– С деньгами туго… – сказал Ральф.
– Дьявольски туго, иначе они не были бы мне нужны, – перебил мистер Манталини.
– Времена настали плохие, и не знаешь, кому доверять, – продолжал Ральф. – В данный момент я не хочу заниматься делами, собственно говоря, я бы и не стал, но раз вы – друг… Сколько у вас тут векселей?
– Два, – ответил мистер Манталини.
– На какую сумму?
– Какая-то мелочь… Семьдесят пять.
– А сроки платежа?
– Два месяца и четыре.
– Я их учту для вас, – помните, только для вас, мало для кого бы я это сделал, – за двадцать пять фунтов, – спокойно сказал Ральф.
– Черт подери! – вскричал мистер Манталини, чья физиономия сильно вытянулась при таком блестящем предложении.
– Да ведь вам остается пятьдесят, – возразил Ральф. – Сколько бы вы хотели? Дайте мне взглянуть на имена.
– Вы дьявольски прижимисты, Никльби, – запротестовал мистер Манталини.
– Дайте мне взглянуть на имена, – повторил Ральф, нетерпеливо протягивая руку к векселям. – Так. Полной уверенности нет, но они достаточно надежны. Согласны вы на эти условия и берете деньги? Я этого не хочу. Я предпочел бы, чтобы вы не соглашались.
– Черт возьми, Никльби, не можете ли вы… – начал мистер Манталини.
– Нет! – ответил Ральф, перебивая его. – Не могу. Берете деньги? Сейчас, немедленно? Никаких отсрочек. Никаких прогулок в Сити и никаких переговоров с компаньонами, которых нет и никогда не было. Согласны или нет?
С этими словами Ральф отодвинул от себя какие-то бумаги и небрежно, словно случайно, затарахтел своей шкатулкой с наличными деньгами. Этого звука не вынес мистер Манталини. Он согласился, как только звон коснулся его слуха, и Ральф отсчитал нужную сумму и бросил деньги на стол.
Он только что это сделал, а мистер Манталини еще не все собрал, когда раздалось звяканье колокольчика и немедленно вслед за этим Ньюмен ввел ни больше ни меньше как мадам Манталини, при виде которой мистер Манталини обнаружил сильное смущение и с удивительным проворством препроводил деньги в карман. – О, ты здесь! – сказала мадам Манталини, тряхнув головой.
– Да, жизнь моя и душа, я здесь! – отозвался ее супруг, падая на колени и с игривостью котенка бросаясь на упавший со стола соверен. – Я здесь, услада души моей, на земле Тома Тидлера, подбираю проклятое золото и серебро.
– Мне стыдно за тебя! – с величайшим негодованием воскликнула мадам Манталини.
– Стыдно? За меня, моя радость? Моя радость знает, что говорит дьявольски очаровательно, но ужасно сочиняет, – возразил мистер Манталини.Моя радость знает, что ей не стыдно за ее милого котика.
Каковы бы ни были обстоятельства, приведшие к такому результату, но, очевидно, в данном случае милый котик плохо учел душевное состояние своей супруги. Мадам Манталини ответила только презрительным взглядом и, повернувшись к Ральфу, попросила простить ей ее вторжение.
– Которое вызвано, – продолжала мадам, – недостойными поступками и в высшей степени зазорным поведением мистера Манталини.
– Моим, мой ананасовый сок?
– Твоим! – подтвердила его жена. – Но я не позволю, я не допущу, чтобы меня разорило чье бы то ни было мотовство и распутство. Я хочу сообщить мистеру Никльби о тех мерах, какие я намерена применить к тебе.
– Пожалуйста, сударыня, не сообщайте мне, – сказал Ральф. – Улаживайте это между собой, улаживайте между собой.
– Да, но я должна почтительно просить вас, – сказала мадам Манталини,чтобы вы послушали, как я буду предупреждать его о том, что твердо намерена сделать… Твердо намерена, сэр! – повторила мадам Манталини, метнув гневный взгляд на своего супруга.
– Неужели она будет называть меня «сэр»! – вскричал Манталини. – Меня, который обожает ее с дьявольским, пылом! Она, которая оплетает меня своими чарами, как чистая и ангельская гремучая змея! Все будет кончено с моими чувствами! Она повергнет меня в дьявольское уныние.
– Не говорите о чувствах, сэр! – сказала мадам Манталини, садясь и поворачиваясь к нему спиной. – Вы не уважаете моих.
– Я не уважаю ваших, душа моя? – воскликнул мистер Манталини.
– Не уважаете, – ответила его жена.
И, несмотря на всевозможные улещиванья со стороны мистера Манталини, мадам Манталини еще раз сказала: «Не уважаете!» – и сказала с такой решительной и неумолимой злобой, что мистер Манталини явно смутился.
– Его мотовство, мистер Никльби, – продолжала она, обращаясь к Ральфу, который, заложив руки за спину, прислонился к креслу и созерцал очаровательную чету с улыбкой, выражающей величайшее и беспредельное презрение, – его мотовство не знает никаких границ.
