Двух костюмов сразу он не вытаскивал, но доставал их по одному и неизменно закрывал дверцу и запирал шкаф на ключ после каждого своего визита к полкам.
– Костюм табачного цвета, – сказал Артур Грайд, обозревая потертый фрак. – К лицу ли мне был табачный цвет? Подумаем.
По-видимому, результат его размышлений оказался неблагоприятным, ибо он снова сложил фрак, отложил его в сторону и взобрался на стул, чтобы достать другой, чирикая при этом:
Юности пыл
Радость сулил!
Брак их будет счастливым!
– Всегда они вставляют слово «юность»! – сказал старый Артур. – Но ведь песни пишутся только для рифмы, и эта песня глупая, ее пели деревенские бедняки, когда я бы.. маленьким мальчиком. А впрочем… юность здесь подходит – это относится к невесте. Хи-хи-хи! Это относится к невесте. Ах, боже мой, это хорошо! Это очень хорошо. И вдобавок это правда, сущая правда!
Удовлетворенный таким открытием, он повторил куплет с сугубой выразительностью и с двумя-тремя трелями. Затем он вернулся к прежнему занятию.
– Бутылочно-зеленый, – сказал старый Артур. – Бутылочный был славным костюмом, и я его купил по дешевке у старьевщика, и там в жилетном кармане оказался – хи-хи-хи! – потертый шиллинг. Подумать только, старьевщик не знал, что там был шиллинг! Я-то знал! Я его нащупал, когда исследовал качество материи. Ох, и дурак же этот старьевщик. А бутылочно-зеленый фрак принес мне счастье. В тот самый день, когда я в первый раз его надел, старый лорд Малоуфорд сгорел в своей постели и его наследники должны были уплатить по всем своим долговым обязательствам. Я женюсь в бутылочно-зеленом! Пэг Слайдерскью, я надену фрак бутылочного цвета!
Этот возглас, громко повторенный раза два или три у самой двери, привел в комнату низенькую, худую, высохшую, трясущуюся старуху со слезящимися глазами и отталкивающе уродливую; вытирая морщинистое лицо грязным передником, она осведомилась тихим голосом, каким обычно говорят глухие:
– Это вы меня звали или это часы били? Ничего не слышу, никак не отличу, кто, но, когда я слышу шум, я знаю, что это либо вы, либо часы, потому что в доме больше никто не шевелится.
– Это я, Пэг, я! – сказал Артур Грайд, похлопав себя по груди, чтобы сделать ответ более вразумительным.
– Вы? – отозвалась Пэг. – А что вам нужно?
– Я женюсь в бутылочно-зеленом! – крикнул Артур Грайд.
– Он слишком хорош, чтобы жениться в нем, хозяин, – возразила Пэг, осмотрев костюм. – Нет ли чего-нибудь похуже?
– Ничего подходящего нет, – ответил старый Артур.
– Как это так – ничего подходящего? – спросила Пэг. – Почему вам не надеть тот костюм, который вы каждый день носите?
– Он недостаточно хорош, Пэг, – ответил ее хозяин.
– Что недостаточно?
– Недостаточно хорош.
– Что недостаточно? – громко переспросила Пэг. – Недостаточно стар, чтобы надеть?
Артур Грайд вполголоса послал к черту глухоту своей экономки и заорал ей в ухо:
– Недостаточно наряден! Я хочу предстать в наилучшем виде!
– В наилучшем виде! – воскликнула Пэг. – Если она такая хорошенькая, как вы говорите, то можете поверить мне на слово, хозяин, не очень-то она будет на вас смотреть. И какой бы костюм вы ни надели, – цвета перца с солью, бутылочного цвета, небесно-голубого или в клетку, все равно вы от этого нисколько не изменитесь.
С таким утешительным замечанием Пэг Слайдерскью взяла костюм, на который пал выбор, и, скрестив поверх узелка костлявые руки, пожевала губами, ухмыльнулась и заморгала водянистыми глазами, напоминая странную фигуру в какой-то чудовищной скульптурной группе.
