В 1946 году за эту работу Келдыш был отмечен второй Сталинской премией. В том же году 35-летний ученый стал академиком. Через три года на общем собрании Академии наук СССР, посвященной советской математической школе, профессор П.С. Александров отметил, что Келдыш «является выдающимся исследователем не только в математике, но и в механике».
В 1956-1957 годах совсем зеленым инженером я работал в РНИИ, а точнее – в НИИ-1 Министерства авиационной промышленности – такова была новая, кажется уже четвертая по счету вывеска многострадального РНИИ. Его научным руководителем был Келдыш. Среди молодежи о нем ходили легенды. Всерьез говорили о том, что не существует такой прикладной математической задачи, которую он не смог бы решить, если она верно сформулирована. Однажды Келдыш дал десять дней одной из лабораторий на проведение неких расчетов. В конце срока смущенный руководитель лаборатории признался, что работа не выполнена, поскольку очень трудно сформулировать задание для ЭВМ. Келдыш поморщился, взял коробку «Казбека», перевернул тыльной светлой стороной, покрутил в руках карандаш и быстро что-то написал на коробке.
– Мне кажется, что теперь это сможет сосчитать даже кошка, – сказал он, брезгливо отодвигая от себя коробку.
Я присутствовал на защите одной докторской диссертации. Келдыш председательствовал. Он сидел за столом, посасывая леденцы из плоской железной коробочки: отучался от табака. Выражение лица было отсутствующее, я был уверен, что докладчика-соискателя он не слушает. Отвечая на вопросы, докладчик вдруг споткнулся на одном из них, как говорится, «поплыл»: попробовал что-то путано объяснить и, наконец, замолчал. Келдыш встал и, подойдя к развешанным таблицам, сказал своим тихим голосом, чуть растягивая слова:
– Ну это же так просто, вот взгляните... – и начал объяснять. Я подумал: соискатель изучал этот вопрос годы, Келдыш – минуты. Вспоминается рассказ Раушенбаха. Однажды на космодроме Келдыш подошел к группе ученых и попросил:
– Вы не могли бы уделить мне буквально несколько минут?
– Конечно, конечно!
– Но вопрос сугубо личный...
Такое признание всех заинтриговало. Прошли в комнату, где была доска, и Келдыш быстро начал писать математические символы, оборачиваясь через плечо и спрашивая:
– Так? Так?..
Дело кончилось тем, что Келдыш прочел целый курс лекций, по памяти выводя все основные соотношения теории относительности. Просто ему хотелось проверить себя. Его мозгу была необходима математическая разминка, как спортсмену – физическая зарядка.
Уже когда Келдыш стал президентом Академии наук, мне по делам газетным приходилось встречаться с ним и в президиуме, и на космодроме, однажды даже у него дома: он жил в высотном здании у Красных ворот. Надо сказать, что журналистов Мстислав Всеволодович не то что не любил, а как-то сторонился их, избегал встреч, редко давал интервью, все это делало общение с ним, как с президентом, трудным и малоприятным. Мои попытки узнать у него что-то о нем самом тоже не увенчались успехом. Гораздо больше мне рассказали его отец и брат, но не тот, которого отец считал самым умным, а другой – известный музыковед. Я мало знаю о привычках и увлечениях Мстислава Всеволодовича, слышал, что он покупал книги по живописи, любил французских импрессионистов.
Последний раз видел я его в гостях у Марии Николаевны Баланиной. Он приехал в день рождения Сергея Павловича, еще раз подчеркивая этим высочайшее уважение к его памяти. Он быстро старел и не внешне даже, а как-то внутренне: становился тише, говорил меньше, очень усталым голосом. С ним заговаривали Черток, авиаконструктор Антонов, прилетевший из Киева. Он отвечал односложно, быстро умолкал. Перед уходом я попросил Келдыша рассказать мне о Королеве.
– Что я могу рассказать, – ответил он, посмотрев на меня потухшими глазами. – Королев все рассказал о себе своими делами...
Но тогда, летом 1955 года, Келдыш был совсем другим. Королев очень ценил в нем состояние постоянной умственной готовности, его умение схватывать все на лету и так же быстро решать. Это был отлично организованный мозг, и Королев был очень доволен, когда его предложение о председательстве Келдыша в «космической» комиссии Академии наук было поддержано и утверждено.
Келдыш спутником увлекся. Вскоре в президиуме Академии он уже по своей инициативе собрал еще одно совещание, пригласил Иоффе, Капицу, других корифеев. Жаль только Королева не было, улетел на полигон и вместо него докладывал Тихонравов.
Сообщение Михаила Клавдиевича – очень спокойное, риторически неброское – произвело большое впечатление именно потому, что о вещах совершенно фантастических он рассказывал просто и буднично. Развернулась дискуссия по теплообмену. Кто-то предложил установить на борту маленький холодильник.
