Огромный заряд ее без остатка был направлен в дело, которому он уже твердо решил посвятить всю свою жизнь, – в авиацию.
Авиационные достижения МВТУ в ту пору уже были всемирно известны. Сюда в 1872 году пришел Жуковский. Здесь в 1902-м заработала одна из первых в мире аэродинамических труб, а восемь лет спустя была создана аэродинамическая лаборатория. Здесь, в гнезде Жуковского, оперялись его «птенцы» – учителя сегодняшних учителей. Здесь, с косогора над Яузой, еще в 1910 году летал на планере второкурсник Андрей Туполев.
Сергея приняли в МВТУ сразу на третий курс, где как раз начинали читать специальные дисциплины. После «абстрактных» лекций в КПИ по математике, физике, химии и сопромату одни названия этих курсов: «Динамика полета», «Аэродинамический расчет самолета», «Конструкция самолета» звучали для Сергея как музыка.
Наконец увидел он тех, о ком столько слышал: неожиданно молодой Андрей Николаевич Туполев прочел им первую вводную лекцию. Сергея сразу очаровала простота и непосредственность Владимира Петровича Ветчинкина. Ветчинкин был первым в России дипломированным инженером по самолетостроению. Развивая теорию гребного винта Жуковского, он прославился как крупнейший специалист по расчету лопастей на прочность, проектировал самолетные, геликоптерные винты и огромные вентиляторы аэродинамических труб. И вот этот известнейший 38-летний профессор разговаривал с ними как с коллегами. В своих лекциях он мог повторяться или «перепрыгивать» через какую-нибудь тему, но всегда говорил необыкновенно живо, интересно, сам вызывая дискуссии, радостно откликаясь на вопросы. Однажды Костя Федяевский, который учился с Королевым в одной группе, залез на скамью и стал пускать бумажных «голубей». Вошел Ветчинкин. Костя спрыгнул и покраснел как рак.
– Нет, нет, продолжайте, – строго сказал Владимир Петрович. – Давайте-ка разберемся, как они, собственно, летают.
Посещать лекции было не обязательно, но на лекции Алексея Михайловича Черемухина ходили дружно всем курсом. Черемухин окончил школу летчиков еще до революции, был инструктором в Севастополе, а потом с первых дней жизни Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) начал работать в аэродинамической лаборатории, строил уникальные аэродинамические трубы. Жуковский угадал в нем человека разносторонне талантливого. Необыкновенно обаятельный, веселый человек, путешественник, спортсмен, музыкант, Черемухин сразу влюбил в себя студентов. Он читал курс расчета самолета на прочность, а именно этот курс ребята считали самым важным: ведь все до одного мечтали о самостоятельной конструкторской работе, о «своих» машинах. Кстати, у Черемухина «своих» самолетов не было. В 20-е годы он работал с конструкторами Александровым, Калининым, а потом – многие годы – в КБ Туполева. Вместе с ним был репрессирован, потом освобожден. Алексей Михайлович стал доктором технических наук, лауреатом Ленинской премии...
Борис Николаевич Юрьев в 1907 году бросил ради авиации Московский кадетский корпус. Первым в мире дал он теоретическое обоснование полета вертолета, или геликоптера, как называли тогда бескрылую машину. Во время войны он попал в германский плен. Но как только вернулся в Россию, сразу – к Жуковскому. Юрьев был женат на дочери Николая Егоровича Елене и считался самым любимым его учеником. Он был чем-то вроде декана аэромеханического отделения и читал экспериментальную аэродинамику. Юрьев постоянно воевал со многими членами ученого совета МВТУ, глубоко убежденными, что человек, не сделавший проект парового котла, не может получить диплом Московского технического училища.
– Поймите, это совершенно новая область машиностроения, требующая принципиально новой методики подготовки специалистов! – так он разговаривал с профессорами.
– Поймите, авиация – это целый мир, а не некая дисциплина «от сих до сих». Если вы будете так учиться, то лучше сразу идите в мыловары! – так он говорил со студентами.
Гурген Никитович Мусинянц, Константин Андреевич Ушаков, Борис Сергеевич Стечкин, Николай Васильевич Фомин – «отцы» ЦАГИ, ведущие авиационные специалисты того времени – стали учителями Сергея Королева. Никто из них не смог бы провести границу между своей работой в ЦАГИ и преподаванием в МВТУ. Подготовка молодых специалистов была для них не некой абстрактной общегосударственной задачей, а делом, если хотите, сугубо личным, от которого прямо зависела работа их отделов и лабораторий, будущее их собственных планов.