– Вы как будто в смешливом расположении духа, Пэг, – не особенно любезным тоном сказал Артур.
– Да и есть над чем посмеяться, – заявила старуха. – Но я очень скоро приду в дурное расположение, если кто-нибудь вздумает мной командовать. Так что я вас заранее предупреждаю, хозяин. Никто не сядет на голову Пэг Слайдерскью после стольких-то лет! Вы это знаете, значит незачем и говорить! Мне это не подходит. Не подходит! Да и вам тоже. Вы только попробуйте разок, и вы разоритесь – разоритесь, разоритесь!
– Ах, боже мой, боже мой, я и пробовать никогда не буду, – сказал Артур Грайд, придя в ужас при одном этом слове. – Ни за что на свете! Очень легко было бы меня разорить. Мы должны быть очень осмотрительны и более экономны, чем раньше, теперь, когда появится лишний рот. Но только… только не нужно, чтобы она потеряла свою миловидность, Пэг, потому что мне приятно смотреть на нее.
– Берегитесь, как бы эта миловидность не обошлась вам очень дорого, – возразила Пэг, грозя указательным пальцем.
– Но она сама может зарабатывать деньги, Пэг, – сказал Артур Грайд, жадно всматриваясь в лицо старухи, чтобы узнать, как подействует на нее это сообщение. – Она умеет рисовать карандашом, писать красками, мастерить всевозможные хорошенькие вещицы для украшения табуретов и стульев; и туфли, Пэг, цепочки для часов, цепочки из волос и тысячу изящных безделушек, которые я даже назвать вам не могу. Потом она умеет играть на фортепьяно (и, что еще лучше, оно у нее есть) и поет, как птичка. Очень дешево будет стоить, Пэг, одевать ее и кормить. Разве вы со мной не согласны?
– Да, пожалуй, если вы позаботитесь о том, чтобы она вас не одурачила, – отозвалась Пэг.
– Одурачить меня! – воскликнул Артур. – Положитесь на вашего старого хозяина, Пэг, хорошенькое личико его не одурачит. Нет, нет, нет! Да и безобразное тоже, миссис Слайдерскью, – тихо буркнул он себе под нос.
– Вы что-то говорите и не желаете, чтобы я слышала, – сказала Пэг. – Я знаю, что вы говорите!
– Ах, боже мой, черт сидит в этой старухе! – пробормотал Артур и добавил, отвратительно подмигнув: – Я сказал, что всецело доверяю вам, Пэг, вот и все.
– Так и делайте, хозяин, и никаких забот у вас не будет, – одобрительно сказала Пэг.
«Они у меня будут, Пэг Слайдерскью, если я вам доверюсь», – подумал Артур Грайд.
Хотя он и думал об этом очень отчетливо, однако не смел даже прошептать беззвучно, опасаясь, как бы старуха не изобличила его. Казалось, он даже побаивался, что она прочтет его мысли, и льстиво подмигнул ей, когда заговорил вслух:
– На бутылочно-зеленом нужно обметать все петли лучшим черным шелком. Возьмите самый лучший моток и новые пуговицы для фрака. А вот мне пришла в голову хорошая мысль, Пэг, и вам, я знаю, она понравится: так как я до сих пор ничего ей не дарил, а девушки любят такие знаки внимания, вы почистите то блестящее ожерелье, которое лежит у меня наверху, и я ей подарю его в день свадьбы – сам обовью его вокруг ее прелестной шейки. А на следующий день отберу назад. Хи-хи-хи! Я его спрячу под замок, Пэг, а потом потеряю. Хотел бы я знать, кто тогда останется в дураках, Пэг?
По-видимому, миссис Слайдерскью весьма одобрила этот остроумный план и выразила свое удовольствие всевозможными конвульсивными подергиваниями головы и туловища, что отнюдь не способствовало ее очарованию. Эти подергивания продолжались, пока она не дошла, ковыляя, до двери, где заменила их кислым и злобным взглядом и, двигая из стороны в сторону нижней челюстью, принялась осыпать жаркими проклятьями будущую миссис Грайд, пока медленно ползла вниз по лестнице, останавливаясь чуть ли не на каждой ступеньке, чтобы отдышаться.
