— Где Мак?
— Должен быть здесь. — Палмер посмотрел на часы. — Мне нужно скоро идти на собрание. Сообщите мне, что у вас там есть, и, если необходимо, я потом передам это Маку. Калхэйн повернул руки ладонями вверх, как бы показывая, что он весь тут как на ладони.
— Ничего, кроме хороших новостей. Мой человек в Сиракузах позвонил мне в пятницу ночью и сообщил, что вы сумели себя подать. Понравилась речь, понравились мысли. Значит, на следующей неделе в Буффало будет еще лучше. Такие вещи подобны цепной реакции. Из уст в уста и так далее,
— Это хорошо. Но думаю, вашему человеку вряд ли удалось прощупать их насчет билля об отделениях сберегательных банков.
— Совершенно верно, но, если они за вас, они против билля.
— Не всегда. В моей речи не было просьбы о поддержке. Помоему, мы вообще не должны этого делать. И особенно не должно этого делать лицо, им неизвестное.
Калхэйн кивнул:
— Через несколько дней мой человек соберет кое-какие сведения. Ну, скажем, через неделю. И мы узнаем о наших шансах в Сиракузах. Опять-таки — цепная реакция. Сиракузы могут воздержаться от принятия решения, пока не услышат мнения Бингамтона, Утики и Рочестера.
Палмер закурил сигарету.
— Я не подозревал, что у бизнесменов с периферии существует система тайного обмена информацией.
— Вряд ли это можно назвать системой. Но все же осуществляется довольно широкий обмен информацией. В распоряжении бизнесменов клубы «Киванис», «Ротари», «Лайонз», различные торговые палаты, церковные группы, телеграфные агентства, деловые общества. Осенью и зимой развивают активность политические деятели, которые снуют по округам и прощупывают настроения перед тем, как отправиться в Олбани. Летом эта деятельность прекращается. Люди разъезжаются на каникулы и прочее. Но зимой, в праздничный сезон, непосредственно перед возобновлением заседаний, беспроволочный телеграф работает вовсю.
— Ладно, — сказал Палмер, — теперь расскажите мне о вашем собственном округе.
Калхэйн уставился на свои ладони и пожал плечами. Этот жест заставил его стул протестующе заскрипеть. Он почесал коротко остриженную голову и криво усмехнулся.
— Вы же знаете, насчет периферии штата никогда не было сомнений. Они там твердо стоят за коммерческие банки. Центр — другое дело. Но и здесь мы делаем успехи. Мак рассказывал, что вы с ним немного занимались политикой в Олбани.
— Правда. И главным образом с представителями центра штата.
— Тогда вы можете рассказать мне больше, чем я вам. Палмер хотел было ответить, но передумал. Его обычно раздражали деятели типа Калхэйна, которые притворяются, что не в курсе дела относительно положения в районе, находящемся под их контролем. Они делают вид, что сомневаются, что считаются с общественным мнением, что не хотят оказывать давления на своих избирателей, — и это обычно означает одно из двух: или они простонапросто еще не начали действовать, или же, чаще, что они ждут больших уступок. В случае с Калхэйном, решил Палмер, дело осложнялось его вероятным участием, вместе с Бернсом, в заговоре Джет-Тех.
— Я настолько закрутился с другими делами, — ответил Палмер, — что, честно говоря, не уделял этому достаточно внимания.
Калхэйн казался удивленным.
— Я думал, ваша единственная задача — это сберегательные банки.
— У нас события внутри банка, — сказал Палмер, — что-то происходит с нашими акциями.
Калхэйн подался вперед.
— Что-нибудь хорошее?
— Для посторонних — да. Между прочим, вы могли бы взять это себе на заметку. По-моему, в скором времени наши акции сильно подскочат.
Калхэйн пододвинул к себе блокнот и взял карандаш.
— Что за скачок? Как скоро?
Палмер подождал с ответом, пытаясь определить реакцию собеседника. Было ли это игрой?
— Десять пунктов не удивят меня, — сказал он наконец. — Что касается времени, то я не имею понятия. В пределах месяца. Впрочем, не знаю.
— А когда узнаете? — спросил Калхэйн, делая заметки в своем блокноте.
— Не могу сказать. Хотя вы можете спросить Мака.
— Мака? Откуда, черт возьми, он может знать о ваших акциях?
— Он знает больше, чем я.
Калхэйн положил карандаш медленным, задумчивым движением. Потом наклонился вперед над столом и подпер руками голову.
— Не понимаю.
— Я тоже, — заверил его Палмер, — но я почему-то абсолютно уверен, что он замешан в этом деле в союзе с какой-то внешней группой.
— Это же чепуха. У кого хватит пороху играть банковскими акциями? Кишка тонка.
— Согласен. Но так будет.
Калхэйн задумчиво покачал головой.
