Я говорю так потому, что искренне хотел бы потратить это время на более близкое знакомство со всеми вами, а не потому, как вы можете подумать, что обеды в самолетах оставляют желать лучшего.
Он переждал смех, затем пустился в длинную неостроумную шутку, которую Бернс рассказал ему несколько дней назад. Хотя он не считал ее ни с какой стороны смешной, аудитория в Буффало просто умирала со смеху.
— Вы знаете, полет в одном из современных реактивных самолетов напоминает мне историю из тех времен, когда «Боинг» разрабатывала свой сверхскоростной самолет. Он с легкостью делал 2000 миль в час. Но при 2100 миль его крылья начисто отваливались. Миллионы долларов были потрачены на попытки исправить дефект. Наконец пригласили ведущих специалистов по авиации из всех стран мира. Приехали русские, попытались, потерпели неудачу. То же самое случилось с англичанами, французами и немцами. И вот не осталось ни одного из приехавших инженеров, кроме маленького человечка из Израиля. — Он сделал паузу, чтобы дать время евреям из числа слушателей перестроить свой мозговой аппарат и приготовиться к антисемитской шутке. Бернс тщательно разъяснил ему, что сущность шутки именно в том, чтобы остановиться в этом месте так, чтобы евреи забеспокоились наряду с наиболее чувствительными последователями других религий.
— Ну, они спросили, какое оборудование и сколько помощников ему нужно. «Просто лестница, — ответил он, — и электродрель». Всех несколько удивила скромность его просьбы, но она была выполнена. Тогда израильский инженер взобрался по лестнице и начал сверлить маленькие дырочки на расстоянии дюйма друг от друга, по передней кромке каждого крыла. После чего он сказал: «Теперь пусть поднимется». Так как израильский инженер выразил желание полететь в этом самолете, два смелых пилота увеличили вдвое свою сумму страхования жизни, пристегнули вторые парашюты и поднялись в кабину вслед за ним. Пока самолет везли к взлетной площадке, его крылья угрожающе покачивались. Палмер опять, как учил его Бернс, сделал паузу. Логика шутки теперь должна казаться ясной для слушателей. Они должны усвоить, что шутка антисемитская. Было важно дать им время на подобное заключение.
— Каким-то чудом самолет поднялся, — продолжал Палмер, — пилот набрал скорость до 600 миль в час, 1000, 2000. Критическая точка была рядом. 2100! Крылья держались. Пилот посадил самолет, начался настоящий бедлам. Представители «Боинга» засыпали маленького израильского инженера щедрыми похвалами и деньгами. В этот вечер на банкете в честь победы его спросили, как к нему пришло вдохновение для этого научного чуда. «Ну, — скромно ответил он, — тут не было ничего особенного». — Палмер в последний раз сделал паузу. Напряжение слушателей достигло предела. Антисемиты приготовились хохотать. Евреи были готовы смеяться вежливо и немного.
— Он сказал: «Меня навела на эту мысль еще дома туалетная бумага. Она имеет такие же дырки и тоже не отрывается». На мгновение наступила полная тишина. Затем смех возник в дальнем конце стола, где двое мужчин первыми поняли бессмысленную суть рассказа. Смех быстро распространился по всему столу, сначала смех облегчения — шутка не совсем антисемитская, а во-вторых, от ее безумной нелогичности.
— Я думаю, — продолжал Палмер спустя некоторое время, — вы назовете это шершаво-туалетно-бумажной шуткой. — Он опять помолчал, ожидая смеха, который Бернс называл отдачей. Небольшое замечание имело целью вернуть слушателей от шутки к неизбежной действительности.
— Вы знаете, — продолжал он, — у нас, банкиров, есть поговорка о туалетной бумаге. Если мы вдруг захотим сменить ее сорт в наших общественных уборных, мы должны получить разрешение на это из Олбани… или Вашингтона. Настолько централизовано управление банками.
Палмер дал своим слушателям возможность успокоиться и расплатиться за развлечение примерно так, как это делают с телезрителями, вынуждая их сидеть и смотреть рекламные передачи.
— Вот эту централизацию управления я и хотел бы обсудить с вами сегодня, — сказал он. Он отпил глоток воды и приступил к главной части своей речи, очень похожей на ту, с какой он выступал в Буффало и Рочестере. Материал был тот же, что в его первоначальной речи в Сиракузах, он переписал свои доводы, чтобы избежать по возможности критики сберегательных банков. И сегодня вечером он понял, как был прав, внеся эти поправки. Бруклин в известном отношении является бастионом сберегательных банков. Некоторые из присутствующих здесь сегодня бизнесменов были, несомненно, членами правлений сберегательных банков. И сберегательные банки Бруклина наиболее упорно требовали расширения привилегий для своих отделений. Еще с войны они предоставили большие суммы по закладным на постройку тысяч одноквартирных домов на Лонг-Айленде, вне сферы их действия. Вкладчики в дома переехали. Но сберегательным банкам было запрещено открывать свои отделения на Лонг-Айленде, чтобы обслуживать своих старых вкладчиков.
