— Но ты предпочитаешь получить решение, принятое без нажима и в порядке доброй воли.
На лице Бернса выразилось огорчение.
— Увидимся на приеме, Вуди. Но больше уклоняться ты уже не сможешь. Понятно?
Палмер кивнул. Взял Вирджинию под руку.
— Выйдем вместе и спустимся на главном лифте.
— Мистер Палмер! От ваших слов у девушки захватывает дыхание.
Палмер беспечно и элегантно провел Вирджинию к лифту.
Глава пятьдесят пятая
— В сущности, мне совсем не хочется идти, — говорила Эдис, сидя перед зеркалом туалетного столика и равнодушно нанося на лицо тон. Мелкая сетка почти незаметных морщин уже скрылась под гладкой девичьей маской.
Закончив бриться во второй раз за этот день, Палмер вышел из ванной комнаты. Он знал, что, даже когда он не свежевыбрит, это у него, как у блондина, не заметно, но вечером, проведя рукой по щеке, он ощутил шершавость, и именно она, а не какой-либо внешний признак заставила его побриться еще раз.
— Это может оказаться даже любопытным, — ободряюще сказал он. — Там будут знаменитости, кроме нас с тобой. И будет изысканный стол.
— Если любишь еврейскую кухню, — добавила Эдис почти sotto voce [Вполголоса (ит.)], не открывая рта, занятая подкрашиванием губ.
— Я слышу недоброжелательную нотку.
Эдис вздохнула:
— Можно хорошо относиться к евреям и не любить их кухни. Еда всегда переварена, и в ней недостает приправ. Многие мои друзья просто терпеть не могут еврейской кухни. Палмер изобразил смешок, ему очень хотелось привести Эдис в лучшее расположение духа: — Это напоминает мне шутку, рассказанную Бернсом.
Эдис подняла брови:
— Вы так проводите с ним время?
— В Бруклине открылся китайский ресторан, — торопливо продолжал Палмер. — Первый же посетитель, просмотрев меню, воскликнул: «Помилуйте, у вас тут pizza, lasagna, manicotti, parmigiana [Названия итальянских блюд.] из баклажанов! И вы называете это китайской кухней?» Официант ответил, пожав плечами: «Что поделаешь? Мы же находимся в еврейском районе».
Эдис кончила подкрашивать губы и принялась за глаза.
— Эта шутка, — произнесла она тихо, каким-то отсутствующим голосом, явно сосредоточив все внимание на глазах, а не на своих словах, — смешна только для ньюйоркца. Если ты хочешь привести меня в хорошее настроение, напрасно стараешься.
— Зачем, черт побери, мне нужно твое хорошее настроение? — спросил Палмер, достаточно уязвленный для того, чтобы выбирать слова. — Ты мне нравишься, какая ты есть.
— Вот именно, дорогой, — пробормотала она, осторожно проводя вдоль века темно-коричневую линию. — Скажи мне только одно, и я поеду в «Плаза» если не с радостью, то по крайней мере без особой злости.
— Спрашивай.
— Скажи, что мы можем приехать в девять и уехать в десять.
— Мы можем приехать в девять, но я не могу уехать оттуда в десять.
— А я? — настаивала она.
— Как хочешь.
— Договорились. — Теперь она занималась ресницами, нанося черную тушь резкими движениями снизу вверх. На глазах у Палмера лицо Эдис приобретало краски и становилось интересным. Из женщины с бледным, каким-то застиранным, почти монашеским обликом Эдис превращалась в красавицу. Он прислонился к стене рядом с зеркалом и продолжал наблюдение.
Поскольку был запланирован довольно обильный стол а-ля фуршет, гости были приглашены в «Плаза» к 7.30 вечера. Тем не менее, прибыв к 9 часам, Палмеры обнаружили полупустой зал. На столах благодаря огромному опыту обслуживающего персонала только начинали расставлять блюда с закуской.