– Никогда бы я этого не подумал, – саркастически отозвался Ральф. – Но уверяю вас, мистер Никльби, это правда, – возразила мадам Манталини. – Я так страдаю от этого! Я живу среди вечных опасений и вечных затруднений. Но и это еще не самое худшее, – сказала мадам Манталини, вытирая глаза. – Сегодня утром он взял из моего стола ценные бумаги, не спросив у меня разрешения.
Мистер Манталини тихо застонал и застегнул карман брюк.
– Я принуждена, – продолжала мадам Манталини, – со времени наших последних несчастий очень много платить мисс Нэг за то, что она дала свое имя фирме, и, право же, я не могу поощрять его в мотовстве. Так как я не сомневаюсь, мистер Никльби, что он пришел прямо к вам, чтобы обратить бумаги, о которых я упомянула, в деньги, и так как вы и раньше очень часто нам помогали и очень тесно связаны с нами в такого рода делах, я хочу, чтобы вы знали, к какому решению заставил ои меня прийти своим поведением.
Мистер Манталини снова застонал под прикрытием шляпки своей жены и, вставив в один глаз соверен, другим подмигнул Ральфу! Проделав очень ловко этот фокус, он сунул монету в карман и застонал с сугубым раскаянием.
– Я приняла решение перевести его на пенсию, – сказала мадам Манталини, заметив признаки нетерпения, отразившегося на лице Ральфа.
– Что сделать, радость моя? – осведомился мистер Манталини, который как будто не уловил смысла этих слов.
– Назначить ему, – сказала мадам Манталини, смотря на Ральфа и благоразумно остерегаясь бросить хотя бы мимолетный взгляд на своего супруга из боязни, как бы многочисленные его прелести не заставили ее поколебаться в принятом решении, – назначить ему определенную сумму… И я скажу, что, если он будет имегь сто двадцать фунтов в год на костюмы и мелкие расходы, он может почитать себя очень счастливым человеком.
Мистер Манталини ждал, соблюдая все приличия, в надежде услышать размеры стипендии, но, когда цифра достигла его слуха, он швырнул на под шляпу и трость и, вынув носовой платок, излил свои чувства в горестном стоне.
– Проклятье! – вскричал мистер Манталини, внезапно срываясь со стула и столь же внезапно бросаясь на него снова, к крайнему потрясению нервов своей владычицы. – Но нет! Это дьявольски страшный сон! Это не наяву! Нет!
Утешив себя этим завереньем, мистер Манталини закрыл глаза и стал терпеливо ждать пробуждения.
– Очень разумное соглашение, если ваш супруг будет соблюдать его, сударыня, – с усмешкой заметил Ральф. – И несомненно он будет.
– Проклятье! – воскликнул мистер Манталини, открыв глаза при звуке голоса Ральфа. – Это страшная действительность. Вот она сидит здесь, передо мной! Вот очаровательные контуры ее фигуры! Как можно ее не узнать? Второй такой не найдешь! У двух графинь не было вовсе никакой фигуры, а у вдовы… у той была дьявольская фигура! Почему она так невыносимо прекрасна, что даже сейчас я не могу рассердиться на нее?
– Все это вы сами навлекли на себя, Альфред, – отозвалась мадам Манталини все еще укоризненно, но более мягким тоном.
– Я дьявольский негодяй! – вскричал мистер Манталини, колотя себя по голове. – Я разменяю соверен на полупенни, набью ими карманы и утоплюсь в Темзе. Но на нее я сердиться не буду. По дороге я пошлю ей письмо и напишу, где искать мой труп. Несколько красивых женщин будут рыдать, она будет смеяться!
– Альфред, жестокое, жестокое создание! – всхлипнула мадам Манталини, рисуя себе эту ужасную картину.
– Она называет меня жестоким… Меня! Меня, который ради нее готов стать проклятым, сырым, мокрым, отвратительным трупом! – воскликнул мистер Манталинш
– Ты разбиваешь мне сердце, когда говоришь такие вещи! – сказала мадам Манталини.
– Могу ли я жить, если мне не верят! – возопил мистер Мачталини. – Разве я не разрезал свое сердце на чертовски маленькие кусочки и не отдал их, один за другим, этой дьявольской чаровнице? И разве я могу вынести, чтобы она подозревала меня? Не могу, черт побери!
– Спроси мистера Никльби, приличную ли я назвала сумму, – увещевала мадам Манталини.
– Не хочу я никакой суммы! – ответил безутешный супруг. – Мне не понадобится никакая чертова пенсия. Я стану трупом!
