Присутствующие в зале давным-давно протрезвели. Лица у всех побелели как мел, во рту пересохло. Происходящее мало напоминало обычное застольное бесчинство. Многие невольно подумали, что, должно быть, неподалеку от зала, в котором они пируют, в тени деревьев и во мраке подземелий воины клана Сибата уже стоят наготове, вооружась мечами, копьями и луками. Что другое мог бы означать беспримерный вызов, брошенный в лицо Хидэёси? Тревога и волнение охватили гостей. Казалось, ночной ветер налился запахом смерти, даже фонарики в пиршественном зале замигали, как в час заупокойной службы. Стоял разгар лета, однако по спине у только что беззаботно пировавших людей пробежал холодок.Хидэёси дождался мгновения, когда Гэмба закончит свой издевательский рассказ, а затем оглушительно расхохотался:— Интересно, господин племянник, откуда вы об этом узнали? Во всяком случае, вы напомнили мне кое о чем приятном. Тогда, двадцать лет назад, старую обезьяну считали умельцем растирания и расслабления тела, и весь клан Ода упрашивал меня оказать подобную услугу. Так что вовсе не одного только князя Кацуиэ мне довелось ублажать. Меня в благодарность угощали сластями — и какие это были сласти! Незабываемый вкус! Я с тех пор ничего такого не отведывал! — И Хидэёси опять рассмеялся.— Ты слышал, дядюшка? — Гэмба широко развел руками. — Угости же Хидэёси чем-нибудь вкусным. И если ты попросишь его растереть тебе бедра, он с удовольствием исполнит просьбу.— Не забывайся, племянник. Послушайте, князь Хидэёси, с его стороны это всего лишь шутка.— Пустяки. Кстати говоря, я до сих пор при случае могу помочь растиранием. Во всяком случае, уж одного человека я и в самом деле так излечиваю.— Кого же? Кто этот счастливчик? — с кривой усмешкой осведомился Гэмба.— Моя матушка. В нынешнем году ей исполнилось семьдесят, помогать ей доставляет мне величайшее удовольствие. Но поскольку я много времени провожу в походах, удовольствие это выпадает на мою долю, к сожалению, нечасто. А я, пожалуй, позволю себе удалиться, но это не означает, что вам надо последовать моему примеру. Пируйте сколько душе угодно.Хидэёси первым покинул пиршественный зал. Пока он шел по коридору, никто не попытался остановить его. Напротив, другие нашли его решение оставить пир мудрым и были счастливы избавиться от ощущения смертельной опасности, которое только что испытали.Из бокового помещения вышли двое молодых оруженосцев Хидэёси и последовали за своим господином. Даже находясь постоянно у себя в комнате, они не могли не заметить, какое напряжение царило в крепости в последние два дня. Но Хидэёси прибыл на совет без свиты, поэтому, когда двое оруженосцев поняли, что господину больше ничто не грозит, они испытали облегчение. Затем вышли во двор и велели слугам подать лошадей, когда кто-то окликнул их господина.— Князь Хидэёси! Князь Хидэёси!Невидимый человек искал его, дожидаясь во тьме у дороги. Лунный серп висел в ночном небе.— Я здесь.Хидэёси уже сидел верхом. Услышав в темноте скрип седла, Такигава Кадзумасу подбежал вплотную.— В чем дело?Вид у Хидэёси был сейчас неожиданно высокомерным, словно князь разговаривал с подданным.Такигава сказал:— Вас сегодня вечером тяжело оскорбили. Все дело в количестве выпитого сакэ. Племянник князя Кацуиэ еще так молод. Надеюсь, вы сумеете простить его. — Помолчав, он добавил: — Я хочу напомнить кое о чем, что, возможно, вы ненароком запамятовали. Четвертого числа — то есть завтра — должна состояться церемония провозглашения князя Самбоси главой клана, и вам надлежит в ней участвовать. После вашего внезапного ухода князь Кацуиэ очень обеспокоился тем, что вы могли упустить это из виду.— Вот как? Что ж…— Пожалуйста, приезжайте непременно.— Я понял.— И еще раз относительно происшедшего на пиру. Прошу вас, забудьте обо всем. Я объяснил князю Кацуиэ, что вы предельно великодушны и наверняка не станете мстить молодому человеку за безрассудную пьяную выходку.Хидэёси тронул коня.— Поехали! — крикнул он оруженосцам и рванул с места так, что едва не сшиб Такигаву с ног.Хидэёси остановился в западной части крепостного города. Своим временным пристанищем он избрал маленький буддийский храм и примыкающий к нему дом, который принадлежал зажиточному семейству. Спутники Хидэёси разместились в помещениях храма, а он снял для себя целый этаж.Хозяева дома с удовольствием приняли бы и спутников Хидэёси, но его свита насчитывала семьсот или восемьсот человек, что само по себе было немного, так как клан Сибата разместил в Киёсу, по слухам, около десяти тысяч своих воинов.