Система подготовки инженеров на базе научно-исследовательских учреждений, расцененная в 50-х годах почти как открытие Московского физико-технического института, существовала за 30 лет до этого на аэромеханическом отделении МВТУ. На третьем курсе практически все студенты работали в лабораториях ЦАГИ. Проводить занятия в ЦАГИ или в МВТУ – такой вопрос считался совершенно непринципиальным, благо они были соседи. И чуть ли не с первого курса все что-то проектировали и строили: Геннадий Бертош – планер, Савва Кричевский – авиетку, Саша Сильман – глиссер. И, помимо этого, все еще где-то работали – чертежниками, механиками, иногда уже конструкторами на инженерных должностях. И работа была делом не менее важным, чем учеба, и преподаватели понимали это, вводя свободное посещение лекций, понимали, что имеют они дело не с гулёнами, а со взрослыми, серьезным и занятыми людьми, которым трудно живется.
Работа объединяла их больше учебы: через много лет: вспоминая свои студенческие годы, они чаще и вернее называют своих сослуживцев, чем сокурсников. В МВТУ, в группе, где Сергей учился, у него не было ни одного друга, такого, как Валя Божко в Одессе, как Михаил Пузанов в Киеве. Но были друзья, с которыми его роднили не лекции и семинары, а работа.
Сергей огляделся и освоился чрезвычайно быстро. Он понял одну очень важную особенность: московский коллектив был более демократичным в сравнении с киевским. Конечно, на третьем курсе уже существовали какие-то группки и группы, но ни одна из них не угнетала других. Тут не было киевской иерархической пирамиды, авторитеты не давили, здесь была та свобода творчества, о которой он так мечтал. У всех было свое дело, и ему оставалось сделать выбор.
Уже в первую неделю Королев явился в АКНЕЖ, потом разыскал на своем факультете студента Владимира Титова, директора самодеятельной планерной школы, и тут же записался на летное отделение. Теперь каждое воскресенье ранним утром мчался он на Павелецкий вокзал и уезжал в Горки Ленинские на планерную станцию.
В ноябре 1926 года на объединенном заседании президиумов двух обществ – Авиахима и Общества содействия обороне принято было постановление об их слиянии в Осоавиахим. В январе должен был состояться первый съезд Осоавиахима, и они решили «разбиться», но станцию к съезду открыть. Подновляли сараи, громко именовавшиеся ангарами, ремонтировали планеры, в свободные минуты ребята из первого набора школы, «старички», зачисленные еще в январе, подлетывали. Сергей завидовал, но амортизаторы тянул на совесть, знал – придет и его час... Короче, сразу, с первых недель московской жизни, заработал Сергей Королев на полных оборотах, так что домой на Александровскую доплетался вечером уж чуть живой.
9 декабря 1926 года «Комсомольская правда» объявила, что по ее инициативе и при поддержке Московского комитета комсомола организуется трехдневная экскурсия в Ленинград. За 18 рублей каждый участник экскурсии обеспечивался общежитием и трехразовым питанием. В программе: осмотр исторических памятников и поездка на Волховстрой. Бауманский райком получил 75 билетов, и Сергей Королев взялся их распространять. Желающих было немного. Вернее, желающих хватало, но мало было желающих с 18 рублями. Планировалось, что поедут 600 человек, но едва половина записалась.
23 декабря, морозным туманным утром, собрались на Каланчевке. Вокзал гудел от молодых голосов, все были радостно возбуждены, суетились, смеялись, кто-то кого-то все время искал. Поезд не подавали, и волнение от этого усилилось. Представитель НКПС начал вдруг туманный разговор об «утепленных теплушках», все зашумели, закричали: «Даешь вагоны!» Вся затея, казалось, уже была под угрозой срыва, но объявили вдруг, что выделено 270 мест со скидкой. Наконец из темноты, куда убегали тусклые блики рельсов, лихо свистнул, застучал, заскрежетал могучий паровоз «пасифик» и медленно причалил к перрону долгожданный поезд № 8-бис. С веселой толкотней набились в вагоны. Тронулись.
Не спали, разумеется, почти всю ночь, заглушая колесные перестуки, пели песни, кашляли от синего дыма дешевых папирос и хохотали над разными историями, смешными и не очень. Сергей, как старший группы, набегался, наволновался и теперь, устало привалившись к стенке, поглядывал в окно, за которым ровно стояла, скрадывая движение, непроглядная густая темень. Напротив него сидел совсем молоденький голубоглазый парень. Сергей вспомнил, что видел его в МВТУ, мелькало его лицо в АКНЕЖе. Разговорились.