— …кажется возвышенно прекрасным и справедливым, — сказал Палмер, переходя к заключительной части своей речи, — что сберегательные банки должны иметь право следовать за своими вкладчиками. Никто не отрицает этого принципа. Смысл существующего ныне закона не в том, чтобы лишить их навсегда этого права, а в том, чтобы провести изменение последовательно, ни в какой мере не нарушая экономику государства.
— Предлагаемые сберегательными банками изменения вполне разумны. Лишь срок, за который они хотят провести их в жизнь, удивляет меня, невольно задумываешься, какое влияние это окажет на бизнес, финансирование которого целиком зависит теперь от коммерческих банков.
— Джентльмены, когда имеешь дело с деньгами, привыкаешь действовать очень осторожно. Исправление ошибки стоит слишком дорого. Такая же, по-моему, благоразумная осторожность должна руководить и нашим решением проблемы сберегательных банков.-
Палмер помолчал.
— А теперь, какие будут вопросы? В дальнем конце стола поднял руку мужчина с худым лицом и начал говорить прежде, чем Палмер смог узнать его имя.
— Мистер Палмер, — начал он громким, хриплым голосом. — Благоразумие и осторожность — замечательная вещь. Но этот билль об отделениях, или как он там называется, стоит на обсуждении в Олбани вот уже в течение пяти или шести лет. Не кажется ли вам, что мы достаточно долго были благоразумны и осторожны?
Слушатели засмеялись. Их рассмешил не остроумный вопрос, понял Палмер, а то, что направлен он был против него. Два месяца назад, когда Бернс предложил это более узкое, но более влиятельное собрание, Палмер сразу же увидел всю сложность такой затеи. Сравнительная интимность группы ставила выступающего в невыгодное положение. Слушатели были друзьями или по крайней мере товарищами по бизнесу или политике. Он был посторонний, несмотря на то что прибыл сюда под защитой Мака Бернса. Малейшее колебание, первая же попытка уклониться от ответа была бы немедленно замечена. И любая попытка срезать критически настроенного спрашивающего сразу настроит их против него.
— Разве? — спросил Палмер в свою очередь. — Мы живем в век больших скоростей. Реактивный самолет доставил меня сюда из Буффало меньше чем за час. Несчастья также совершаются очень быстро. Даже в сравнительно неторопливое время конца 20-х годов понадобилась всего неделя для уничтожения половины состояний Америки, на банкротство сотен тысяч мелких вкладчиков, что скомпрометировало биржу почти на целое поколение.
— Если вы зададитесь целью разрушить нашу экономику и будете намеренно вводить ее в штопор, вам понадобятся на это годы. Но все может рухнуть неожиданно, за одну ночь. Мы с вами привыкли мыслить циклами, диаграммами, где кривые плавно изгибаются то вверх, то вниз. Но в действительности все происходит не так. Прочность экономики сходна с добродетелью женщины. Она может казаться совершенной в течение многих лет. И вдруг одно лишь слово ее разрушает.
Он стоял, открыто наблюдая за ними, переводя взгляд с лица на лицо.
Худые выглядели угрожающе, как им и положено. Но теперь даже толстые лица выражали угрозу. А ведь правда, подумал Палмер, какой-то мощный жар растопил сало, и оно стекло в нижнюю часть лица. Это был жар трения, огромный жар, выделяемый человеком, который, толкаясь и царапаясь, прокладывает себе путь через множество тел к полному успеху.
— Насколько я могу понять, — сказало затем одно из толстых лиц, — вклады в сберегательные банки нужны нам так же, как и деньги коммерческих банков нужны для финансирования бизнеса. Не могли бы вы прокомментировать это?
— С радостью. — Палмер поднял свой стакан и слишком поздно увидел, что это виски, а не вода. Он сделал маленький глоток и поставил его на место.
