Мы с ним, пожалуй, поразмыслим над тем, откуда возвращаются эти суда. Лучше всего, разумеется, было бы спросить об этом самого Му Чи.У Нобунаги улучшилось настроение. И хотя слуги уже не раз заходили в комнату и снимали нагар со свечей, он продолжал сидеть, попивая время от времени воду и не замечая, как бежит время.Стояла летняя ночь, все двери и окна были раскрыты настежь. Возможно, поэтому свечи мигали и порой угасали в ночном тумане.Если бы кто-нибудь взялся погадать на воске, он, несомненно, усмотрел бы дурное предзнаменование в том, как мигали и гасли свечи.В главные ворота храма постучались. Какое-то время спустя доложили о прибытии гонца из западных провинций. Воспользовавшись этим поводом, Нобутада поднялся с места, да и Сёсицу попросил позволения удалиться. Нобунага тоже поднялся с места, чтобы проводить гостей до коридора.— Спокойной ночи, — еще раз, уже на ходу, обернувшись и посмотрев на отца, произнес Нобутада.Нагато с сыном стояли рядом с Нобутадой, держа в руках фонари. В храме Хонно было сейчас так темно, словно воздух превратился в черную тушь. Была вторая половина часа Крысы.
Мицухидэ колебался. Пойдешь направо — попадешь в западные провинции. Пойдешь налево — очутишься в деревне Куцукакэ, минуешь ее, переправишься через реку Кацура и окажешься в столице. Он стоял сейчас на вершине холма, на который карабкался всю свою жизнь. Развилка, лежащая перед ним, означала одно из двух: решительный поворот в судьбе или конец всему. Но картина, представшая сейчас его взору, никак не соответствовала мыслям, надеждам и страхам, бушевавшим в мозгу и в сердце у Мицухидэ. В небе мирно мерцали звезды, предвещая, казалось, что новый день принесет миру долгожданные и благодатные перемены.Приказа устроить привал не было, но лошадь Мицухидэ внезапно остановилась, и он застыл в седле, четким силуэтом вырисовываясь на фоне звездного неба. Подумав, что он решил на мгновение задержаться, военачальники в ослепительных доспехах, окружавшие его, и длинные колонны войска у него за спиной — люди, знамена и кони — тоже замерли во тьме.— Где-то здесь неподалеку ручей. Мне кажется, я слышу его журчанье.— Так оно и есть. Вода!Раздвигая низкорослый придорожный кустарник, кому-то из воинов в конце концов удалось обнаружить жалкий родничок, бивший в расщелине скал. Один за другим потянулись воины, спеша наполнить фляги прозрачной родниковой водой.— Теперь нам хватит воды до самого Тэндзина.— А может, нас накормят в Ямадзаки?— Нет, ночь чересчур коротка. Наверное, когда мы дойдем до храма Кайин, уже рассветет.— Если пойдем в дневную жару, то лошади быстро устанут, поэтому его светлости, наверное, кажется, что нам надо проделать большую часть пути в ночное время или ранним утром.— Лучше всего так и поступать, пока мы не достигнем западных провинций.Пешие воины и даже самураи, за исключением старших военачальников, еще, понятно, ни о чем не догадывались. И судя по тому, как весело они переговаривались, все пребывали в убеждении, будто до сражений еще далеко.Войско пришло в движение. Военачальники с копьями в руках быстро обходили боевой строй, внимательно вглядываясь в лица своих воинов.— Налево! Поворачиваем налево!Войско начало спуск по восточному склону Оиносаки. Ни один воин не повернул направо, на дорогу, ведущую на запад. Они обменивались недоуменными взглядами. Но даже тем, кто заподозрил неладное, приходилось поторапливаться. Находившиеся в хвосте колонны ориентировались на знамя, так, по крайней мере, не ошибешься, в какую сторону поворачивать. Конские копыта гулко стучали по каменным плитам. Время от времени с горы с оглушительным грохотом срывались булыжники. Войско напоминало водопад, дорогу которому не может преградить ничто.И люди, и лошади обливались потом и тяжело дышали. Одолев небольшой перевал, они вновь пошли вниз, потом повернули в сторону, где, стремительно бурля, бежала горная река, и оказались прижатыми к отвесному склону горы Мацуо.— Отдохнуть!— Подкрепиться!— Огней не зажигать!Приказы следовали один за другим. Войско находилось еще только в окрестностях Куцукакэ, маленького горного селения, в котором обитало не больше десятка лесорубов. Тем не менее из ставки шли постоянные призывы соблюдать осторожность, и на дорогу вниз по холму выслали передовые дозоры.— Куда мы идем?— А ты-то куда идешь?— Вниз по ущелью набрать воды.— Приказано не выходить из строя. Хочешь пить — попроси у соседа в своей шеренге.Воины развязали мешки с провизией и молча принялись за еду. Многие перешептывались с набитыми ртами. Удивлялись тому, что им велели подкрепиться в столь неподходящее время, на полпути вниз по склону горы. К тому же один раз нынешней ночью они уже ели — перед выступлением из храма Хатимана.