— Читали какие-нибудь хорошие книги за последнее время? — спросил он, не обращаясь ни к кому непосредственно. Палмер видел, как пальцы Моллетта нетерпеливо барабанили по белой скатерти.
Когда официант, обслужив всех, удалился, пальцы Моллетта успокоились.
— Мы говорили о чем-то, не так ли?
— Мы говорили, достаточно ли значительна новость для отчаянного писаки из «Стар», — ответила Вирджиния.
— Даже если все это построено на песке, — добавил Палмер.
— И ты только что вонзил тупой кинжал в позвоночник некоего Мака Бернса, — продолжала Вирджиния.
— Я? — Моллетт сдернул салфетку, которую официант попытался ему завязать. — Чтобы я сделал такое с Честным Маком?
— Он следил, как удаляется официант. — Просто я заметил, — сказал он, ловко и уверенно атакуя омара, — что в качестве заслуживающего доверия политического организатора всяких сомнительных мероприятий он прекрасно научился работать на два фронта. — Моллетт поднял длинный кусок омара, обмакнул его в растопленное масло и отправил в рот. Его взгляд быстро метнулся в лицо Палмера.
— Вы что-нибудь сказали? — спросил он.
— Просто я подавился, — ответил Палмер, врезаясь в свой бифштекс. Вместо средне прожаренного мясо было обуглено с внешней стороны, оставаясь внутри сырым. — Полюбуйтесь, — пожаловался он.
— Выглядит несъедобно, — сказала Вирджиния. — Сегодня пятница, и я буду придерживаться рыбного меню.
— Разве кто-нибудь в здравом уме может назвать это средне прожаренным?
— Немного сыровато, — согласился Моллетт, — отправьте его обратно.
Палмер покачал головой и принялся за наиболее приемлемые куски бифштекса.
— Вы нам еще не ответили, достаточно ли интересует вас новость, чтобы над ней работать.
Моллетт продолжал жевать.
— Это трудновато объяснить. В сущности, черт возьми, почти невозможно.
— Не заинтересовались?
— Очень даже заинтересовался.
— Тогда…
Моллетт плотно сжал губы, отрывая очередную клешню омара.
— Я не совсем уверен, что должен это объяснять, — ответил он.
Вирджиния положила вилку.
— О, нет. Не может быть.
Моллетт кивнул:
— Угу.
Вирджиния повернулась к Палмеру.
— Этот тип хочет сказать, — она понизила голос, — что кто-то уже сообщил ему эту новость. Кто-то с другой стороны.
Палмер перестал жевать. Он откинулся на спинку стула, его глаза уставились на репортёра. Спустя мгновение он проглотил кусок мяса, но другого отрезать не стал.
— Тогда почему, — спросил он наконец, — вы были так удивлены, услыхав это от меня?
— Меня уверили, что, во-первых, никто в ЮБТК ничего не подозревает и что, во-вторых, они ничего и не заподозрят… пока не опустится топор.
— Я не слишком польщен чьим-то мнением обо мне.
— Это их мнение о Бэркхардте, ископаемом, которое ходит на двух ногах, — ответил Моллетт. — Видите ли, я получил эти сведения еще до вашего приезда в Нью-Йорк.
Палмер кивнул:
— Я знал, что операция продолжается уже некоторое время. Как вы думаете, сколько акций они собрали?
Моллетт нахмурился и обмакнул омара в масло.
— Вы забываете. Мне сообщили конфиденциально.
— Джордж, — сказала Вирджиния, — ну что ты за друг? — И поскольку репортер молча ел, она продолжала:— Чего я действительно не понимаю, так это почему все настолько секретно? Другие баталии из-за руководства ведутся в открытую. Борьба за полномочия. Сенсационные заголовки в газетах. Эта же до такой степени засекречена, что я до сих пор не уверена в ее реальности.
— Верь, — сказал Моллетт.
— Банк не просто любая корпорация, — объяснил Палмер. — Когда кто-то пытается нанести удар для захвата контроля над банком, он не может позволить себе делать это в открытую. Среднему бизнесу такая гласность может и не повредить. Но общеизвестно, как она мешает началу атаки на банк.
— Гласная борьба, — подтвердил Моллетт, — может привести к такому полному опустошению банка, что новому руководству не достанется ничего, кроме головной боли.
И снова наступило молчание. Палмер оглядел комнату, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор. У прилавка кассира он увидел молодого парня в кожаной куртке, разговаривающего с метрдотелем. Потом парень передал тому какой-то конверт.
— Итак, — резко сказал Моллетт, — что вы имеете?
Палмер посмотрел в глаза репортеру:
— Информацию, которую вы не можете помочь мне развить и дополнить.
— Правильно. Если бы вы первый пришли ко мне, я бы еще мог кое-что сделать. А теперь у меня связаны руки.
— Но не язык, — вставила Вирджиния. — Этика, пожалуй, еще подскажет тебе немедленно бежать назад к твоему первоначальному источнику и сообщить ему, что ЮБТК оказался на высоте.
Моллетт выглядел настолько оскорбленным, насколько может выглядеть человек, с удовольствием жующий кусок политого маслом омара.