– Холодильник – это слишком громоздко, – встрепенулся Иоффе. – Нужно организовать хорошую циркуляцию с помощью вентиляторов, а энергию им дадут солнечные батареи...
Келдыш звонил члену-корреспонденту АН СССР Вулу, тот тоже подтвердил, что сделать такую штуку можно, посоветовал Келдышу связаться с Виктором Сергеевичем Вавиловым в ФИАНе – сыном Сергея Ивановича, который дока в этих делах.
Постепенно, начав с невинных консультаций, Келдыш втягивал в новую работу известных ученых: Б.П.Константинова, В.А.Котельникова, Л.А.Арцимовича, В.Л.Гинзбурга. Само их присутствие на его совещаниях придавало делу столь необходимую ему солидность, гарантировало от упреков в прожектерстве. Келдыша в Академии наук знали и уважали. Молодым импонировала его молодость, старым – его молчаливое спокойствие, несуетность. Он не зарабатывал авторитет на трибуне, не лез в политику, это был настоящий ученый, который заниматься ерундой не станет. Поэтому, когда Келдыш приглашал на совещания, к нему шли, это было даже лестно: Келдыш хочет со мной посоветоваться.
Мстислав Всеволодович работал очень много, провел ряд совещаний с «атмосферщиками» С.Н.Верновым, Л.В.Курносовой, В.И.Красовским, всякий раз старался сузить тему: космические лучи, ионосфера, магнитное поле Земли. С удивлением обнаруживал, как мало знают обо всем этом светлейшие умы академии, тормошил своих «мальчиков», математиков-траекторщиков: Д.Е.Охоцимского, Т.М.Энеева, В.А.Егорова, М.Л.Лидова; подключил к работе Н.С.Лидоренко, КБ которого занималось преобразованием лучистой энергии, в том числе – солнечными батареями; консультировал Г.И.Петрова по работам с «головой», входящей в атмосферу. Написал письмо академику-секретарю Отделения физико-математических наук М.А. Лаврентьеву с просьбой выделить машинное время на ЭВМ для расчетов по спутнику. Постепенно обозначился круг вопросов, который должен был решаться на «объекте Д» – так был закодирован спутник. По расчетам весить он должен был около 1100 килограммов и свободно размещаться в головной части ракеты.
Уже в сентябре предложения ученых по спутнику были на столе у Королева. Он собрал Совет Главных, пригласил Келдыша, нескольких академиков, и все вместе обсудили предложенную программу.
Королев намеренно старался придать всему делу как можно большую солидность. Ему было важно показать, что комиссию по «объекту Д» возглавляет не он, а академик Келдыш, что объект этот – не его затея, а плод трудов всего Совета Главных, а сам он вроде бы лишь координатор. На самом деле, именно Королев был главной заводной пружиной всего этого механизма, именно через него шли все линии связей наука-техника, именно он постоянно торопил всех с выполнением этой программы.
А торопить приходилось постоянно. За два года нужно было разработать, изготовить и отладить всю аппаратуру, источники питания, систему терморегулирования, радиотелеметрическую связь с всенаправленными антеннами, продумать схему управления работой бортовой аппаратуры и многое другое. Можно сделать все это за два года? Можно! Но трудно. «Объект Д» оснащали десятки исполнителей, практически друг с другом не связанных. Быстро создать «объект Д» можно, лишь опираясь на энтузиазм многих людей, но Королев был уже слишком опытен и знал, что ожидать равного и нужного ему энтузиазма от всех исполнителей – нереально. Соединить их всех он мог, но было ясно, что такая связь непрочна и, как ни важны тут личные, дружеские отношения, требуется нечто, стоящее над этими отношениями. Вот теперь нужно было подключать власть предержащих, вот теперь требовалось РЕШЕНИЕ, опираясь на которое, он мог бы уже не уговаривать и не просить, а настаивать и требовать. И снова, не дожидаясь пока его вызовут, сам ездил и в ЦК, и в Совмин, возил бумаги, письма, объяснял. Он очень торопился: на носу были ответственнейшие испытания Р-5М с зарядом «Байкал», от итогов которых зависело многое – прежде всего, доверие к нему. В первых числах января Королев уехал в Кап.Яр. Постановление Совета Министров СССР № 149-88 СС вышло, когда он был уже на старте «атомной» ракеты. Оно утверждало все разработки ОКБ и Академии наук и предписывало создание спутника весом 1000-1400 килограммов, из которых 200-300 отводилось под научную аппаратуру. Срок пробного пуска – лето 1957 года. Комиссия, созданная чисто партизанскими методами в кабинете Топчиева, когда Королев по-школярски, словно старосту в классе выбирали, выкрикнул Келдыша в председатели, отныне узаконивалась. Заместителями Келдыша назначались Королев и Тихонравов, ученым секретарем – Скуридин – сотрудник президиума академии.