Почему бы им не встать на привал, когда солнце уже взойдет, где-нибудь в Ямадзаки или Хасимото, где нашлась бы и трава для лошадей? Но при всем своем недоумении они продолжали думать, будто идут в западные провинции. Ведь через Биттю пролегает отнюдь не единственная их дорога, ведущая в западные провинции, но и другие. Свернув направо у Куцукакэ, войско могло бы пройти через Охарано и выйти к Ямадзаки и Такацуки.Но когда войско вновь отправилось в путь, оно пошло вниз по прямой на Цукахару и миновало деревню Кавасима. К часу четвертой стражи большей части войска уже открылась совершенно неожиданная картина: река Кацура под все еще темным небом.Воины сразу же чрезвычайно встревожились. С реки пахнуло холодным ветром, и войско разом остановилось, объятое смутным страхом.— Располагайтесь на земле! — последовал приказ.— Не шуметь! Не разговаривать друг с другом без крайней необходимости!Прозрачные воды реки отливали блеском, а ветер развевал девять полковых знамен с эмблемой в виде синего колокольчика.Мицухидэ призвал к себе Амано Гэнъэмона, полк которого располагался на правом фланге. Амано вскочил на коня и помчался к своему князю.Мицухидэ стоял на речной отмели в окружении военачальников. Их испытующие взгляды тут же обратились на Гэнъэмона. Здесь находились и седовласый Сайто Тосимицу, и Мицухару, лицо которого было подобно трагической маске. Все прочие военачальники из ставки Мицухидэ сейчас окружали Мицухидэ словно стальным кольцом.— Гэнъэмон, — сказал Мицухидэ, — скоро наступит рассвет. Ты берешь отряд и переправляешься через реку первым. И мечом преграждаешь путь всякому, кто вздумает оповестить нашего врага о грозящей ему опасности. Там могут оказаться купцы или просто путники, направляющиеся в столицу в столь ранний час. Тебе придется обезвредить их всех. Это крайне важно.— Я понимаю, — отвечал Гэнъэмон, готовый приступить к выполнению задания.— Погоди-ка, — остановил его Мицухидэ. — В порядке дополнительной предосторожности я вышлю отряды для охраны дороги, прилегающей от Ходзу к северной Саге и вдоль дороги Нисидзин от Дзидзоина. Смотри не напади на них по ошибке.Мицухидэ говорил решительным тоном. Было ясно, что ум его сейчас работает со стремительной скоростью; вздувшиеся жилы у него на висках, казалось, вот-вот лопнут.Оставшиеся на берегу с нарастающим беспокойством следили за тем, как воины Гэнъэмона форсируют Кацуру. Мицухидэ сел на коня, и военачальники один за другим последовали его примеру.— Пора отдавать приказ. Смотрите только, чтобы все его поняли правильно.Одни из военачальников, сидевший на лошади рядом с Мицухидэ, сложил ладони рупором у рта и закричал:— Расковать коней и выкинуть прочь подковы! — Его голос был отчетливо слышен в первых рядах, а дальше приказ передавали по цепочке. — Всем пешим воинам надеть новые соломенные сандалии. Подтянуть ослабшие шнурки, чтобы мокрые сандалии не терли ноги. Укоротить фитили до одного сяку и связать по пять штук. Все ненужное, включая остатки провизии и личные вещи, все, что затрудняет ходьбу, выкинуть в воду! В руках не должно быть ничего, кроме оружия!Приказ буквально ошеломил воинов. По рядам воинов прокатилось неясное волнение. Нет, они молчали и не двигались, а только переглядывались между собой, и на их лицах была тревога. Она вспыхивала и переданная по цепочке глазами катилась по рядам дальше с такой быстротой, что по крайней мере внешне это никак не проявилось.Когда все было готово, а войско уже успело перестроиться, седовласый Сайто Тосимицу заговорил голосом, закаленным в сотнях сражений, как по писаному.— Возрадуйтесь. Сегодня наш господин, князь Акэти Мицухидэ, станет правителем всей страны. Можете в этом не сомневаться.Он говорил так громко, что его было слышно даже в задних рядах, где построились пешие воины и столпились сандалиеносцы. Все слушали прерывисто дыша, словно очередной вдох или выдох мог оказаться последним. Но это означало отнюдь не ликование и не одобрение, скорее смертельный страх. Тосимицу, закрыв глаза, заговорил снова, и слова его звучали как заклятие. Возможно, он старался прежде всего убедить в правоте принятого решения себя самого.— Сегодняшний день навсегда останется самым лучезарным. Особо героических деяний мы ждем от самураев. Даже если кому-то суждено пасть в сегодняшней битве, его семья будет вознаграждена за проявленную вами отвагу.Тосимицу закончил речь на такой же высокой ноте. Слова, которые ему пришлось произнести, были подсказаны Мицухидэ, сам он, возможно, сказал бы что-нибудь иное.Началась переправа через реку.