Палмер вручил отпечатанный пригласительный билет одетому в униформу метрдотелю, который, сделав шага два в комнату, объявил негромким, но хорошо поставленным голосом:
— Мистер и миссис Вудс Палмер-младший, — читая каллиграфическую надпись на плотной зеленоватой карточке.
Несколько человек, стоящих недалеко от двери, сразу же прервали беседу и широкими улыбками приветствовали чету Палмер. Как бы по команде, джаз из семи человек разразился замысловатым ча-ча с похожими на пистолетные выстрелы ударами барабана-бонго и шипящей трясучкой маракаса.
От группы отделился мужчина с приятным лицом. Хотя до этого они встречались только однажды в Олбани, Палмер слышал о нем довольно много. Под редкими, подстриженными ежиком волосами помощника губернатора штата виднелась лысина, настолько розовая, насколько вообще может стать таковой человеческая кожа без какого-либо искусственного вмешательства. Будучи по профессии инженером, он, прежде чем заняться политикой, несколько лет преподавал в одном из местных колледжей. Что-то и сейчас осталось в нем от профессора, решил Палмер. Хотя бы, например, его стремление к систематизации, которое проявлялось и при обсуждении политических дел. Он был также одним из немногих знакомых Палмеру профессиональных политических деятелей, чье лицо с годами избороздили морщины, устремленные вверх, а не складки и морщины, бегущие вниз, характерные для людей, одержимых постоянным беспокойством. Глаза у помощника губернатора были почти такие же голубые, как у Бэркхардта. Над ними возвышался лоб, изрезанный горизонтальными линиями, что показалось Палмеру признаком веселого цинизма.
— Вудс, — произнес он низким, невозмутимо размеренным голосом, — очень любезно с вашей стороны, что вы пришли.
— Губернатор, это моя жена, Эдис.
— Очень рад, миссис Палмер. Позвольте представить вас моей жене, Сайме. Дорогая, мистер и миссис Палмер из «Юнайтед бэнк». — На лице маленькой женщины появилась какая-то смятенная улыбка, обычная для матерей, чьи дочери выходят замуж.
— Здравствуйте, миссис Адлер, — сказала Эдис. — Для вас это, конечно, большое событие. Столько всяких забот.
Миссис Адлер пожала своими узенькими плечами — жест самоуничижения в какой-то мере.
— У меня ведь не так много дочерей, которых надо выдавать, — сказала она и повернулась к стоящей рядом с ней девушке. — Вот — невеста. Мим, познакомься, мистер и миссис Палмер. Моя дочь Миранда, а это ее жених.
О девушке вряд ли можно было сказать, что она достигла брачного возраста. Палмер улыбнулся ей и в ответ получил странную, усталую улыбку. Он почувствовал, как Адлер прикоснулся к его руке и ловко отвел его от этой группы, встречающей гостей.
— Дитя моей старости, — пробормотал он вполголоса.
— Сколько их еще у вас? — спросил Палмер.
Они направлялись к бару.
— Два сына. Обоим больше тридцати, и у каждого по двое детей. Мим еще учится в колледже. У нее с мальчиками большая разница в возрасте.
— Миранда, — сказал Палмер, — дочь Просперо. Вы, значит, чародей.
Рот Адлера слегка искривился, как бы проглатывая эту реплику. — Старый волшебник предлагает вам шампанское, — сказал он, делая знак буфетчику.
— Моей дочери одиннадцать, — сказал Палмер, беря два стакана. — А сыновья — один старше, а другой — моложе ее.
— К моменту ее свадьбы, мой друг, — произнес Адлер, — вы благословите тот день, когда стали банкиром. — Он пробежал глазами по комнате. В дверях стояли только что прибывшие гости. — Я не понимаю, почему она просто не убежала со своим возлюбленным, чтобы у меня осталось хоть несколько долларов в сберегательном банке.