При повторении мистером Манталини этой зловещей угрозы мадам Манталини заломила руки и взмолилась о вмешательстве Ральфа Никльби. И после долгих слез, и разговоров, и нескольких попыток со стороны мистера Манталини добраться до двери, чтобы сейчас же вслед за этим наложить на себя руки, сего джентльмена с трудом уговорили дать обещание, что он не станет трупом. Добившись этой важной уступки, мадам Манталини подняла вопрос о пенсии, и мистер Манталини его поднял, пользуясь случаем пояснить, что он может, к полному своему удовольствию, прожить на хлебе и на воде и ходить в лохмотьях, но не может существовать под бременем недоверия той, кто является предметом его самой преданной и бескорыстной любви. Это вызвало новые слезы у мадам Манталини, чьи глаза только-только начали раскрываться на некоторые недостатки мистера Манталини, но легко могли снова закрыться. Результат был тот, что, не совсем отказавшись от мысли о пенсии, мадам Манталини отложила дальнейшее обсуждение вопроса, а Ральф понял достаточно ясно, что мистер Манталини снова завоевал право на привольную жизнь и что унижение его и падение откладываются во всяком случае еще на некоторое время.
«Но этого недолго ждать, – подумал Ральф. – Любовь, – ба, я говорю на языке мальчишек и девчонок! – проходит быстро. Впрочем, любовь, которая зиждется ни.восхищении усатой физиономией вот этого павиана, может длиться гораздо дольше, поскольку ее породило полное ослепление и питается она тщеславием. Ну что ж, эти дураки льют воду на мою мельницу! Пусть живут, как им хочется, и чем дольше, тем лучше».
Эти приятные мысли мелькали у Ральфа Никльби, в то время как объекты его размышлений обменивались нежными взглядами, полагая, что их не видят.
– Если тебе больше нечего сказать мистеру Никльби, дорогой мой,промолвила мадам Манталини, – мы распрощаемся с ним. Я уверена, что мы и так уже задержали его слишком долго.
Мистер Манталини ответил сначала похлопыванием мадам Манталини по носу, а затем изъяснил словами, что больше он ничего не имеет сказать.
– Черт побери! А впрочем, имею, – добавил он тотчас же, отводя Ральфа в угол. – Это касается историк с вашим другом сэром Мальбери. Такая чертовски необычайная, из ряда вон выходящая штука, какой никогда еще не случалось!
– Что вы имеете в виду? – спросил Ральф.
– Неужели вы не знаете, черт побери? – осведомился мистер Манталини.
– Я читал в газете, что вчера вечером он выпал из кабриолета, получил серьезные повреждения и жизнь его до известной степени в опасности, – с большим хладнокровием отозвался Ральф, – но ничего особенного я в этом не вижу. Несчастные случаи не чудо, когда человек живет широко и сам правит лошадью после обеда.
– Фью! – протяжно и пронзительно свистнул мистер Манталини. – Значит, вы не знаете, как было дело?
– Нет, если не так, как я предположил, – ответил Ральф, небрежно пожимая плечами, как бы давая понять своему собеседнику, что не любопытствует знать больше.
– Черт побери, вы меня удивляете! – вскричал мистер Манталини.
Ральф снова пожал плечами, словно невелика была хитрость удивить мистера Манталини, и бросил выразительный взгляд на Ньюмена Ногса, несколько раз появлявшегося за стеклянной дверью, ибо Ньюмен был обязан, когда приходили люди незначительные, притворяться, будто ему позвонили, чтобы их проводить: деликатный намек таким посетителям, что пора уходить.
– Вы не знаете, что это был совсем не несчастный случай, но дьявольское, неистовое, человекоубийственное нападение на него, совершенное вашим племянником? – спросил мистер Манталини, взяв Ральфа за пуговицу.
– Что! – зарычал Ральф, сжимая кулаки и страшно бледнея.
– Черт возьми, Никльби! Вы такой же тигр, как и он, – сказал Манталини, испуганный этими симптомами.
– Дальше! – крикнул Ральф. – Говорите, что вы имеете в виду. Что это за история? Кто вам рассказал? Говорите! Слышите вы меня?
– Какой вы чертовски свирепый старый злой дух, Никльби! – сказал мистер Манталини, пятясь к жене. – Вы можете испугать до полусмерти мою очаровательную малютку-жену, мою жизнь и душу, когда вдруг приходите в такое неистовое, неудержимое, безумное бешенство, черт бы меня побрал!
– Вздор! – отозвался Ральф, силясь улыбнуться. – Это просто такая манера.
– Дьявольски неприятная манера, позаимствованная из сумасшедшего дома, – сказал мистер Манталнни, взяв свою трость.
Ральф постарался улыбнуться и снова спросил, от кого получил мистер Манталини эти сведения.
– От Пайка. И он чертовски приятный и любезный джентльмен, – ответил Манталини. – Дьявольски любезный и настоящий аристократ.
– Что же он сказал? – спросил Ральф, нахмурившись.
– Ваш племянник встретил сэра Мальбери в кофейне, напал на него с самой дьявольской яростью, последовал за ним до его кэба, поклялся, что поедет с ним домой, хотя бы ему пришлось сесть на спину лошади или уцепиться за ее хвост, разбил ему физиономию – чертовски красивую физиономию в натуральном ее виде, испугал лошадь, вышвырнул из кэба сэра Мальбери и самого себя и…
– И разбился насмерть? – сверкнув глазами, перебил Ральф. – Да? Он умер?
Манталини покачал головой.
– Уф! – сказал Ральф, отвернувшись. – Значит, дело кончилось ничем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131