Петр Флеров хоть и был первокурсником, но парнем был тертым. Узнав, что Петр летал еще в 1922 году, Сергей зауважал его и, чтобы не ударить лицом в грязь, тоже стал вспоминать, как летал в Одессе на гидросамолетах, в какие переплеты попадал, как с крыла прямо в море упал, кое-где приукрасил, но исключительно для полноты впечатления и стройности рассказа. Петр расказал, что помогал вместе с Кричевским Невдачину строить маленький самолет. Опять заговорили об училище. Сергей агитировал нового знакомого поступать в планерную школу, приглашал в Горки на полеты и в трубу – в старой, уже три года не работавшей аэродинамической трубе строили планеры. Тесное здание трубы с огромными «ушами» диффузоров по бокам для этой цели было совершенно непригодным, не говоря уж о том, что в трубе было жутко холодно. Натопить ее было невозможно, она продувалась насквозь, но никого это не смущало. Как писал позднее начальник планерной школы Титов: «... некоторые из курсантов бросали свои семейства, работая чуть ли не полные сутки в очень непривлекательной тогда обстановке». Но Сергей так расписал это, что Петр решил сразу по возвращении в Москву отправиться к планеристам.
Утром приехали в Ленинград, вышли на площадь. В густых сумерках глыбой навис над ней Александр III – злая бронзовая насмешка Паоло Трубецкого. Ребята приутихли, песен не пели. Вся разношерстная толпа – одни с чемоданами и пледами, другие с газетками в руках – опять зашевелилась. Петр хотел прибиться к Сергею, но тот куда-то исчез. Один раз Петру показалось, что мелькнула знакомая коренастая фигура в картузе, в новых глубоких калошах и словно растаяла.
Три дня в Ленинграде прошли на одном дыхании, без сна, а про обещанное трехразовое питание и вовсе забыли. Сергея поразила непохожесть Ленинграда на все другие города, которые он видел, глубокая, покойная гордость, строгая красота улиц и то неизвестное другим городам таинство, с которым улицы влекли человека в глубину лет, заставляли думать о прошлом и будущем. Странно, но Древний Киев не рождал такого ясного ощущения хода времени, каким пропитывал тебя Ленинград. Днем они промчались по залам Эрмитажа, и экскурсовод, тоненькая голубая девочка, почти с плачем кричала им вслед:
– Здесь 1057 комнат! Это семь с половиной верст!
Вечером побывали на «Красном путиловце» и «Красном треугольнике». Ночью поехали на Волховстрой. Теперь уже спали. Никаких песен, никаких тебе папирос.
На Волховстрое провели целый день. Станцию открыли всего неделю назад. Она еще алела кумачом недавнего праздника, а в день их приезда – повезло! – пускали последнюю шведскую турбину. Г.О. Графтио, главный инженер Волховстроя, волновался, когда говорил о пуске, но все обошлось хорошо. Сжавшись в плотную кучку, прошли они по туннелям Волховстроя, робко заглядывая вниз, где тяжело рушилась зеленая стена воды. Потом Сергей смотрел на невидимое глазу вращение турбины, словно подернутой туманной зыбкой пеленой, и верилось в её движение только благодаря тихому ровному подвыванию. В машинах ощущалась мощь, уверенная сила и солидная тяжесть, но никогда не смог бы он променять на это легкость самолета и зыбкость планера и снова порадовался, как все хорошо устроилось у него с МВТУ.
На третий день ходили к Медному всаднику, разглядывали его со всех сторон, удивлялись, отчего царь босой, а Сергей про себя отметил, что у Петра, высокого сильного мужика, такая неестественно узкая лодыжка. Потом, задравши голову, смотрели на Исаакий, читали диковинную надпись: «Господи, силой твоей да возвеселится царь!» – и спорили, что бы это значило.
Уже к вечеру попали они в Петропавловскую крепость. В сером свете еще страшнее чернели казематы и зловещие карцеры Трубецкого бастиона.
Пройдет совсем немного времени, и здесь, в Иоанновском равелине, забьется огненное сердце жидкостного ракетного двигателя, здесь поселятся замечательные люди, судьбы которых теснейшим образом переплетутся с судьбой нашего героя, отсюда потянутся в его жизнь корни великих побед и горчайших минут отчаяния...
В поезде только и разговоров было, как славно съездили...
Когда Володя Титов спал, никто не знал. Он работал на аэродроме ВВС, учился на механическом факультете МВТУ, а вечером превращался в начальника планерной школы. Праздники и выходные – в Горках.
Все работали в школе только на общественных началах. Фадеев, Фролов, Афанасьев читали курсантам теорию авиации. Колесников, Дубак и Ромейко-Гурко – конструкцию летательных аппаратов. Два студента, сидящие днем на одной скамейке, вечером превращались в учителя и ученика. Это никого не смущало: серьезное дело. Все было, как в самой настоящей летной школе: медицинская комиссия, мандатная комиссия. Когда сказали, что надо идти к врачам, Сергей засмеялся, думал – разыгрывают. Оказалось, без справки не примут. Послабление было единственное: как студенту третьего курса, ему разрешили не ходить на лекции по аэродинамике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188