– Мне кажется, она наполовину ведьма, – сказал Артур Грайд, когда снова остался один. – Но она очень бережлива и очень глуха. Мне почти ничего не стоит кормить ее, и ей незачем подслушивать у замочных скважин, потому что она все равно ничего не услышит. В этом смысле она – превосходная женщина, в высшей степени благоразумная старая экономка… и должна цениться на вес… меди.
Воздав хвалу служанке, старый Артур снова стал напевать свою песенку.
Так как костюм, предназначенный украсить приближающееся его бракосочетание, был выбран, Артур спрятал остальные с такою же заботливостью, с какою вытаскивал их из покрытых плесенью уголков, где они покоились в безмолвии в течение многих лет.
Встрепенувшись от звонка у двери, он торопливо закончил эту операцию и запер гардероб; но спешить не было никакой необходимости, так как благоразумная Пэг редко замечала, что звонит колокольчик, если ей не случалось поднять мутные глаза и увидеть, что он раскачивается под потолком кухни. Впрочем, Пэг приковыляла довольно скоро, а вслед за ней вошел Ньюмен Ногс.
– А, мистер Ногс! – воскликнул Артур Грайд, потирая руки. – Мой добрый друг мистер Ногс, какие новости вы мне принесли?
Ньюмен с бесстрастным и неподвижным лицом ответил, сопровождая слово делом:
– Письмо. От мистера Никльби. Податель ждет.
– Не хотите ли вы… э…»
Ньюмен поднял глаза и причмокнул губами.
– …присесть?
– Нет, – ответил Ньюмен, – благодарю вас. Артур дрожащими руками вскрыл письмо и с невероятной жадностью стал пожирать глазами его содержание, восторженно над ним захихикал и прочел несколько раз, прежде чем смог оторвать от него взгляд. Столько раз он его читал и перечитывал, что Ньюмен счел уместным напомнить ему о своем присутствии.
– Ответ! – сказал Ньюмен. – Податель ждет.
– Да, правда, – отозвался старый Артур. – Да, да. Уверяю вас, я почти забыл об этом.
– Я так и думал, что вы забыли, – сказал Ньюмен.
– Хорошо сделали, что напомнили мне, мистер Ногс. Очень хорошо! – сказал Артур. – Да. Я напишу одну строчку. Я… я немножко взволнован, мистер Ногс. Это известие…
– Плохое? – перебил Ньюмен.
– Нет, мистер Ногс, благодарю вас. Хорошее, хорошее. Лучшее из известий. Садитесь. Я принесу перо и чернила и напишу одну строчку в ответ. Я вас долго не задержу. Я знаю, какое вы сокровище для вашего хозяина, мистер Ногс. Иногда он о вас говорит в таких выражениях, мистер Ногс, что… ах, боже мой, вы бы изумились! Могу сказать, что я тоже так говорю и всегда говорил. О вас я всегда говорю одно и то же.
«Ну, значит вы говорите: „От всей души желаю, чтобы мистер Ногс убрался к черту“, – подумал Ньюмен, когда Грайд поспешно вышел.
Письмо упало на пол. Осторожно осмотревшись вокруг, Ньюмен, подстрекаемый желаньем узнать результаты заговора, о котором он услышал, сидя в стенном шкафу, поднял его и быстро прочел следующее:
«Грайд!
Сегодня утром я опять видел Брэя и предложил (согласно вашему желанию) назначить свадьбу на послезавтра. С его стороны нет никаких возражений, а для его дочери все дни одинаковы. Мы отправимся вместе, вы должны быть у меня к семи часам утра. Мне незачем говорить вам, чтобы вы были пунктуальны.