— Я — возмущен, — наконец произнес он. — Вы говорили со мной конфиденциально.
— Спасибо, — ответил Палмер. Он заметил, что метрдотель направляется к их столику. — Есть ли какой-нибудь способ привлечь вас на сторону ЮБТК?
— Человека из «Стар»? — спросила Вирджиния тоном глубочайшего удивления.
— Посмотрите на это иначе, — сказал Палмер. — Чем больше мы знаем, тем острее будет борьба и интереснее ваша статья.
— Макиавелли, — произнес Моллетт. — У вас, чикагцев, просто инстинкт убийц.
Метрдотель подошел к столу.
— Мистер Палмер, сэр? — спросил он, не уверенный, кто из мужчин был Палмер. — О да, сэр, — когда Палмер кивнул, и подал ему конверт.
Это был длинный белый конверт без каких-либо отметок на нем, заклеенный крест-накрест скотчем. Палмер перевернул его и увидел, что определить, от кого он пришел и кому предназначен, невозможно. Он вскрыл конверт и обнаружил кусочек плотной белой бумаги с прикрепленным к нему плоским ключиком. На бумаге красным карандашом было написано: «В Олбани 10 дней. Будь моим гостем». Палмер поднял глаза и увидел, что Моллетт и Вирджиния наблюдают за ним. К счастью, он так держал бумагу, что ключа не было видно. Он сунул записку и ключ в карман, не думая, благоразумно это или нет, просто чтобы убрать их с глаз долой. Ничто в записке не указывало ни на отправителя, ни на получателя. Палмер поймал себя на мысли: как бы Мак Бернс работал в разведке? Вероятно, очень неплохо.
Он улыбнулся собеседникам.
— Настоящий инстинкт убийцы, — медленно произнес он, — не имеет географических границ.
— То есть? — спросил Моллетт.
— Происхождение ничего не говорит. В конце концов, Джо Лумис, насколько я помню, из Огайо.
Маленький рот Моллетта чуть-чуть дернулся:
— Угу.
— А Арчи Никос, кажется, из Лондона.
— Гм.
— А Мак Бернс, как мне сказали, является продуктом Бейрута и Голливуда.
— Ух.
— Скажи что-нибудь по-английски, Джордж, — попросила Вирджиния.
Моллетт пожевал и проглотил.
— Единственное, что я могу сказать, — провозгласил он, — так это, каково бы ни было их происхождение, теперь, когда я встретил деревенского увальня из Чикаго, мне их жаль.
Глава тридцать пятая
В квартире Мака Бернса, стоя у окна, выходящего на Ист Ривер, Палмер раздумывал над тем, что Бернсу нельзя доверять, в сущности, ни в чем и особенно нельзя верить ему, когда он говорит, что пробудет десять дней в Олбани.
Долгой тренировкой приученный проверять факты, Палмер сделал все, что мог, чтобы удостовериться в правильности указанного в записке Бернса десятидневного срока. Помог звонок в контору Бернса. Секретарша ждала его не раньше рождества, до которого было одиннадцать дней. Палмер позвонил также Калхэйну по какому-то незначительному поводу и смог выяснить, что политический деятель не ждет Бернса в Нью-Йорке в течение по меньшей мере десяти дней.
Стоя теперь у окна в гостиной Бернса, наблюдая, как лучи автомобильных фар расплываются вдоль Ист Ривер-драйв сплошным желто-белым потоком на фоке черноты невидимой реки. Палмер размышлял, почему он так легко смог отогнать от себя мысль о возможном предательстве Бернса. Не то чтобы он не принимал в расчет эту мысль, а просто Палмер смог едва заметным усилием отодвинуть ее в своем мозгу на задний план.
В самом деле, думал сейчас Палмер, все, что он делал или собирался делать, кажется, не слишком волнует его. И это не потому, признавался он себе, что владевшее им желание лишало все остальное какого-либо значения. Нет. Перспектива предстоящего вечера не заполняла его напряжением, способным задушить все другие чувства. Короче говоря, как выразилась бы Джерри, он, видимо, очень хладнокровно относился к своей новой роли.
Три легких стука в дверь.
Палмер подошел к двери и приоткрыл ее на несколько сантиметров. Из коридора ему улыбалась Вирджиния Клэри. Он открыл дверь, впустил ее, закрыл дверь и запер. Потом повернулся и посмотрел на нее. Она стояла в полутьме, глаза блестели, на ее высоких скулах — слабый румянец, губы все еще в приветственной улыбке. Палмер знал, что у него на лице была такая же широкая, глуповатая, радостная ухмылка.
— Я бежала, — сказала она.
— Не надо было.
— Надо было. Я даже не покрасила губы.
— Помада почти вся съедена.
— Как всегда к концу дня, — сказала она.
— Выпьем что-нибудь?
— Немедленно. — Она пошла в гостиную. Палмер направился к бару, она остановила его и указала на длинную софу. Он сел и стал смотреть, как она готовит коктейли.
— В ведерке лед, — пробормотала она, — некоторые мужчины думают обо всем.
