Это зависело от того, кто из них первым положит на весы свою жизнь и взвесит ее, глядя в неопределенное будущее. Наконец заговорил один из генералов.
– Я поздно женился, – произнес командующий военно-воздушными силами. В молодости и до тридцати пяти лет он был летчиком-истребителем – правда, больше времени проводил на земле, чем в воздухе. – У меня маленькие дети. – Он сделал паузу и посмотрел по сторонам. – Думаю, вы все знаете, что произойдет с нашими семьями в случае…, неблагоприятного развития событий.
Это достойное вступление, подумал Бадрейн. Они не трусы в конце концов, а солдаты.
Клятва Дарейи на Коране не возымела убедительного действия. Прошло немало времени с тех пор, как каждый из них побывал в мечети, разве только если требовалось сфотографироваться в притворной молитве Аллаху, и хотя отношение к этому их врага было совсем иным, вера в религиозные убеждения противника начинается в собственном сердце.
– Полагаю, речь идет не о финансах, – сказал Бадрейн и для того, чтобы убедиться, что дело обстоит именно таким образом, и чтобы дать им возможность самим обдумать эту возможность. Несколько генералов повернули головы и посмотрели на него с выражением, похожим на насмешку, и это было ответом на его вопрос. Несмотря на то что официальные иракские вклады в иностранных банках были давно заморожены, существовало множество других, которых эта мера не коснулась. Национальность вкладчика, в конце концов, мало интересует руководителей банков, причем с ростом размеров вклада этот интерес постоянно уменьшается. Бадрейн знал, что каждый из этих генералов мог распоряжаться состоянием в твердой валюте, измеряемым девятью цифрами – скорее всего в долларах или фунтах стерлингов, – и сейчас не время интересоваться источником этих богатств.
Следующий вопрос заключался в том, куда они могут перебраться и могут ли попасть туда, не подвергаясь риску? Бадрейн читал эти мысли на их лицах, но в данный момент был бессилен что-либо предпринять. Ирония положения, которую мог оценить лишь он один, заключалась в том, что их врагу, которого они смертельно боялись и в клятву которого не верили, больше всего хотелось унять их тревогу и сдержать данное им слово. Однако Али знал, что он поразительно терпеливый человек. В противном случае аятолла не оказался бы там, где находится сейчас.
***
– Вы полностью уверены в этом?
– Ситуация является почти идеальной, – ответил собеседник Дарейи и объяснил причину.
Даже столь религиозному человеку, как аятолла, свято верившему в волю Аллаха, совпадение событий казалось слишком уж благоприятным, и тем не менее оно было именно таким – или таким казалось.
– Итак?
– Начинаем действовать в соответствии с планом.
– Отлично. – На самом деле он придерживался иной точки зрения. Дарейи предпочел бы решать не все проблемы сразу, а сконцентрировать свое внимание на трех, развивающихся поочередно, но это не всегда возможно. К тому же не исключено, что создавшееся положение – это знак свыше. В любом случае у него не было выбора. Странно, что он чувствовал себя в плену событий, которые сам привел в действие.
***
Самым трудным оказалось урегулировать проблему со Всемирной организацией здравоохранения. Это удалось сделать лишь потому, что до сих пор все развивалось столь благоприятно. Бенедикт Мкуза, пациент «Зеро», был мертв, а его тело кремировано. Группа из пятнадцати экспертов ВОЗ обшарила окрестности деревни, в которой жил мальчик, и ничего пока не обнаружила. Критическое время еще не истекло – у заирской Эбола нормальный инкубационный период от четырех до десяти суток, хотя были зарегистрированы аномальные случаи, когда он составлял от двух до девятнадцати дней – но другой такой случай произошел у него на глазах. Оказалось, что юный Мкуза имел склонность к натуралистике и проводил много времени в джунглях, так что сейчас в тропическом лесу работала поисковая партия, которая вылавливала грызунов, летучих мышей и обезьян, в очередной раз пытаясь найти «носителя» смертоносного вируса. Члены экспедиции очень надеялись, что на этот раз им улыбнется удача. Пациента «Зеро» доставили прямо в больницу благодаря видному общественному положению семьи. Его родители, богатые и образованные люди, доверили лечение мальчика специалистам, не пытаясь вылечить его самостоятельно, и этим, по-видимому, спасли себя, хотя даже сейчас ждали конца инкубационного периода с ужасом, который даже превосходил горе по умершему сыну. Ежедневно у них брали пробы крови, однако тесты могли оказаться ошибочными, как неосторожно сообщил им один равнодушный врач. Независимо от этого специалисты ВОЗ надеялись, что эта вспышка лихорадки Эбола ограничится двумя жертвами, и поэтому согласились рассмотреть предложение доктора Моуди.
