаживаясь в небольшую лодку.Дзинсити оттолкнул лодку шестом, и она поплыла по течению, как бамбуковый лист. Господин и его подданный могли теперь говорить, зная, что их никто не подслушает. За час Дзинсити изложил Иэясу все сведения, собранные им за четыре года скитаний. Но куда важнее всех этих сведений явилась разгадка смысла той смутной тревоги, которая давно бередила его душу.— Если Ода не нападают на соседей, как в былые времена, при Нобухидэ, значит, они наводят порядок в собственном доме, — сказал Иэясу.— Нобунага — человек целеустремленный, не ведающий сомнений и снисхождения ни к родным, ни к вассалам. Он убивает тех, кого надо убрать с пути, и обращает в бегство тех, кого надо победить. В Киёсу у него не осталось ни одного врага.— В клане Имагава всегда потешались над Нобунагой и считали его самодовольным и невоспитанным глупцом.— Глупым его не назовешь, — заметил Дзинсити.— По-моему, о князе распускают злонамеренные сплетни. Князь Ёсимото верит сплетне, не видя в нем серьезного противника.— Боевой дух в Овари сейчас как никогда высок.— А кто входит в ближайшее окружение Нобунаги?— Хиратэ Накацукаса умер, но у Нобунаги есть несколько толковых советников. Это Сибата Кацуиэ, Хаяси Садо, Икэда Сёню, Сакума Дайгаку и Мори Ёсинари. Недавно он обзавелся человеком, обладающим исключительными способностями. Его зовут Киносита Токитиро. Он не занимает высокий пост, но его имя сейчас у всех на устах в Овари.— А как люди относятся к своему князю?— Невероятное дело! Правитель провинции, как правило, поглощен заботами управления, а народ повинуется ему. В Овари все по-другому.— И как же?Дзинсити помолчал, собираясь с мыслями:— Как бы поточнее выразиться? Нобунага внешне ничего особенного не делает, но люди живут с надеждой, прекрасно зная, что Овари — маленькая и бедная провинция, что у их князя нет ни гроша! Они ведут себя так, словно живут в могущественном государстве, которому не страшна ни война, ни любая другая напасть.— Вот как? В чем же причина?— Вероятно, в самом Нобунаге. Он ничего не скрывает от людей, намечает цели, во исполнение которых все усердно трудятся.Помимо воли, Дзинсити в глубине души сравнивал двадцатипятилетнего Нобунагу с семнадцатилетним Иэясу. Иэясу казался ему более зрелым человеком, во всяком случае, в нем не осталось ничего детского. Оба выросли в трудных обстоятельствах, но были совершенно разными. Иэясу попал в руки врагов в пятилетнем возрасте, и суровость жизни ожесточила его душу.Лодка вынесла Иэясу и Дзинсити на середину реки. Время за тайной беседой пролетело незаметно. Дзинсити повернул лодку к берегу.Выйдя на берег, он торопливо подхватили корзину и взял посох. Прощаясь с Иэясу, он произнес:— Я передам ваши слова вашим соратникам. Хотите сказать еще что-нибудь, мой господин?Иэясу, оказавшись на берегу, опасался, что его увидят.— Нет. Уходи побыстрее! — Кивнув Дзинсити на прощанье, Иэясу внезапно добавил: — Передай, что я чувствую себя хорошо.Иэясу в одиночестве поспешил домой.Слуги жены Иэясу разыскивали его повсюду. Один из них, увидев господина, идущего с реки, бросился ему навстречу:— Госпожа с нетерпением ждет вашего возвращения и уже несколько раз посылала нас на поиски. Она очень волнуется, мой господин.— Неужели? Успокой ее и скажи, что я скоро приду к ней.Пошел он не к жене, а в свою комнату, где его ждал еще один вассал, Сакакибара Хэйсити.— Вы были на реке?— Да, прогулялся. В чем дело?— Приезжал гонец.— От кого?Хэйсити молча протянул ему свиток. Послание было от Сэссая, и Иэясу почтительно прикоснулся к нему лбом. Сэссай был монахом из секты Дзэн и советником по военным делам в клане Имагава. Для Иэясу он был учителем, под началом которого юный князь постиг и книжную, и воинскую премудрость.«Сегодня вечером князю и его гостям зададут обычный урок. Жду вас у северо-западных ворот Дворца», — гласило послание.Слово «обычный» было ключевым, и Иэясу прекрасно знал его смысл. Оно означало встречу Ёсимото и его военачальников для обсуждения похода на столицу.— А где гонец?— Уехал. Вы пойдете во Дворец, господин?— Да.— По-моему, со дня на день можно ожидать указа князя Ёсимото о выступлении.Хэйсити не раз краем уха слышал разговоры важных военных советников о походе. Он молча вглядывался в лицо Иэясу. Князь что-то пробормотал, притворившись, будто новость ему безразлична.Представления о военной мощи Овари, сложившиеся в клане Имагава, не имели ничего общего с тем, что сегодня рассказал юному князю Дзинсити. Нобунагу здесь всерьез не принимали. Ёсимото решил напасть на Киото, выступив во главе большой армии, включающей войска из Суруги, Тотоми и Микавы. В Овари они могли натолкнуться на сопротивление.«Нобунага сдастся без боя, если армия будет достаточно велика», — так полагало большинство членов военного совета клана. Ёсимото и некоторые его советники, включая Сэссая, не имели склонности к излишней самонадеянности, но никто из них не воспринимал Нобунагу столь серьезно, как Иэясу. Иэясу однажды попытался предостеречь Имагаву, но его подняли на смех. Он ведь был заложником, к тому же юнцом, и его не слушали на военном совете.«Стоит ли мне доверяться им? Положим, я буду настаивать…» — Ияэсу глубоко задумался, сжимая письмо Сэссая в руке.Его размышления прервала прислужница жены. Она сообщила, что госпожа пребывает в дурном расположении духа и просит прибыть к ней всего лишь на минуту.Жену Иэясу не интересовало ничего, кроме собственной персоны. Ей были безразличны и государственные дела, и положение, в котором находился ее супруг. Ее волновали только повседневные мелочи и любовь мужа. Старая служанка это прекрасно понимала и, видя, что он беседует с Хэйсити, молча ждала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Иэясу продолжил разговор с Хэйсити, но тут прибежала еще одна служанка и принялась что-то шептать на ухо томившейся в ожидании старушке. Последней пришлось проявить неучтивость.— Извините, господин… Простите великодушно, но госпожа ужасно раздражена. — И, низко поклонившись, просила поспешить.Иэясу понимал, как тяжело выносить норов его жены ее слугам и служанкам.— Хорошо, — произнес он, поднимаясь с места. Обращаясь к Хэйсити, Иэясу сказал: — Позаботься обо всем необходимом, а когда настанет час, приди за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174