Вернувшись после пуска «Байкала» из заволжских степей «на щите», Сергей Павлович снова активно включается в работу по спутнику. Беседы с «академическими» смежниками тревожат его. Очень часто они не могут ясно сформулировать, что же они хотят узнать с помощью спутника. Инертность и лень многих мужей науки особенно ясно проявились в апреле 1956 года на Всесоюзной конференции по исследованию верхних слоев атмосферы. Королев прочел доклад о тех возможностях, которые предоставляют этим исследованиям ракеты дальнего действия, модифицированные для мирной научной работы, просил выступить и рассказать о недостатках, необходимых доработках этих экспериментов как со стороны геофизиков, так и со стороны ракетчиков. Работы с геофизическими ракетами шли шесть лет, ужели и сказать нечего?!
Председательствующий академик Евгений Константинович Федоров, некогда самый молодой в папанинской четверке на полюсе, но теперь солидный, важный, похожий на большого тюратамского суслика, тщетно призывал сонное собрание к участию в прениях.
– Мы сегодня ждали, что товарищи, работники Геофизического института, выскажут какие-то предложения, – говорил в заключительном слове Королев, – но ничего сказано не было. «Мы измеряли, мы брали, мы получали результаты с такой-то степенью точности, но мы не учитывали, что контейнер кувыркается, мы не учитывали аэродинамического фактора» и т.д. Правильна, научна ли такая постановка вопроса?..
При обсуждении тезисов моего выступления мы сознательно постарались сказать: исследуйте, мы беремся поднять ваши приборы на ту высоту, на какую вы захотите. Но этих требований мы сегодня не услышали. Должен сказать, что по известным причинам нас будут интересовать, в связи с перспективными работами, высоты до 800 километров... Мы должны знать физические свойства атмосферы для тех высот, которые нам нужны...
Иногда ему казалось, что он говорил в бочку. У бабушки в Нежине во дворе было много больших бочек, он залезал в них и разговаривал, а бочки отвечали каким-то низким долгим гудом...
Потом Келдыш скажет: «Каждый килограмм веса научного прибора стоил значительно больше золота, он стоил золотого интеллекта». В этих словах Келдыш немного набивает цену себе и своим коллегам. У Королева были серьезные претензии к интеллекту. Когда он послал Олега Ивановского к «смежникам» в одно ленинградское приборное НИИ, тот вернулся в ужасе: аппаратура была на уровне 30-х годов. Приборы, которые предназначались для установки на спутнике, были тяжелее и больше по габаритам, чем американские. Королев вынужденно закрывал на это глаза: других в обозримом будущем ждать было неоткуда. Шут с ним, с весом, лишь бы работали надежно...
В это время Сергею Павловичу требовалось нечто более дефицитное, чем интеллект. График подготовки аппаратуры срывался постоянно, и найти виновных оказывается невозможно. Многие ученые, люди в высшей степени изобретательные и оригинально мыслящие, превращались в сущих детей, когда дело доходило до производства. У них не было никакого опыта взаимодействия лаборатории и цеха. Создав что-то интересное и действительно нужное, они ликовали и успокаивались, не думая о том, а кто же, когда и как воплотит их находку в «железо».
14 июня 1956 года Королев принимает решение по компоновке ракеты под спутник. Для спутника «семерку» требовалось немного переделать: изменить программу работы двигательной установки, снять радиоаппаратуру системы управления, сделать новый конус и тепловой экран, чтобы спутник не перегрелся при подъеме, отработать пружинный толкатель, который сбросит в нужный момент конус головного обтекателя, и другой пневматический толкатель, который отделит спутник от ракеты.
Но как все это делать, когда отделять-то еще нечего! Успеют ли сделать сам спутник? То, что и ракеты еще фактически нет, вернее, она есть, но еще не летала, Королева как-то не беспокоило. Ракета будет. Тут он ни от кого не зависит, тут все решает он и его люди. В июле 1956 года Сергей Павлович утверждает эскизный проект спутника с массой примерно 1400 килограммов – нечто условное, абстрактное, заранее предрасположенное ко многим изменениям. Документ подписали: Королев – Главный конструктор, Тихонравов – главный консультант, Бушуев – заместитель Главного по проектированию, Охапкин – заместитель Главного по конструированию, Воскресенский – заместитель Главного по испытаниям.
Келдыш успокаивал Королева: академия не подведет. 14 сентября он пригласил Сергея Павловича на заседание президиума, на котором сам сделал доклад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188