— Я уже очень давно перестал доверять биржевым советам Мака. Не хочу сказать, что он всегда ошибается. Просто необходимо допросить его с пристрастием, с глазу на глаз, прежде чем сделать свои собственные выводы. Я никогда не забуду совет, который он дал мне по поводу одного своего клиента. Предприятие, производящее оборудование, собиралось объявить о сдаче своей продукции в аренду вместо продажи ее. Большой сдвиг в их политике, хотя остальная промышленность давно уже перешла на это. Мак рассчитывал, что акции этого предприятия сдвинутся на пять пунктов. Он был прав. Они упали на пять пунктов. Объявление о сдаче оборудования внаем было признанием, что предыдущая политика этого предприятия ни к черту не годилась. Таким образом, вместо того чтобы способствовать повышению акций, этот шаг привел к их понижению. — Калхэйн негромко рассмеялся. — Бедный Мак попался на собственную удочку.
— Меня удивляет, что он не рассказал вам о ЮБТК.
— А меня не удивляет. В прошлом году я попросил его распродавать свои советы где-нибудь в другом месте. Я человек не богатый. Но я был бы намного беднее, следуя всем его предсказаниям. Если он дал вам совет насчет ваших собственных акций, на вашем месте я бы пропустил его мимо ушей.
— Совет пришел из другого источника. — Палмер потушил сигарету. — Мак рассказывал вам в последнее время еще о какихнибудь биржевых новостях?
— Я не поощряю его в этом. Биржа не моя стихия. Прежде всего надо отчитываться, сколько ты выиграл или проиграл. Чиновникам, собирающим подоходный налог, это очень удобно. Если вы хотите, чтобы налог уменьшался в соответствии с убытками, вы должны отчитываться в своих доходах. Я же ненавижу отчеты.
— Калхэйн откинулся назад и подмигнул.
Палмер усмехнулся:
— Вы ведете операции исключительно с наличными?
— Не всегда. Я возьму и акции, если придется. Но, ей-богу, я уже истощил свой запас фиктивных имен для расписок.
Оба рассмеялись. Палмер был удивлен, почему открытое признание этого человека в своей продажности его нисколько не раздражало в отличие от завуалированного, смутного разврата, окружавшего политиканов, с которыми он встречался в Олбани. Может быть, просто потому, что Вик не был выборным слугой народа. Правда, его пост лидера района был выборный. Но результаты голосования всегда были ясны заранее. Даже если какаянибудь радикальная группа выступала против Калхэйна, ему всегда удавалось быть переизбранным огромным большинством голосов. Он заправлял в районе бедняков. И даже небольшая помощь приносила огромные плоды. Работа тому или другому безработному, ежегодные пикники, корзинки с подарками на рождество и в День благодарения [Праздник в память первых колонистов Массачусетса], стипендии для одаренных детей…— плата была низкая, а отдача — полная.
В конце концов, решил Палмер, чего еще ждут избиратели от своего политического босса? Он следил за тем, чтобы пособия в его районе были достаточно высокими. Он принимал три вечера в неделю. Говорил на испанском, итальянском и довольно сносно на гэльском, чтобы польстить ирландским жителям своего района. Палмер узнал, что он с непревзойденным мастерством управлял своим крупным негритянским кварталом. Его правой рукой вот уже многие годы был негр. Калхэйн предоставил ему абсолютную власть в ведении дел и распределении работы. Многие утверждали, что помощник-негр даже более ценен, так сказать, в валютном выражении, чем сам Калхэйн. И не без оснований. Во всяком случае, этому верили. По рассказам Бернса, несколько лет назад одна компания пострадала от бойкота негритянских покупателей в результате того, что нанимала на работу только белых продавцов. Через Бернса компания установила контакт с помощником Калхэйна. И уже через несколько недель весь город севернее Сто десятой улицы, включая и белые кварталы, имел дело только с негритянскими продавцами. Торговля вновь пошла нормально и даже лучше. Это был своеобразный пример, размышлял Палмер, каких быстрых результатов может достичь гражданская коррупция, в то время как НАСПЦН [Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения] тащится далеко позади. Существует множество путей к социальному прогрессу, но в районе Калхэйна обходные пути оказывались короче.
Вошла секретарша Калхэйна с сумкой из оберточной бумаги и положила ее на стол.
— Они давно уже потеряли терпение, — сообщила она. — Теперь они еще и проголодались. Некоторые пришли еще до завтрака.
— Я недолго, — ответил Калхэйн, открывая бумажную сумку и доставая два сандвича, завернутых в фольгу. — Хотите? — спросил он Палмера.
— Спасибо. Я уже ел. — Он посмотрел на часы. — Два часа? У меня совещание в два тридцать. Как видно, нам придется обойтись без Мака.
Калхэйн принялся энергично жевать.
— Я не знаю, почему эти люди там, в коридоре, приходят так рано. Они знают, что я даже не просыпаюсь до девяти утра и, значит, уж никак не могу быть здесь раньше десяти. Сумасшедшие какие-то.
