Таким образом, отбор космонавтов, как и хотел Королев, становился уже не сторонней заботой Главного конструктора и даже не инициативой Института авиационной медицины, распоряжения которого, скажем, для командующего ВВС округа не указ, а приказом командования Военно-воздушных сил страны.
Перед тем как начать поиски кандидатов, надо было определить, кого следует искать.
Агальцов собрал у себя на Пироговке «космиков», пригласил Королева. Сергей Павлович откликнулся с большой охотой и приехал в отличном настроении. У него всегда было отличное настроение, когда он видел, что к Делу подключаются новые люди и организации.
– Я бы хотел изложить пожелания наших товарищей, – сказал Сергей Павлович в своем выступлении. – Думаю, что возраст кандидатов должен быть около 30 лет, рост не более 170 сантиметров и вес до 70 килограммов. А главное, – с улыбкой добавил Королев, – пусть они не сдрейфят!
– Сколько людей вам нужно? – спросил Туровский.
– Много, – весело ответил Королев.
– Но американцы отобрали семь человек...
– Американцы отобрали семь человек, а мне нужно много!
Это заявление было встречено с некоторым замешательством, недоумением. Надо сказать, что уже после сформирования первого отряда космонавтов, когда они уже приступили к тренировкам, речь шла о подготовке человека для полета в космос, человека в единственном числе! Как рассказывали мне сами космонавты, лишь перед самым стартом Гагарина и им самим, и их наставникам стало ясно, что дело не ограничится одним полетом, что очень скоро действительно потребуется много космонавтов.
Итак, разделившись парами, медики разъехались на поиски кандидатов. Они понимали, что и по возрасту, и по опыту, и по физическим данным состав летчиков-истребителей в частях примерно одинаков, так что забираться за Урал, на Дальний Восток не имеет смысла. Решили ограничиться Киевским, Белорусским, Одесским военными округами, посмотреть части ВВС, которые дислоцировались в Польше и ГДР. В довольно сжатые сроки им требовалось найти несколько десятков абсолютно здоровых, относительно (насколько возраст им разрешал) опытных, дисциплинированных, не имеющих замечаний по службе, профессионально перспективных молодых, невысоких и худеньких летчиков-истребителей. Врачи в частях, которые знали только, что идет какой-то отбор летчиков «спецназначения», предложили более трех тысяч (!) кандидатур. Москвичи засели за пилотские медицинские книжки. Ограничения Королева сразу дали большой отсев. Но не только на рост и вес обращали внимание. Частые бронхиты. Ангина. Предрасположенность к гастритам или колитам. В обыденной жизни все это, конечно, вещи неприятные, но кто же обращает внимание на такие пустяки! Московские медики обращали и, увидев отклонение от «абсолютного здоровья» (идеал этот, как вы понимаете, столь же недостижим для врача, как абсолютный нуль для физика), тут же браковали.
Просмотрев медкнижки и отобрав подходящие, начали беседовать с их владельцами. Интересовались опять-таки здоровьем, успехами, настроением и осторожно заводили разговор о том, что, мол, есть возможность попробовать полетать на новой технике. Нет, даже не на самолетах, а, скажем, на ракетах. Или, допустим, на спутниках, а?
– Хорошо помню эти беседы, – рассказывал мне Туровский. – 90 процентов наших собеседников первым делом спрашивали: «А летать на обычных машинах мы будем?» Это были ребята, действительно влюбленные в свою профессию, гордящиеся званием военного летчика. Примерно трое из десяти отказывались сразу. Отнюдь не от страха. Просто им нравилась их служба, коллектив, друзья, ясны были перспективы профессионального и служебного роста, налажен семейный быт и ломать все это из-за дела туманного, неизвестно что обещающего, они не хотели. (Кстати, это стало правилом: кандидат в космонавты мог, не объясняя причины, отказаться от работы на любом этапе подготовки.) Некоторые просили разрешения посоветоваться с женой. Это, честно говоря, нам не нравилось. При таком ответе сразу возникало подозрение: а не подкаблучник ли он? Мужчина должен сам решать свои дела и нести ответственность за свою семью. Наконец, некоторые сразу соглашались...
– Я сразу сказал: «Согласен!» – рассказывал Павел Попович. – Мне говорят: «Подумайте сутки». Да что мне думать, товарищи! Я же дал подписку, что никому о нашей беседе не расскажу. Значит, и советоваться не с кем! Потом вышел в коридор, приоткрыл дверь, голову всунул в комнату и крикнул: «Я согласен!»
Валерий Быковский со смехом признался мне, что, когда заговорили о ракетах, он подумал не о космосе, а о каком-то фантастическом экспериментальном полете в акваторию Тихого океана: так испытывали межконтинентальную ракету.
– А когда сообразил, о чем речь, подумал: «Это ведь очень интересно!» И сразу согласился.
