Тонкая и дальновидная политика Ёсимото превратила клан Имагава в силу, с которой приходилось считаться всему Восточному побережью. Отсвет могущества ложился и на приверженцев Имагавы. Мацусита Кахэй был не четой ближайшим сподвижникам Ёсимото, но он был куда богаче самураев из Киёсу, Нагои и Окадзаки, в домах которых Хиёси побывал в прежние времена. Усадьба Кахэя всегда была полна гостей, и даже слуги ни в чем не нуждались.— Обезьяна! — Нохатиро вышел в сад в поисках Хиёси.— Я здесь.Нохатиро поднял голову. Хиёси сидел на крыше.— Ты что там делаешь?— Чиню крышу.— В такую жару, — удивился Нохатиро. — Зачем?— Погода сейчас прекрасная, но скоро зарядят дожди. А в сезон дождей звать кровельщиков поздно, вот я и заменяю поврежденную черепицу.— Вот потому тебя здесь и не любят! Все отдыхают в тени.— Если бы я работал там, где они спят, я потревожил бы их покой. А здесь я никому не мешаю.— Врешь! Готов побиться об заклад, что ты забрался на крышу, чтобы разведать окрестности.— Господин Нохатиро, вы всегда меня в чем-то подозреваете. Не позаботишься заранее, так беда врасплох застанет.— Умник нашелся! Господин рассердился бы, услышав твои наставления. Немедленно слезай!— Слушаюсь. У вас поручение для меня?— Вечером прибудут гости.— Опять?— Что значит «опять»?— А кто приедет?— Человек, который путешествует по стране, изучая воинские искусства.— И сколько народу с ним?Хиёси спустился на землю. Нохатиро развернул свиток:— Мы ожидаем господина Хитту Сёхаку, родного племянника князя Камиидзуми из Ого. Его сопровождают двенадцать человек. И кроме того, еще один всадник с тремя вьючными конями и прислугой.— Уйма!— Эти люди посвятили себя овладению воинским искусством. У них огромная поклажа, множество лошадей, так что убери комнаты для работников, мы их слуг там поселим. Управься до вечера, пока гости не приехали.— Слушаюсь, господин. А долго ли они здесь пробудут?— Месяцев шесть. — Нохатиро устало смахнул пот со лба.
Вечером Сёхаку и его свита подъехали к главным воротам. Путники осадили коней и стряхнули пыль с одежд. Старшие и младшие члены клана высыпали наружу, вежливо приветствуя гостей. Хозяева произносили длинные речи, на которые столь же учтиво и пространно отвечал Сёхаку, человек лет тридцати. Церемония приветствий закончилась, и слуги занялись лошадьми и поклажей, а гости во главе с Сёхаку вошли в дом.Хиёси понравилась встреча, проведенная в соответствии с правилами этикета. Ее торжественность свидетельствовала о почете, которым окружены воины, что, несомненно, связано с их серьезной ролью в судьбах страны. В последнее время выражения Путь Воина, Искусство Меча, Искусство Копья были у всех на устах. Имена знаменитых мастеров ратного дела Камиидзуми из Ого или Цукахары из Хитати упоминались в каждой беседе. Их странствия по Японии почитались более, чем паломничества известных буддийских монахов. Цукахара путешествовал в сопровождении семидесяти человек, включая сокольничих. Разъезжали они с великой пышностью.Численность свиты Сёхаку не удивила Хиёси. Хиёси предчувствовал, что его теперь загоняют со всевозможными поручениями. Через несколько дней многочисленные гости начали обращаться с Хиёси как с собственным слугой.— Эй, Обезьяна! Постирай мне белье!— Обезьяна князя Мацуситы! Сбегай к лекарю, купи притираний!Летние ночи были коротки, и у Хиёси почти не оставалось времени на сон, и однажды в полдень он едва не уснул под сенью павлонии. Он стоял, обхватив дерево руками, низко свесив голову. По пересохшей земле ползла цепочка муравьев.