Разумеется, не обошлось без возражений. Местные заирские врачи настаивали на том, чтобы лечение сестры Жанны-Батисты продолжалось в их больнице. Тут был определенный смысл. Они накопили больший опыт в лечении заирской Эбола, чем кто-либо другой, хотя пациентам это принесло до сих пор мало пользы, и делегация ВОЗ не хотела оскорблять своих заирских коллег по политическим причинам. Трагические инциденты случались и раньше, так что высокомерие европейских врачей вызывало недовольство местного медицинского персонала.
Будет лишь справедливо отметить, что обе стороны были до определенной степени правы. Профессиональная подготовка африканских врачей была не одинаковой. В одних случаях она была блестящей, в других оставляла желать много лучшего, а большинство составляли рядовые врачи. Решающим аргументом послужила высочайшая репутация профессора Руссо в международном медицинском сообществе. Он был талантливым ученым и преданным своему делу клиницистом, который отказывался верить в неизлечимость вирусных болезней. Руссо, следуя традициям великого Пастера, не сомневался, что в конце концов сумеет добиться успеха. Он использовал при лечении лихорадки Эбола рибавирин и интерферон, но безрезультатно. Его последние теоретические исследования были исключительно яркими, хотя, скорее всего, вряд ли могли оказаться эффективными, но они дали определенные результаты при опытах на обезьянах, и ему хотелось попробовать свой метод на пациенте в строго контролируемых условиях. Хотя несовершенство метода исключало его использование в клинических условиях, но с чего-то следовало начинать.
Решающим фактором, как и можно было ожидать, оказалась личность пациента. Многие сотрудники медицинской группы ВОЗ знали Жанну-Батисту по ее работе во время недавней вспышки лихорадки Эбола в Киквите. Жанна-Батиста вылетела туда, чтобы руководить действиями местных медицинских сестер, а врачи, как и представители других профессий, склонны к сочувствию, когда речь идет об одном из них. Наконец было принято решение, что доктор Моуди может перевезти пациентку в Париж.
Технические обстоятельства транспортировки оказались достаточно сложными. Для перевозки на аэродром решили воспользоваться грузовиком, а не каретой «скорой помощи», так как грузовик потом легче подвергнуть дезинфекции. Пациентку подняли на пластиковом листе, положили на каталку и вывезли в коридор. Он был пуст – по распоряжению врача всех удалили, и как только Моуди с сестрой Марией-Магдаленой покатили больную к двери в дальнем его конце, техники в пластиковых «космических костюмах» последовали за ними, обрызгивая пол и стены дезинфицирующим раствором, так что в коридоре образовался смрадный искусственный туман, который следовал за процессией, словно выхлопные газы за старым автомобилем.
Пациентка находилась под воздействием сильнодействующих транквилизаторов и была надежно закреплена на носилках. Тело ее окутывал кокон, чтобы не допустить разбрызгивания крови, зараженной смертоносным вирусом. Пластиковый лист, на котором она лежала, также был обработан дезинфицирующим раствором, так что в случае проникновения вируса наружу он тут же попадал во враждебную среду. Толкая перед собой каталку, Моуди не переставал изумляться собственному безумию – ведь он решился на смертельный риск. Лицо Жанны-Батисты было неподвижным и вялым от предельной дозы наркотика, хотя на нем уже проступили растущие пятна петехии.
Каталку вывезли на платформу, где обычно разгружали оборудование и припасы, поступавшие в больницу. Здесь уже стоял грузовик, за рулем которого сидел шофер. Он не решался даже обернуться назад и лишь изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Изнутри кузов также был обработан дезинфицирующей жидкостью, и как только каталка оказалась внутри и двери закрылись, грузовик тронулся в короткий путь к местному аэродрому. Он следовал в сопровождении полицейского эскорта со скоростью, не превышавшей тридцати километров в час.
Обстоятельства благоприятствовали транспортировке. Солнце все еще стояло высоко, и от его жарких лучей закрытый кузов быстро превратился в передвижную печь, превратив в пар химикалии, которые создали там атмосферу, насквозь пропитанную обеззараживающими газами. Запах дезинфицирующих веществ проникал даже через фильтры защитных костюмов. К счастью, врач давно привык к этому запаху.
Самолет уже ждал их на аэродроме. «Гольфстрим G-IV» прибыл всего два часа назад после прямого перелета из Тегерана. Его салон успели освободить, оставив только два кресла и кушетку.