В непроглядной тьме воины, ведя коней на поводу, вступили в воды Кацуры. Вода поднималась выше колен и была ледяной. Но, несмотря на то, что одежда их была сплошь забрызгана водой, порох они сохранили сухим, неся в вытянутых вверх руках. Борясь со стремительным течением реки, они мысленно повторяли слова, произнесенные Тосимицу перед началом переправы.«Что ж, видать, нам предстоит напасть на князя Иэясу, — размышляли воины. — Ведь в здешних краях, кроме как с Токугавой Иэясу, воевать не с кем. Но что имел в виду Тосимицу, заявив, что с сегодняшнего дня наш господин станет правителем всей страны?»Воины из клана Акэти были в большинстве своем людьми высоконравственными и справедливыми, поэтому им все еще не приходило в голову, что воевать предстоит против Нобунаги. Присущие клану Акэти благородство, упрямство и справедливость были характерны не только для знатных, но и для простых воинов и даже сандалиеносцев.— Эй, поглядите-ка, светает!— Скоро совсем рассветет.Войско находилось между Нёигадакэ и горной грядой, достигавшей восточную часть Киото. Облака в небе уже начала розоветь.Тщательно присмотревшись, отсюда в полутьме уже можно было различить силуэт столицы. Дальше, в сторону Оиносаки и над обширными лугами Тамбы, небо оставалось черным и на нем сияли бессчетные звезды.— Мертвец!— А вот еще один!— Глядите-ка, и здесь тоже!Передовые отряды уже вышли на восточную окраину Киото. Отсюда до самой пагоды Восточного храма перед ними простиралась росистая пашня, лишь кое-где виднелись крестьянские хижины или небольшие купы деревьев.Трупы были видны на обочинах дороги и посреди дороги, они были повсюду, куда ни бросали воины изумленный и испуганный взгляд. Судя по всему, это были трупы здешних крестьян. На участке, засаженном баклажанами, лежала, уткнувшись лицом в землю, совсем юная девушка. Сраженная одним ударом меча, она по-прежнему сжимала в руках корзинку, в которую складывала овощи.Ее явно убили только что: кровь еще струилась из раны и была свежее утренней росы. Несомненно, это было дело рук воинов Амано Гэнъэмона, высланных вперед. Они обнаружили рано вышедших в поле крестьян и поубивали их. Возможно, им было жаль невинных людей, но приказ есть приказ, и они не имели права подвергать риску успех всего предприятия.Переводя взгляд с окрашенной кровью земли на заалевшие небеса, Мицухидэ привстал в стременах, поднял руку, сжимавшую кнут, и крикнул:— Вперед! На храм Хонно! Уничтожить его! Разрушить! Мои враги — в храме Хонно! Вперед! Вперед! Всех, кто отстанет, я зарублю своею рукою!Настал час битвы, и девять полков под девятью знаменами с изображением голубых колокольчиков перестроились в три колонны по три полка и по три знамени в каждой. Ворвавшись на Седьмую улицу, они сокрушали одни городские ворота за другими, мгновенно заполонив улицы мирно спящей столицы со всех сторон. Войско Акэти прорвалось сквозь ворота на Пятой, Четвертой и Третьей улицах и захватило Киото.Еще не развеялся густой туман, но над горами уже вовсю полыхал рассвет, и, как обычно, ворота открывали для тех, кто хотел войти или выйти.Никто не ждал стрелков и копьеносцев, ворвавшихся сюда, тесня и давя друг друга. В возникшей давке воины старались держаться поближе к своему полковому знамени.— Не толкайтесь! Не кричите! Арьергард пусть пока останется за воротами.Один из военачальников решил, что терпеть такую сумятицу далее невозможно. Выхватив засов из тяжелой двери, он одним ударом открыл ворота.— Вперед! Вперед! — заорал он, ведя за собой свое воинство.Согласно приказу войску следовало наступать молча, без боевых кличей, не поднимая над головами знамена и даже по возможности сдерживая ржание лошадей. Но, едва ворвавшись в столицу, войско Акэти пришло в полное неистовство.— Вперед! На храм Хонно!Сквозь невероятный шум было слышно, как одна за другой открываются двери домов. Но, выглянув наружу и увидев, что происходит, горожане в испуге запирали двери и прятались в глубине жилищ.Среди множества отрядов, устремившихся на штурм храма Хонно, первыми оказались полки под предводительством Акэти Мицухару и Сайто Тосимицу.— В этих узких переулках, да еще в тумане, нетрудно заблудиться. Если будете излишне спешить, то заблудитесь непременно. Медоносное дерево в роще храма Хонно — вот куда нам надо! Вроде бамбука, только гигантское! Его видать и в тумане. Вот оно! Вот оно! Медоносное дерево храма Хонно!Бешено размахивая руками и отчаянно крича, Тосимицу мчался в бой, который казался ему самым главным сражением за всю его долгую жизнь воина и полководца.Войско под предводительством Акэти Мицутады тоже рвалось в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174