В это время с поля для верховой езды возвращались двое молодых самураев, недолюбливавших Хиёси.— Смотри, Обезьяна!— Заснул на ходу!— Второго такого бездельника не найти! Как он сумел стать любимчиком у господина и госпожи? Застань они его сейчас, им бы не понравилась его лень.— Давай его разбудим и проучим.— Как?— Он единственный из слуг, кто ни разу не упражнялся в военном деле, верно?— Его все не любят, поэтому он боится, что ему крепко достанется на занятиях.— Упражнения в военном деле — святая обязанность каждого, кто живет в доме воина. Служба не за страх, а за совесть — таков неписаный закон в самурайском доме.— Я все это знаю, ты это лучше Обезьяне растолкуй.— Разбудим его и отведем на поле для верховой езды.— Вот смеху будет!Один из них коснулся плеча Хиёси кончиком копья:— Эй, проснись!Глаза Хиёси оставались закрытыми.— Проснись, тебе говорят!Молодой самурай копьем подцепил ноги Хиёси, и он мгновенно проснулся.— Ты что? — удивился Хиёси.— А ты? Спишь среди бела дня у всех на виду.— Кто это спит?— Ты, конечно. Или скажешь, что не спал?— Ну, может, нечаянно задремал.— Ах ты, ленивый бездельник! Говорят, ты никогда не упражнялся в военном деле.— Я не гожусь для военной службы.— Почему ты так решил? Ты простой слуга, но по правилам самурайского дома военным делом должны заниматься все. С сегодняшнего дня мы возьмемся за тебя.— Нет уж, увольте от ваших забот.— Отказываешься подчиняться самурайским правилам?— Нет, но…— Хватит болтать, пошли!Молодые самураи силой поволокли Хиёси за амбары с рисом. Они вознамерились преподать ему хороший урок, чтобы впредь он не смел нарушать законы.На поле приезжие мастера боевых искусств и воины Мацуситы упражнялись в полную силу, несмотря на зной.Один из самураев, приволокших Хиёси, сильным ударом в спину вытолкнул его вперед:— Бери деревянный меч или копье — и в бой!Хиёси подался вперед, едва устояв на ногах, но потешного оружия в руки не взял.— Чего ты ждешь?Один из воинов сильно ткнул его в грудь копьем:— Мы собираемся поучить тебя, так что бери оружие!Хиёси, закусив губу, еще раз качнулся на ногах, но сражаться по-прежнему не намеревался.Двое воинов Сёхаку, Дзинго Горокуро и Сакаки Итинодзё, в ответ на вызов людей Мацуситы мерились силой на боевых копьях. Горокуро насаживал на копье тяжелые мешки с рисом и подбрасывал их в воздух, демонстрируя богатырскую силу.— С такой силищей да сноровкой он и врага, как песчинку, подбросит. Могучий воин! — произнес кто-то из зрителей.— Вы ошибаетесь, — возразил Горокуро, — если думаете, что мастерство заключается в силе. Если вкладывать в этот прием только силу, древко сломается, а руки быстро устанут. — Горокуро отложил копье и продолжил: — Между мечом и копьем, по сути, нет разницы. Секрет всех боевых искусств заключается в особой энергии «ти», исходящей вот из этого места, пониже пупка. Это сила без силы. Необходимо обладать духовной мощью, чтобы направлять поток «ти» и избавиться от потребности в физической силе.Слушатели с благоговением внимали рассказу. Внезапно откуда-то сзади раздался шум.— Ах ты, упрямая Обезьяна! — Молодой самурай ударил Хиёси тупой стороной копья.Хиёси отчаянно завопил. Удар, пришедшийся по бедру, был нестерпимым. Лицо Хиёси исказилось от боли, он согнулся пополам, растирая ушибленное место.Люди, слушавшие Горокуро, обступили Хиёси.— Скотина ленивая! — кричал самурай, избивавший Хиёси. — Притворяется, что не годен к военным занятиям.