— Мой отец называл это умением все предусмотреть.
Она принесла стаканы к софе и села около него. Они чокнулись. Комната была освещена маленькой лампой на дальней стене у окна. Идея Палмера: достаточно света для них двоих, недостаточно для любого наблюдающего за окнами с противоположной стороны улицы. Кроме того, само расположение лампы делало наблюдение почти невозможным. Она освещала полупрозрачные шторы, образовывая световой щит между внешним наблюдателем и людьми в комнате.
Хладнокровное рассуждение, отметил он. Откуда такое хладнокровие?
— А как, — спросила Вирджиния, — твой отец назвал бы это?
— Идиотством.
Она кивнула:
— Я присоединяюсь к нему.
— Тогда давай выпьем и уйдем. Я совсем не уверен, что Мак действительно в Олбани.
— Я уверена.
— Почему?
— Я звонила ему в Олбани, как раз перед уходом с работы, — сказала она. — Поскольку у меня была вполне объяснимая причина попытаться встретиться с ним завтра. Он ответил, что вернется только через десять дней. Q.E.D. [Что и требовалось доказать (лат.)]
— Почему ты проверила его?
— Это казалось разумным.
— Волнуешься?
Она серьезно кивнула:
— Перепугана до смерти. У меня очень много причин для беспокойства. Я одинока. У меня деньги в банке. Я могла бы получить работу в газете в любое время, если бы мне понадобилось.
Он улыбнулся:
— В каком банке ты держишь свои деньги?
— Секрет. — Она отпила немного из своего стакана. — У тебя много денег, Вудс?
— А что?
— Достаточно, чтобы выстоять большой грязный скандал?
— Да.
— Тогда нам обоим не о чем беспокоиться. — Она снова легонько чокнулась с ним. — Но и в следующий раз я все равно буду проверять дважды. — Отпила виски и поставила стакан на массивное стекло коктейльного столика.
— Сегодня днем со мной приключилась на редкость смешная история. Некий мужчина остановился у моего рабочего стола. Пока мы с ним что-то обсуждали, он показал мне листок ватмана с прикрепленным к нему ключом. В ходе беседы он ни словом не обмолвился ни о ключе, ни о бумажке, я также. Ты думаешь, он пытался что-то сообщить?
— Не думая, я сказал бы да.
— У тебя есть какая-нибудь идея, что он имел в виду?
— Ничего хорошего.
— И если уже это было смешно, — продолжала Вирджиния, — то после я совершила уже совсем невероятный поступок. Я позвонила человеку, приглашавшему меня пообедать с ним вечером, и сказала, что плохо себя чувствую.
— Ты не должна была этого делать. Я говорю серьезно.
— Я знаю, что ты серьезно.
— В следующий раз так не делай.
— Почему?
— Это… это несправедливо по отношению к нему. Кем бы он ни был.
— Он меня не интересует, — сказала она. — Я пытаюсь решить относительно себя самой.
— Я думал, ты решила. Мне кажется, ты признала, что это идиотство.
— Да. — Она выпрямилась и посмотрела на него более пристально.
— И мне кажется, я предложил выпить и разойтись.
— Я не обратила внимания на это предложение.
— Оно все еще в силе.
Вирджиния взяла его руку, и он почувствовал теплоту ее тонких пальцев.
— Давай не говорить об этом, — попросила она. — Давай вообще помолчим. Немного. — Она повернула его руку, взглянула на ладонь, поднесла ее к губам и поцеловала.
Он обнял ее, когда она, медленно наклоняясь, легла к нему на колени. Поцеловал ее в щеку, потом в губы и почувствовал, как они приоткрылись под его губами. Она сказала что-то непонятное: слово утонуло у него во рту. Ее рука неожиданно напряглась, и Вирджиния прижала его рот к своему с такой силой, что поранила ему губу. Спустя момент она расслабила руку. Их губы разделились.
— Не говори ничего, — выдохнула она.
Он снял руку с ее бедра и потрогал губу. Посмотрел на палец — крови не было. Он подсунул руку ей под колено и стал медленно поглаживать ее ногу. В тишине комнаты раздавалось легкое потрескивание от движения руки по нейлоновому чулку. Его рука передвинулась выше.
Хладнокровность, отметил он. Как будто он всю жизнь каждый вечер занимался этим. Правда, подумал он, в сущности, большой практики в подобных делах не требуется, но все же…
— Гм, — произнес он вслух. — Вот тут есть прелестная вещица.
— Да.
— Как она себя чувствовала все эти дни?
— Так же, как в прошлый раз.
Спустя некоторое время он обнаружил, что лежит на толстом белом ковре на спине, с закрытыми глазами. Вирджиния куда-то исчезла. Он услышал, что она готовит коктейли. Открыв глаза, он увидел, что она стоит перед ним со стаканом в руке.
— Ты довольно-таки волосатый для блондина, — заметила она.
— Я стараюсь.
Она поставила ногу ему на грудь.
— Больно?
— Нет.
— Теперь?
— Если услышишь резкий звук, значит, сломалось ребро.
— Цыпленок. — Она сняла ногу и пошла к тахте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92