— И голодные. — Секретарша оставила их одних.
— Что касается Мака, — говорил Калхэйн, не переставая жевать сандвич с беконом, салатом и помидорами, — он не был нам с вами нужен вот уже много недель. Его задача выполнена, правда?
— Он свел нас вместе, вы это имеете в виду?
Калхэйн в два приема закончил сандвич и принялся за второй. — Это был его контракт с вами, — объяснил он, когда его рот освободился. — Мы с вами имеем другой контракт. Я никогда не давал вам оснований считать, не так ли, что могу гарантировать результаты?
— Прямо так вы не говорили.
— Тогда считайте, что эти слова сказаны. Кое-что я могу гарантировать. Но не это. У нас тут есть кучка примадонн в центре штата. Я могу обеспечить вам работяг, но мы имеем группу жаждущих реформ и целую группу выжидающих. За миллион лет я не смогу убедить их в том, что выгодное для зажиревших коммерческих банков выгодно и для их избирателей, — если, конечно, я не сделаю так, чтобы это было выгодно и для них лично. Улавливаете мысль?
— В ней нет ничего нового. Нам всегда нужны стряпчие, страховые агенты, агенты по продаже недвижимости.
— Все это мелкие подачки, — сказал Калхэйн, доедая второй сандвич, — и вы это знаете.
— Конечно, каждый такой агент в отдельности — величина небольшая, но в нашем распоряжении множество таких агентов. Больше, чем могут предложить сберегательные банки.
— Вы думаете, сенаторы из центра заинтересованы в таком дерьме?
— Может быть, для вас это дерьмо, — ответил Палмер, перефразируя старую шутку, — но для них это хлеб и масло.
Лицо Калхэйна покраснело от смеха, но тут же снова стало серьезным.
— Я не шучу. Пока вы не протянете достаточно аппетитную морковку, осел не шевельнется.
Палмер озадаченно взглянул на собеседника.
— Я не знаю, что и сказать, — произнес он. — Если уж на то пошло, в чем тут ваш интерес?
— Это другой контракт, между Маком и мной.
— Который вы не намерены открыть?
— Я бы сказал вам тут же, если бы знал. — Калхэйн полез на дно сумки и вытащил термос с кофе и булочку. — Но честное слово, я пока не знаю.
— Разве это возможно? Я думал…
— Что обе стороны контракта должны быть точно определены, — закончил за него Калхэйн. — Нет. Мы вместе с Маком прошли через многое. Если он говорит, что дело стоящее, я берусь за него. Другому я, может быть, не поверил бы. Но Маку я верю целиком и полностью.
— Только не его биржевым советам.
— Кроме биржевых советов. — Калхэйн откусил булочку и запил ее кофе. — Мы прошли большой путь, мы оба. Почти все, что могло случиться с двумя парнями в политике, с нами случалось. Неожиданностей осталось не так уж много: Мак — единственный друг, которого я имею в своей политической деятельности. Это о чем-то говорит.
Наступило длительное молчание. Палмер с интересом подумал, будет ли Калхэйн так откровенен, если речь зайдет о верности Мака Бернса вообще. Вероятно, нет. Однако попробуем.
— Я буду откровенен с вами, — начал Палмер, — я держался настороженно с Маком, когда впервые встретил его.
— Он не похож на вас. Вы с ним совершенно разные люди.
— Насколько разные? Ведь люди, в сущности, ненамного отличаются друг от друга, достигнув определенного положения в жизни. Разве вы и я сильно отличаемся друг от друга?
— Отличаемся ли? — Калхэйн закончил свою булочку. — Еще как отличаемся.
— А по-моему, нет, — настаивал Палмер.
— Видите ли, — Калхэйн снова залез в сумку и вытащил мороженое, — все дело в происхождении. В деньгах. Мой старик жил неплохо, преуспевал. У него было несколько детей, и все они окончили колледжи. Может быть, поэтому вы и не видите разницы между вами и мной. А вот отец Мака, насколько я могу судить, был торговцем курами в Бейруте. Вы не представляете, что это такое. Всю жизнь вы потрошите кур и торгуетесь с покупателями, такими же бедняками, как и вы. А рядом с вами ваш сын, засунув руки в еще теплые потроха, очищает и моет их. Пока ему не исполнится пять лет, он здесь вместе с вами убивает, режет и потрошит, и все вокруг пропитано запахом крови и нищеты. Наконец вся семья перебирается в Штаты. Мак никогда не кончал колледжа. Вы можете услышать его разговоры о Гарварде. Под этим кроется два года вечерних занятий в Калифорнийском университете. Он вынужден был бросить учебу, чтобы, кроме дневной работы, наняться ночным сторожем в одну из студий. Потом, когда он уже выкрасил волосы и стал знатоком своего дела, Мак, представляя свою компанию, посещал трехдневный летний семинар в Гарварде. Ну, а теперь сложите все вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92