Со всех сторон на Хиёси посыпались упреки, насмешки и оскорбления.— Будет вам, — сказал незаметно подошедший Сёхаку. — Он ведет себя как сосунок, хотя вступил в тот возраст, когда надо уметь постоять за себя. Не дело жить в доме у воина и пренебрегать военной подготовкой. Я сам поговорю с ним. Юноша, — обратился он к Хиёси.— Да. — Хиёси взглянул Сёхаку прямо в глаза. С одного взгляда он понял, что Сёхаку — человек, с которым можно говорить свободно.— Похоже, ты не хочешь заниматься воинским делом, хотя состоишь на службе у воина. Верно?— Нет. — Хиёси покачал головой.— Почему ты не хочешь принять любезное приглашение молодых самураев и поупражняться с ними?— Если постигать искусство владения копьем и мечом, потребуется вся жизнь стать подлинным мастером.— Ты должен стремиться к этому.— Дело не в том, что мне не нравятся меч и копье. Раз уж мне суждено прожить одну жизнь, то, наверно, можно ограничиться постижением лишь внутренней сути боевого искусства. Я мечтаю изучить многое другое.— Что именно?— Науку.— Какую же?— О том, как устроен наш мир.— А что ты хочешь совершить?Хиёси улыбнулся:— Не хотелось бы говорить.— Почему?— Я мечтаю о таких деяниях, разговор о которых сейчас покажется глупым бахвальством. Вы поднимете меня на смех, едва я раскрою рот.Сёхаку пристально смотрел на Хиёси, размышляя о незаурядном поведении юноши:— Мне кажется, я отчасти понял тебя, но ты заблуждаешься относительно военного дела. Оно — не грубая сила и простое умение, как ты считаешь.— А что же?— Человек, овладев одним искусством, овладевает всеми искусствами. Военное искусство — вовсе не тупая сила и простая сноровка, а определенное состояние духа. Если в совершенстве развить дух, то сумеешь постигнуть все, включая науку и искусство правления, науку постижения мира и законы, по которым надлежит вершить суд над людьми.— По-моему, ваши молодцы почитают высшим искусством умение бить и дырявить копьем своих противников. Простому воину или рядовому самураю больше и не надо, но настоящему полководцу, который…— Ну-ка, заткнись! — заорал один из самураев и ударил Хиёси по щеке.— Ай! — Хиёси стиснул лицо ладонями, словно ему сломали челюсть.— Подобные оскорбления нельзя оставлять без ответа, иначе этот наглец совершенно забудется. Пожалуйста, господин Сёхаку, отойдите, мы сами с ним разберемся.Слова Хиёси озлобили всех воинов.— Он оскорбил нас!— Издевательство над правилами!— Надо как следует проучить выскочку!— Прикончить на месте! Господин не упрекнет нас!Воины готовы были привести угрозу в исполнение — оттащить Хиёси в кусты и снести ему голову. Сёхаку с трудом отбил юношу, чтобы не допустить смертоубийства.В тот же вечер Нохатиро пришел в комнату, где жили слуги, и негромко окликнул Хиёси, который в одиночестве сидел в углу с таким видом, словно у него разболелись зубы.— Да, слушаю вас!Лицо у него распухло.— Больно?— Не очень, — соврал Хиёси, прижимая к лицу мокрое полотенце.— Господин хочет поговорить с тобой. Пройди с черного хода, чтобы тебя не заметили.— Вот как? Господин? Он, верно, узнал о том, что произошло днем.— Твои бесстыдные речи довели до его сведения. Он только что повидался с господином Хиттой, так что наверняка знает обо всем. Он сам назначит тебе наказание.— Вы уверены?— В доме Мацуситы существует правило, обязывающее слуг и работников заниматься военным делом. Теперь господину придется особо поддерживать уважение к этому правилу. Можешь считать, что ты пропал.— Тогда я убегу отсюда. Не хочу умереть из-за такой ерунды.