Моуди почувствовал, что грузовик остановился и водитель задним ходом подал его к самолету. Когда двери открылись, яркие лучи солнца ослепили их. Сестра Мария-Магдалена наклонилась и заботливо заслонила рукой глаза умирающей подруги.
Возле самолета стояли две монахини в защитных костюмах и священник, который отошел, правда, несколько дальше. Все они читали молитвы, пока пластиковый лист с лежащей на нем пациенткой вынесли из фургона и осторожно поместили на кушетку в салоне белого реактивного самолета. Понадобилось пять минут, чтобы надежно закрепить тело сестры Жанны-Батисты на новом ложе, после чего наземная команда удалилась. Моуди внимательно осмотрел пациентку, проверил пульс и кровяное давление – первый был частым, а второе продолжало падать. Это не могло не беспокоить. Сестра Жанна-Батиста нужна была ему живой как можно дольше. Закончив осмотр, Моуди дал знак летчикам, сел в кресло и пристегнул ремни.
Глянув в иллюминатор, он с тревогой успел заметить телевизионную камеру, направленную на самолет. По крайней мере съемку ведут издалека, успокоил себя врач. В этот момент заработал первый двигатель. Через иллюминатор на противоположной стороне салона Моуди увидел, что обработка грузовика уже началась. Это делалось с излишним рвением. Вирусы Эбола при всей своей смертоносной природе представляли собой хрупкие организмы. От солнечных или ультрафиолетовых лучей, как и при высокой температуре, они быстро погибали. Именно это и затрудняло поиски носителя. Кто-то переносил этот смертоносный вирус. Лихорадка Эбола не могла существовать сама по себе, но обеспечивающего комфортное пристанище страшному вирусу носителя ее, который роковое заболевание вознаграждало тем, что не причиняло ему вреда, обнаружить не удалось. Это таинственное живое существо появлялось то там то тут на Африканском континенте подобно призраку. Врач недовольно хмыкнул. Когда-то он надеялся обнаружить этого носителя и связывал с этим свои планы, но этой надежде не суждено было осуществиться. Зато теперь у него в руках оказалось нечто почти ничем не уступающее этому. У него был живой пациент, в теле которого стремительно размножались патогенные организмы, и тогда как все предыдущие жертвы этой геморрагической лихорадки были сожжены или похоронены в земле, пропитанной химикалиями, для этой жертвы уготована совершенно иная судьба. Самолет двинулся с места. Моуди еще раз проверил пристежные ремни и подумал, что неплохо было бы чего-нибудь выпить.
В кокпите пилоты были в продезинфицированных летных костюмах из номекса. Маски, закрывающие лица, заглушали их голоса, так что даже просьбу о разрешении на взлет пришлось повторить несколько раз. Наконец в башне управления полетами поняли их, «гольфстрим» начал стремительный разбег и устремился в синее африканское небо, направляясь на север. Первый этап перелета в 2551 милю будет продолжаться чуть больше шести часов.
Тем временем другой точно такой же «Гольфстрим G-IV» уже совершил посадку в Бенгази, и теперь его пилоты выслушивали инструктаж о поведении в чрезвычайных обстоятельствах, которые скоро наступят.
***
– Каннибалы, – пробормотал Холбрук и покачал головой, словно не веря тому, что услышал. Он встал поздно, так как до глубокой ночи просидел у телевизора – слушал речь этого парня Райана, а потом обсуждение запутанного положения с Конгрессом. Комментаторы только делали вид, что глубоко в этом разбираются. В общем-то неплохая речь, если принять во внимание сложившиеся обстоятельства. Бывают и похуже. Впрочем, все это ложь, не больше чем телевизионное шоу. Уже заранее знаешь, даже те речи, что тебе нравятся, не касаются важных проблем страны, хотя выступающие изо всех сил стараются показать обратное. А вот эту речь Райану написал какой-то талантливый человек, он сумел правильно оценить обстановку и указать на меры, способные изменить ее. Он-то мог это оценить. Не один год «горцы» пытались составить обращение к народу, чтобы привлечь людей на свою сторону, но так и не удалось написать что-то конструктивное. И дело, разумеется, не в том, что неверны идеи. На этот счет у него не было сомнений. Проблема заключалась в том, как это выглядело внешне, и лишь правительство при поддержке такого союзника, как Голливуд, могло располагать талантами, способными запутывать сознание этой массе несчастных кретинов и заставлять их верить, – только так можно все это объяснить.
Но теперь во вражеском лагере произошел раскол. Эрни Браун, приехавший, чтобы разбудить друга, приглушил звук телевизора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229