Пока не делайте больше визитов девушке. Последнее время вы бывали там гораздо чаще, чем следовало. Она по вас не томится, и это может оказаться опасным. Сдерживайте ваш юношеский пыл в течение сорока восьми часов, а ее предоставьте отцу. Вы только губите то, что он делает – и делает хорошо.
Ваш Ральф Никльби».
За дверью послышались шаги. Ньюмен бросил письмо на прежнее место, придавил ногой, чтобы оно тут и осталось, одним прыжком вернулся к своему стулу и принял такой рассеянный и тупой вид, какой только может быть у смертного. Артур Грайд, нервически осмотревшись, увидел на полу письмо, поднял его и, усевшись писать ответ, взглянул на Ньюмена Ногса, который созерцал стену столь внимательно, что Артур встревожился не на шутку.
– Вы увидели там что-нибудь особенное, мистер Ногс? – спросил Артур, стараясь проследить за взглядом Ньюмена, а это было совершенно невозможно и до сих пор никому еще не удавалось.
– Только паутину, – ответил Ньюмен.
– О! И это все?
– Нет, – сказал Ньюмен. – В ней муха.
– Здесь очень мною паутины, – заметил Артур Грайд.
– И у нас много, – отозвался Ньюмен. – И мух тоже.
Казалось, эта реплика доставила большое удовольствие Ньюмену, и, к великому потрясению нервов Артура Грайда, он извлек из суставов своих пальцев серию резких потрескиваний, напоминавших по звуку отдаленные залпы мелких орудий. Тем не менее Артуру удалось дописать ответ Ральфу, и, наконец, он протянул записку эксцентрическому посланцу для передачи.
– Вот она, мистер Ногс, – сказал Грайд. Ньюмен кивнул, спрятал ее в свою шляпу и, волоча ноги, пошел к двери, но Грайд, чей любовный восторг не знал пределов, поманил его и сказал пронзительным шепотом и с усмешкой, от которой все лицо его собралось в складки, а глаза почти закрылись:
– Не хотите ли… не хотите ли выпить капельку чего-нибудь – так только, отведать?
В дружеском согласии (если Артур Грайд был на это способен) Ньюмен не выпил бы с ним ни капли наилучшего вина, какое только есть на свете, но, желая посмотреть, каков он при этом будет, и по мере сил наказать его, он немедленно принял предложение.
И вот Артур Грайд снова отправился к гардеробу и с полки, нагруженной высокими фламандскими рюмками и причудливыми бутылками – одни были с горлышками, похожими на шею аиста, а другие с квадратным голландским туловищем и короткой толстой, апоплексической шеей, – снял покрытую пылью, многообещающую на вид бутылку и две рюмочки, на редкость маленькие.
– Такого вы никогда не пробовали, – сказал Артур. – Это eau d'or – золотая вода. Мне это вино нравится из за названия. Чудесное название. Вода из золота, золотая вода! Ах, боже мой, прямо-таки грешно пить ее!
Так как мужество, казалось, быстро ему изменяло и он играл пробкой с таким видом, что можно было опасаться возвращения бутылки на старое место, Ньюмен взял одну из рюмочек и раза два-три постучал ею о бутылку, деликатно напоминая, что ему еще не налили. С глубоким вздохом Артур Грайд медленно наполнил рюмку, хотя и не до краев, а потом налил себе.
– Постойте, постойте, не пейте еще, – сказал он, положив руку на руку Ньюмена. – Мне это подарили двадцать лет тому назад, и, когда я выпиваю глоточек, что бывает очень редко, я люблю раньше подумать и раззадорить себя. Мы за кого-нибудь выпьем. Давайте выпьем за кого-нибудь, мистер Ногс!
– А! – сказал Ньюмен, нетерпеливо посматривая на свою рюмочку. – Пошевеливайтесь. Податель ждет.
– Так вот что я вам скажу, – захихикал Артур. – Мы выпьем – хи-хи-хи! – мы выпьем за здоровье леди.
– Вообще всех леди? – осведомился Ньюмен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131