— Не говори глупости! — Нохатиро цепко схватил Хиёси за запястье. — Если ты сбежишь, мне придется совершить сэппуку. Мне приказано немедленно доставить тебя.— Значит, я не могу даже сбежать? — простодушно спросил Хиёси.— Слишком много ты болтаешь. Подумай, прежде чем рот разинуть. Услышав, что ты наговорил сегодня, и я назову тебя хвастливой обезьяной.Нохатиро велел Хиёси идти вперед, а сам двинулся следом, держа руку на рукояти меча. В густеющих сумерках порхали мотыльки. Свет из библиотеки падал на веранду, пол которой еще не просох от мытья.— Я привел Обезьяну! — Нохатиро опустился на колени.Кахэй вышел на веранду:— Ну и где он?Услышав над головой голос господина, Хиёси поклонился так низко, что уткнулся лбом в мох.— Обезьяна!— Слушаю, мой господин!— До меня дошло известие, что в Овари делают новый вид брони. Его называют домару. Поезжай туда и купи ее! Ты ведь родом оттуда, так что, по-моему, тебе это не составит труда.— Мой господин!— Отправишься сегодня!— Куда?— Туда, где ты сможешь раздобыть домару.Кахэй, достав из шкатулки немного денег, завернул их и протянул Хиёси. Тот, не веря своим глазам, смотрел то на деньги, то на хозяина. На глазах у него навернулись слезы, они покатились по щекам и закапали на руки.— Ты должен незамедлительно уйти, но назад можешь не торопиться. Ищи хорошенько, даже если несколько лет потребуется. Доставь мне самую лучшую броню. Выпусти его из задних ворот и проследи, чтобы все было спокойно. Он должен уйти до рассвета, — обратился Кахэй к Нохатиро.Невероятный поворот событий! Хиёси почувствовал, что дрожит. Он только что ждал казни, а сейчас… он дрожал от благодарности за сочувствие, проявленное Кахэем.— Благодарю вас, мой господин.Кахэй не выдал своих намерений, но Хиёси прекрасно понял хозяина.«Его не любят за его острый ум, — думал Кахэй. — Неудивительно, что Хиёси вызывает злобу и ревность».— За что, собственно, ты благодаришь меня? — произнес он с горькой улыбкой.— За то, что вы меня отпускаете.— Верно, но, Обезьяна…— Да, мой господин?— Ты никогда не добьешься успеха, если не научишься скрывать свой ум.— Знаю.— Почему тогда не сумел сдержаться сегодня на поле? Зачем восстановил всех против себя?— По глупости. Я потом даже поколотил себя.— Хватит наставлений. Ты очень умен, и я хочу помочь тебе. Люди, которые на тебя злились или завидовали тебе, обвиняли тебя в кражах. Стоило запропаститься булавке или пузырьку с пилюлями, недоброжелатели говорили, что это дело рук Обезьяны. Пересудам не было конца, ты возбуждаешь в людях злобу. Не забывай об этом!— Да, мой господин.— Я мог бы сегодня и не защищать тебя. На этот раз обвинения справедливы, но господин Сёхаку заранее рассказал мне о случившемся, поэтому сделаем вид, будто я, ничего не зная, отправил тебя с важным поручением. Понял?— Нет слов выразить мою признательность, господин. — Хиёси кланялся Кахэю, не сводя с него взгляда.Этой же ночью он покинул дом Мацуситы.Бросив на усадьбу последний взгляд, он поклялся, что никогда не забудет великодушия Кахэя.Потрясенный добротой бывшего господина, Хиёси раздумывал, как воздать должное Мацусите. Лишь тот, кто вечно подвергается издевательствам и побоям, способен оценить человеческую доброту.Когда-нибудь… да, в будущем… Каждый раз, переживая удивление или ужас, Хиёси повторял эти слова, как паломник молитву.Он вновь отправился в странствия, как бродячий пес, не зная, куда и зачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174