Георгий Шонин, когда заговорили о «новой технике», забеспокоился, что его собираются переводить в вертолетчики, а он этого не хотел – не те высоты, не те скорости. А когда ему сказали о возможном полете вокруг земного шара, в первый момент не поверил.
Андриян Николаев, услышав о космических кораблях, тоже усомнился:
– А это реально?
– Вполне. Конечно, не сразу. Будете готовиться...
– Я с радостью, – улыбнулся Андриян.
Герман Титов, едва заговорили с ним о новой технике, быстро ответил:
– Да, согласен!
Такой же ответ получил Туровский в парткоме Военно-воздушной краснознаменной академии от Павла Беляева:
– Согласен.
– Подумайте.
Беляев помолчал, подумал, как велели, и твердо повторил:
– Согласен.
После полета Гагарина правдисты Николай Денисов и Сергей Борзенко, которые писали со слов Юрия Алексеевича книжку «Дорога в космос», присочинили, будто сам он подал рапорт с просьбой зачислить его в группу кандидатов в космонавты. «Мне казалось, – говорится в книге, – что наступило время для комплектования такой группы. И я не ошибся. Меня вызвали на специальную медкомиссию».
Нет в природе такого рапорта. О том, что «наступило время» подавать рапорт, Гагарин знать не мог, поскольку даже самые прозорливые летчики-истребители и думать не смели о том, что человек полетит в космос в ближайшее время. И в приведенной цитате правдива лишь последняя фраза: на комиссию Гагарина действительно вызвали. «Крестными отцами» будущего космонавта № 1 стали военные медики Петр Васильевич Буянов и Александр Петрович Пчёлкин. Они нашли Юрия Гагарина и Георгия Шонина на северном аэродроме недалеко от города Никеля.
Беседы медиков с летчиками были разными, но почти во всех непременно возникал вопрос: хорошо, новая техника, ракеты, облет земного шара – все это очень интересно, но когда это все будет?!
Когда старшего лейтенанта Дмитрия Заикина спросили, согласен ли он слетать в космос, он согласился, но добавил:
– Но вряд ли всей жизни летной на это хватит...
Шутка ли сказать: человек в спутнике полетит! А как оттуда вернуться на Землю? Это сколько еще работы предстоит специалистам?! Ведь этак будешь ждать, пока из армии не спишут...
Шел август 1959 года. До полета человека в космос оставалось двадцать месяцев.
Давно вынашивал Королев идею собрать под своим крылом «стариков» – тех, кого он знал еще до Колымы, знал, как они умеют работать и как доверяют ему. Так он забрал к себе гирдовца Леонида Корнеева, с которым отнюдь не дружил в РНИИ, старых знакомых еще по коктебельским слетам планеристов: Сергея Анохина, Павла Цыбина, а еще раньше – Тихонравова вместе с его «ребятами». Уговорил Келдыша отдать ему Раушенбаха. У Королева работал Арвид Палло, с которым перед самым арестом делали они ракетоплан. Были люди, которых он узнал в Омске и Казани, ну и, конечно, немало тех, с кем свела его Германия. «Старики» были гвардией Королева. С ними хоть и разговаривал Главный по-дружески, но требовал с них втрое против нормы.
Поэтому так обрадовался Сергей Павлович, когда в мае 1958 года пришел к нему Петр Васильевич Флеров. Петя Флеров – едва ли не самый старый из «стариков»: ведь с МВТУ они вместе, планеры, Коктебель, шарага на улице Радио – есть, что вспомнить! Обнялись, расцеловались.
– Ну, как жизнь? Почему ни разу в гости не позвал? – спросил Королев.
– Не могу, – без улыбки ответил Петр. – Я себя знаю. Обязательно начну хвалиться: «У меня в гостях был Главный конструктор космоса!»
Королев улыбнулся. Ничего не мог с собой поделать: иногда ему было до чертиков приятно, когда слышал вот такую, незатейливую лесть. Но он успокаивал себя тем, что понимает: это лесть.
Флеров пришел с идеей крылатого спутника. Идею Королев отверг: Феоктистов уже доказал ему, что крылатый спутник, планирующий с орбиты на крыльях, – это многие годы трудов.
– Тут нужно авиационное КБ с большой культурой работы. А у нас контрить не умеют...
Отвергнув идею Флерова, Королев, однако, Петра от себя не отпустил: определил его в группу Феоктистова, обещал назначить персональный оклад, но не назначил, – смущаясь, объяснил потом: «Ну ты пойми, скажут, что я толкаю своих...»