Палмер засмеялся:
— Вы, как вкладчик, очень интересуетесь биллем об отделениях сберегательных банков.
— С тем, что стоит весь этот прием, у меня не осталось денег, чтобы интересоваться. — Адлер грустно усмехнулся: — Я должен пойти поздороваться. Будьте как дома. — Он направился к двери, а Палмер подошел к Эдис и протянул ей шампанское. Они подняли бокалы в честь молодоженов.
— Желаю много счастья, — сказала Эдис.
У девушки были совершенно белые щеки и голубые тени под глазами. Она кивнула:
— Спасибо, миссис Палмер. — Когда были представлены вновь прибывшие, Палмер с женой отошли.
— Только подумай, — сказала Эдис, — она в таком напряжении, что кажется, в ней не осталось ни кровинки, и все же она запомнила нашу фамилию.
— Дочь политического деятеля не забывает таких вещей.
— Расскажи мне немножко об этих людях, дорогой.
— Адлер? Он уникален. У него репутация честного человека.
Возможно, так оно и есть. Сейчас он, кажется, основательно потрясен стоимостью этого сборища.
— Мак Бернс уже здесь? Я не вижу его.
— Мак приедет поздно, — предсказал Палмер, — в компании великолепной женщины. Это фирменная марка. А вон, как там его зовут, сенатор Соединенных Штатов.
— Откуда он?
— То ли с периферии, то ли из центра, забыл. Женщина, с которой он разговаривает, — жена губернатора. Это означает, что его превосходительство тоже здесь, но уединился с кем-нибудь, делая политику.
— А та пара, которая только что вошла?
— Боже мой, Эдис, ты должна бы знать, как выглядит наш мэр.
— А этот огромный мужчина рядом с ними? До чего странное лицо. Можно даже назвать его умным.
— Виктор Калхэйн. Я рассказывал тебе о нем, дорогая.
— Большой Вик. Потрясающе.
— Хочешь познакомиться с ним?
— Нет, пожалуй.
— Ты уже проголодалась?
— Нет.
— Еще вина?
— Я еще это не допила.
— Тогда давай танцевать.
— Никто не танцует, дорогой.
— Хочешь, чтобы я развлекал тебя карточными фокусами? — спросил Палмер.
— А ты умеешь?
Он кисло улыбнулся:
— Зрители всегда увидят фокус, если захотят.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Хочу сказать, что нельзя развлечь того, кто не хочет развлекаться.
— Ох, посмотри.
Палмер проследил за ее взглядом и увидел мужчину и женщину, каждому лет под семьдесят, начавших танцевать ча-ча.
Вначале Палмер даже не мог определить, что у них там не так. Все казалось совершенно правильным, но вместе с тем было в их танце что-то ужасно нелепое. Глаза женщины решительно уставились в какую-то точку сантиметрах в тридцати от ее лица, а губы едва заметно шевелились. Потом Палмер сообразил, что она считает и, кроме того, как бы смотрит крутящийся перед ее глазами учебный фильм и пытается мысленно представить, как бы сделал то или другое па учитель танцев. Ее партнер, отбросив всякую гордость, уставился на свои ноги с таким ошеломленным видом, будто не он сам, а какой-то волшебник вытаскивал их поочередно из груды мусора. То и дело кто-нибудь из них так сильно отставал от такта, что они, видимо, начинали чувствовать что-то неладное.
Решительным усилием они перескакивали тогда к следующему па, чтобы наверстать потерянный ритм. Но гораздо чаще оба они то отставали, то спешили примерно на полтакта и вовсе не замечали этого.
— Не думаю, что мы сможем превзойти их, — негромко сказал он Эдис.
— А кто-нибудь вообще смог бы? — спросила она. Потом тихо: — Вот и Бэркхардты.
Палмер следил, как те довольно быстро поздоровались с хозяевами, взяли шампанское, чокнулись с помощником губернатора и оглянулись, ища знакомых. Бэркхардт почти сразу же заметил Палмеров и повел к ним свою жену.