— Я знаю, что некоторые из вас связаны со строительством одноквартирных домов, — продолжал он, — то, что я хочу сказать, не будет для вас неприятной неожиданностью. Впервые за последний период подобное строительство отстает от строительства многоквартирных домов. Это неслыханно. Но это факт. Думается, что в следующем году разрыв увеличится. И еще через год он будет еще больше. Я считаю, что во всей нашей экономике происходят неуловимые изменения. С того дня, когда сюда пришли первые колонисты, и до недавнего времени (два-три года назад) наша экономика была основана на собственности. Теперь это положение быстрее и быстрее начинает меняться. Люди хотят пользоваться огромным количеством вещей. Но они все менее заинтересованы в том, чтобы владеть ими. Эта перемена прежде всего заметна в их манере обращения с деньгами. Весь послевоенный бум в сфере личного кредита только подтверждает факт: люди хотят тратить деньги и больше не заботятся о накоплениях. Слишком долго надо ждать, прежде чем сможешь собрать деньги и купить машину или цветной телевизор. Теперь это им не подходит. Сегодня люди стремятся получить немедленно то, что им хочется. Они хотят пользоваться этим немедленно. Принадлежит ли это банку, или финансовой компании, или землевладельцу, им все равно.
— Таким образом, — заключил Палмер, — если кредит — хороший способ немедленно получить желаемую вещь, то прокат — еще лучше. Черт знает, что только не берется напрокат в наши дни! Машины, мелкие товары, меховые пальто, картины, квартиры, стулья и столы, летние коттеджи, приходящая прислуга, электроинструменты, ложки — только назовите вещь… и сразу же кто-то даст вам ее напрокат. Не удивительно, что многоквартирные, сдаваемые в аренду дома строятся быстрее одноквартирных. Вот в чем заложено будущее экономики — в обслуживающих отраслях промышленности, которые предоставляют внаем кров, средства передвижения и предметы потребления. И никто, кроме коммерческих банков, не может финансировать все эти отрасли.
Наступила пауза. Палмер понял, что поколебал их. Он не собирался так далеко вдаваться в объяснения, но теперь увидел, что поступил правильно. Он даже подумал, что мог бы объяснить еще более подробно. Задумчивое, несколько угрюмое выражение на их лицах легко могло смениться недоверчивым, скажи он им, как сам в действительности относится ко всему этому.
— Вы хотите нас убедить, — спросил один из присутствующих, — что в экономике нет места бережливости?
— Нет, сэр, совсем нет. — Палмер глубоко вздохнул. — Если до вас доходят подобные сведения, то они поступают от народа, а не от меня. Проверьте статистику. Вы обнаружите, что, несмотря на ежегодный рост заработной платы, средний уровень сбережений сейчас не больше, чем он был 15 лет назад. На самом деле он даже начинает сокращаться.
— Это все правда. Но ведь наравне с заработной платой растет стоимость жизни, — настаивал спрашивающий.
— Верно, — согласился Палмер, — именно это и обескураживает среднего человека, живущего на зарплату. Это одна из причин, почему он хочет роскоши теперь, а не потом. Этот человек знает, что доллар, сохраненный им сегодня, не будет иметь той же покупательной способности через пять лет, когда он накопит их достаточно для приобретения, ну, скажем, машины.
И снова внезапно наступившая тишина сказала Палмеру, что он поколебал их. Главное теперь, подумал он, не дать им впасть в такое уныние, чтобы они почувствовали себя беспомощными чтонибудь предпринять в данной ситуации.
— Мне кажется, — заговорил маленький худой человек, сидевший через несколько стульев от Палмера, — что вы довольнотаки пессимистично относитесь к здравому смыслу среднего человека, живущего на зарплату. Мы знаем, что он начинает забастовки покупателей, если с ним плохо обращаться. Не такой уж он слабоумный.
— Правильно, — ответил Палмер. — Он не слабоумный. Но что, что такое забастовка покупателей, если хорошенько подумать? Это категорический отказ покупать. Потребитель говорит: «Я подожду, пока цены не станут ниже». А тем временем… что? Может он обходиться без товаров? У него остаются те же три проблемы, что и всегда, — пища, кров и одежда. Потребитель не может бастовать постоянно, не так ли? Он человек умный, но, как бы он ни был настроен, у него нет выбора.
Палмер сообразил, что может зайти слишком далеко. В другом настроении и имея больше времени на размышления, он сам мог бы поспорить со своими собственными доказательствами.
— Я не хотел отклоняться от темы. Единственное, что я хочу сказать: чтобы оставаться процветающей, наша экономика вынуждена меняться. И пока эти перемены помогают ее процветанию, все в порядке. Но они уводят нашу экономику дальше от простой бережливости и ближе к неограниченному кредиту.
— Поскольку это так, кажется разумным — и даже совершенно необходимым — предоставить какую-то защиту финансовым учреждениям, с помощью которых могут свободно вращаться колеса нашей меняющейся экономики. Я не предлагаю защиту коммерческих банков за счет сберегательных банков. Я говорю только следующее: не надо осложнять еще больше отношения между этими двумя видами банков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92