Флерову быстро нашлось дело. К зиме 1959 года опытное производство уже выпустило несколько спускаемых аппаратов, и Королев решил провести испытания «шарика на тряпках» – посмотреть, как сработает система приземления корабля-спутника. Эту работу он поручает группе Феоктистова, а персонально – своим «старым гвардейцам»: Арвиду Палло и Петру Флерову. Перед этим Сергей Павлович совершает еще одно путешествие в прошлое – встречается с авиаконструктором Олегом Константиновичем Антоновым, с которым он познакомился на горе Узун-Сырт летом 1929 года. Они смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая, и оба не могли поверить, что прошло тридцать лет, – ведь так недавно все это было: выжженный солнцем склон горы и Олег – совсем мальчик, который кричал ему что-то с земли, а он не понимал, не видел, что на хвосте его планера болтается штопор...
С Антоновым они договорились о выделении военного – «пузатого» – варианта Ан-12 для испытаний спускаемого аппарата. Антонов сам сделал все расчеты и дал добро на сброс «шарика» с высоты 10 тысяч метров. Однако, когда «шарик» был доставлен на маленький военный аэродром Сарышаган у озера Балхаш, оказалось, что все не так просто. Ан-12 лететь на такой высоте было трудно, а тут еще в момент сброса «шарика» менялась центровка, самолет клевал носом и становился плохо управляемым. Поэтому первый сброс решили сделать с высоты 8 километров. Его засекали кинотеодолитами с земли и снимали кинокамерами с двух самолетов сопровождения. Уже на земле вовремя не отцепился парашют, а так все прошло удачно. Второй сброс сделали с 10 500 метров. Не открылся люк, и поэтому не сработала катапульта кресла. Звонили в Подлипки.
– У нас вчера тоже не открылся, – сказал Феоктистов. – Увеличиваем число пружин, меняем затяжку, пришлю вам изменения...
Третий сброс прошел благополучно. Стояли тридцатиградусные морозы. Все очень мерзли. Флеров, набравшись храбрости, позвонил Королеву и, доложив об испытаниях, попросил прислать спирта. Королев долго сопел в трубку, потом буркнул: «Хорошо, жди...» Через день в кромешной пурге сел самолет с бидоном. На четвертый пуск прилетел сам Феоктистов. Когда увидели, что Константин Петрович в коротких бумажных носочках, и узнали, что он, пардон, в трусиках, взять его на борт отказались, пока он не облачился в высокие меховые штаны, прозванные испытателями «инкубаторами». Четвертый сброс тоже прошел отлично. На радостях почали бидон. На пятом сбросе решили посадить в «шарик» собак. Все сработало хорошо, но «шарик» куда-то закатился в неоглядной степи, и его долго не могли найти. Когда нашли, бедные собачки выглядели измученными, но были целы.
Только 10 апреля 1960 года экспедиция испытателей улетела с Балхаша. Выслушав доклад по итогам пяти сбросов, Королев остался доволен. Эти итоги были ему очень нужны: через месяц он планировал начать испытательные полеты беспилотных кораблей-спутников в космосе.
Требования, предъявляемые к кандидатам в космонавты, определялись в первую очередь возможностями ракетной техники. Американцы в 1957 году начали отбирать кандидатов для полета в космическом корабле «Меркурий». Тяга ракеты-носителя «Атлас-Д» лимитировала вес корабля двумя тоннами. На автоматизацию и дублированные системы резервов по весу не было. Иными словами, американскому астронавту требовалось больше работать, чем советскому космонавту, поскольку вес «Востока» более чем в два раза превышал вес «Меркурия», что позволяло аппаратуре разгрузить человека, освободить его от выполнения многих операций во время полета. Американский отбор кандидатов был более жестким, чем советский. Больше работы, значит, должно быть больше опыта. Опыт дают годы, и возрастной потолок американцев был отодвинут до сорока лет. Астронавтом мог стать лишь квалифицированный летчик-испытатель со степенью бакалавра наук и с налетом не менее 1500 часов. Для сравнения скажу, что к моменту поступления в отряд космонавтов налет Гагарина составлял около 230 часов, Титова – 240, Леонова – 250. Космонавты из последующих наборов: Шаталов, Береговой, Филипченко, Демин и другие, которым предстояло проводить в космосе работу несравненно более сложную, были и старше, и опытнее. Из 508 американских кандидатов к апрелю 1954 года, как уже говорилось, было отобрано 7 человек. Надо отметить и такую деталь, характеризующую то нетерпение, с которым американцы стремились взять реванш за «Красную Луну» – так называли в США наш первый спутник. Набор астронавтов в США начался до того, как был создан космический корабль и отработан его носитель. Между тем, когда наши медики просматривали медицинские книжки в истребительных авиаполках, в цехах опытного производства Королева уже стояли первые сферические оболочки будущих «Востоков», а носитель эксплуатировался более трех с половиной лет. После полета Гагарина в США, наверное, от досады нас упрекнут в излишней и неоправданной торопливости, чуть ли не в техническом авантюризме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188