Едва вернувшись к себе, Хидэёси пожаловался, что в комнатах дымно. Распорядившись открыть все окна, он отшвырнул роскошный церемониальный наряд, разделся и потребовал приготовить фуро.Понимая, что господин в дурном расположении духа, усталые оруженосцы принялись осторожно лить горячую воду ему на плечи. Хидэёси, погрузившись в фуро, сперва зевнул, а затем, широко раскинув руки и ноги, с удовлетворением хмыкнул.— Похоже, я ослаб и размяк, — заметил он, а затем позволил себе пожаловаться на усталость, возникшую после двух напряженных дней. — Москитную сетку поставили?— Да, господин, — ответили оруженосцы, подавая Хидэёси ночное кимоно.— Отлично, отлично. Вам тоже следует нынче лечь пораньше. И стражникам передайте то же самое.Хидэёси задернул сетку.Дверь заперли, окна, однако же, оставили распахнутыми, чтобы наслаждаться ночным ветерком. В окно лился лунный свет. Хидэёси почувствовал, что его одолевает дремота.— Мой господин! — окликнули его снаружи.— Это ты, Москэ?— Да, мой господин. Прибыл настоятель Арима. Он говорит, что ему хотелось бы побеседовать с вами наедине.— Арима? А в чем дело?— Я сказал ему, что вы легли, однако он настаивает.Какое-то время из-под москитной сетки не доносилось ни звука. Наконец Хидэёси принял решение:— Впусти его. Но попроси прощения за то, что я приму его не поднимаясь с постели. Объясни ему, что в крепости я себя неважно почувствовал и уже принял лекарство.Москэ спустился на первый этаж. Послышались шаги на лестнице, и вот на деревянном полу перед нишей, где лежал Хидэёси, опустился на колени гость.— Ваши слуги объяснили, что вы уже спите, однако я решился…— Что случилось, святой отец?— У меня для вас важное и срочное известие, поэтому я позволил себе прийти сюда глубокой ночью.— За два дня только что закончившегося совета я так устал телесно и духовно, что поторопился лечь. Но в чем дело? Почему такая важность и срочность?Настоятель начал издалека:— Вы намереваетесь принять участие в завтрашней церемонии в честь князя Самбоси, не правда ли?— Да. Если принятое снадобье мне поможет. Возможно, это все от жары и духоты. А если я там не появлюсь, это многих обидит.— Я думаю, ваш внезапный недуг — доброе предзнаменование.— Что вы этим хотите сказать?— Два часа назад вы ушли с поминального пира, не дождавшись завершения. Прошло некоторое время — и на пиру остались только приверженцы клана Сибата и их союзники. Они там что-то втайне обсудили. Сперва я не понимал, что происходит, но Маэда Гэни тоже был очень встревожен, и мы с ним тайком подслушали, о чем они толкуют.Внезапно замолчав, настоятель поднес лицо к самой москитной сетке, словно затем, чтобы убедиться, что Хидэёси его слышит.Бледно-голубой жук полз по краю сетки. Хидэёси лежал на спине, уставившись в потолок.— Я слушаю.— В точности установить, что они затевают, нам не удалось. Но ясно одно: они намерены лишить вас жизни. Назавтра, когда вы прибудете в крепость, они собираются завести вас в боковое помещение, зачитать список ваших злодеяний и заставить вас совершить сэппуку. Если вы откажетесь лишить себя жизни, они хладнокровно убьют вас. Более того, они намерены расставить своих воинов по всей крепости и даже взять под наблюдение город.— Огорчительные вести…— Собственно говоря, Гэни рвался сюда сам, чтобы лично сообщить вам об этом, но мы сочли, что его исчезновение из крепости может насторожить заговорщиков, поэтому вместо него прибыл я. Если вы сейчас и впрямь чувствуете себя больным, это, возможно, истинный дар Небес. Подумайте, не стоит ли вам под таким предлогом уклониться от участия в завтрашней церемонии.— Непременно подумаю.— Надеюсь, вы найдете способ уклониться от участия. Во что бы то ни стало!— Церемония посвящена возведению малолетнего князя в сан главы клана, и всеобщее присутствие обязательно. Благодарю вас, святой отец, за проявленную доброту. Благодарю от всей души.Монах удалился. Прислушиваясь к звуку его шагов, Хидэёси стиснул руки. Он молился.Хидэёси была не знакома бессонница. Казалось бы, способность мгновенно, в первую подходящую минуту, погрузиться в глубокий сон не представляет собой ничего особенного, однако на деле развить ее в себе крайне трудно.Хидэёси это удалось — он освоил таинственное, почти мистическое искусство в такой степени, что руководствовался им как серьезнейшим жизненным правилом всегда и повсюду — как для того, чтобы сбросить напряжение изнурительных походов, так и в целях сохранения здоровья.Отрешиться от всего. Для Хидэёси это простое правило стало важнейшим.