— Добрый вечер, Эдис, Вуди.
И прежде чем обе супружеские пары закончили приветствия, Бэркхардт взял Палмера за локоть и повернул на девяносто градусов в сторону, образовав таким образом еще одну беседующую группу.
— Где ты сегодня пропадал, черт возьми! — проворчал он.
— С Бернсом.
— В Олбани?
— Здесь. Он приехал около часа дня, весь набитый извинениями.
— Никогда не верь греку. — Бэркхардт сделал глубокий прерывистый вдох, однако не успокоивший его. — А что ты сам можешь сказать в свое оправдание?
— Только то, что, по-моему, мы на шаг дальше, чем нужно, зашли в своем доверии к Бернсу.
— Именно такой полуидиотской чепухи я от тебя и ждал, — сказал Бэркхардт, придвинувшись, насколько смог, ближе к уху Палмера и превратив свой голос в какое-то злобное урчание. — Что же ты собираешься предпринять? Или так и будешь стоять здесь, лакая дешевое шампанское.
— А вы что, получили «Болингер?» — спросил Палмер, глядя на босса широко открытыми глазами.
— Послушай, мальчик. — Голос Бэркхардта прозвучал так близко от уха Палмера, что ему показалось, будто он прислонился к какой-то тяжелой детали машины, вызвавшей неистовую вибрацию всей его черепной коробки. — Этот ублюдок надул нас, — сообщил Бэркхардт. — Я доверил тебе руководить им. До сих пор не могу понять, дурак ты или обманщик. Который из двух?
— Что бы вы предпочли?
Бэркхардт сделал шаг назад и уставился на Палмера своими жесткими голубыми глазами:
— Ради тебя, глупость.
— Вы знаете, что это не так. — Палмер изо всех сил старался ответить как можно шутливее. — Более месяца назад я уже предупреждал вас. Вы не обратили внимания.
— Меня не предупреждали, что будет выпущена эта его идея о поправке. Или это была и твоя идея?
— Его. Но я ее пропагандировал. Не имея от вас иных распоряжений, я продолжал поддерживать вашего человека, Бернса.
Глаза Бэркхардта превратились в щелочки.
— А что, если я вообще не прикажу тебе дышать, Вуди? Ты просто посинеешь и умрешь?
Палмер дружелюбно улыбнулся.
— Обычная болезнь одинокого вояки, Лэйн. Вы не попали бы в этот тупик, если бы могли заставить себя передавать полномочия власти. Но сейчас, боюсь, уже слишком поздно.
— Вот именно, черт побери, — огрызнулся Бэркхардт.
— Надеюсь, вы правы.
— Я собираюсь поступить так, как должен был сделать с самого начала. Я битком набью хрустящими зелеными бумажками маленький черный чемодан, отправлюсь в Олбани и куплю все, что вы, чудаки, пытались купить для меня хитростью. К черту хитрость! Пора платить наличными.
— Пора сменить тему разговора, — ответил Палмер. — К нам направляется Мадиган.
Они разом подняли глаза на подходившего к ним коренастого мужчину лет пятидесяти пяти. Это был Джим Мадиган, должностное лицо сберегательного банка «Меррей Хилл». Зал теперь быстро заполнялся, и Мадиган с некоторым трудом прокладывал себе дорогу. Он широко улыбался.
— Я не знал, что вы уже здесь, — сказал он, пожимая им руки. — Я болтал с губернатором и думал, что вы тоже, несомненно, должны засвидетельствовать ему свое почтение.
— Позже, — рявкнул Бэркхардт. — Черт возьми, Джим, ты паршиво выглядишь. Толстеешь?
Мадиган улыбнулся еще шире и похлопал по плоскому животу Бэркхардта.
— Старое Железное Брюхо. Когда вы пойдете в отставку и будете наслаждаться жизнью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92