Умение отрешиться от всего может на первый взгляд показаться не слишком важным, но именно оно лежало в основе умения князя мгновенно погружаться в глубокий сон. Нетерпение, разочарование, озабоченность, сомнения, нерешительность — узы этих чувств он умел вмиг разрывать, смежив веки. Когда он спал, его отдыхающее сознание оставалось чистым, как нетронутый лист бумаги. Вдобавок ему было присуще умение просыпаться столь же стремительно и, едва проснувшись, быть собранным и зорким.Отрешение помогало не только отдохнуть от удачных битв и успешных свершений. За долгие годы он наделал великое множество ошибок. Но Хидэёси никогда не сокрушался о поражениях и проигранных войнах. В такие времена он вспоминал слово: отрешение.Серьезность и основательность в подходе к любому вопросу, о которой как о важной добродетели толкуют люди, сочетание целеустремленности и предусмотрительности или просто одержимость поставленной целью, которые также были ему присущи, не казались Хидэёси особыми достоинствами или требующими упражнения и развития навыками — они представляли собой неотъемлемую часть его души. Отрешенность и связанный с нею глубокий сон давали ему возможность, пусть и ненадолго, сбросить ежедневное бремя и тем позволить душе вздохнуть. Сталкиваясь лицом к лицу с вопросами жизни и смерти, он вспоминал неизменное: отрешиться от всего.Вот и сейчас он позволил себе забыться совсем ненадолго. Проспал ли он хоть бы один час?Хидэёси встал с ложа и спустился по лестнице в отхожее место. Стражник, опустившись на колени на дощатом полу веранды, посветил ему бумажным фонариком. Когда Хидэёси вышел оттуда, другой стражник поспешил к нему с кувшином воды и полил господину на руки.Вытерев руки, Хидэёси поглядел в небо, определил по положению луны, который час, и, обратившись к обоим оруженосцам, задал вопрос:— Гомбэй здесь?Когда тот появился, Хидэёси направился наверх, знаком приказав Гомбэю следовать за собой.— Ступай в храм и объяви людям, что мы уезжаем. Путь по улицам и построение в дороге содержатся в предписании, выданном нынче ночью после возвращения из крепости Асано Яхэю, так что дальнейшие распоряжения ты получишь от него.— Да, мой господин.— Погоди. Я кое о чем забыл. Прикажи Кумохати подняться ко мне.Удаляющиеся в сторону храма шаги Гомбэя слышались под деревьями в саду. После его ухода Хидэёси быстро облачился в боевые доспехи и вышел во двор.Временное пристанище Хидэёси находилось на перекрестке дорог Исэ и Мино. На этот перекресток, обогнув сараи, он сейчас и отправился.В это мгновение его догнал Кумохати, только что узнавший, что его вызвал князь.— Я здесь, мой господин!Кумохати опустился перед Хидэёси на колени.Кумохати был испытанным воином. В свои семьдесят пять лет он ничем не уступал тем, кто годился ему в сыновья и внуки. Вот и сейчас Хидэёси бросилось в глаза, что Кумохати прибыл к нему в полном боевом облачении.— Ты несколько поторопился. Нынешний случай не требует доспехов. Я хочу попросить тебя кое о чем. Тебе предстоит заняться этим с утра, а для этого ты останешься в городе.— С утра? Вы хотите сказать, в крепости?— Верно. Ты меня понял правильно. Что ж, ничего удивительного. После стольких лет беспорочной службы… Я хочу, чтобы ты доставил в крепость сообщение, что ночью я внезапно заболел и был вынужден незамедлительно вернуться в Нагахаму. Скажи также, что я испытываю глубочайшее сожаление и разочарование из-за того, что не смогу принять участия в завтрашней церемонии, но искренне надеюсь, что и без меня все пройдет хорошо. Как мне кажется, Кацуиэ и Такигава не сразу смирятся с таким сообщением, поэтому я прошу тебя побыть там некоторое время, прикинувшись тугоухим и непонятливым. Что бы ты там ни услышал, не вздумай откликаться на это. Выслушав все, что нужно, удались с таким видом, как будто ничего не произошло.— Я понял, мой господин.Старый самурай, сжимая в руке копье, согнулся пополам в глубоком поклоне. Затем, словно внезапно обессилев под ношей чересчур тяжких для дряхлого старца доспехов, поклонился еще раз и заковылял прочь.Едва ли не все воины Хидэёси, стоявшие на постое в храме, уже выстроились у ворот вдоль дороги. Каждый отряд со своим знаменем был разбит на группы. Командиры, держа под уздцы лошадей, стояли во главе своих групп. Огниво и трут вспыхивали то здесь, то там, но факелы не зажигали.Тусклый полумесяц висел в небе. Стоя в глубокой тени деревьев, семьсот воинов переминались с ноги на ногу, и эти звуки были похожи на шум слабого прибоя.— Эй! Яхэй! — окликнул Хидэёси, проходя вдоль строя.В тени деревьев ему было непросто узнать своих воинов. Да и им могло показаться, будто коротышка, постукивающий бамбуковым посохом по земле, проходя вдоль строя во главе шести или семи человек, является десятником из обоза или кем-то вроде того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174