Поэтому он и пропустил вопрос Натали мимо
ушей.
Ц Один врач уже не способен теперь лечить человека в целом. Никто не в си
лах объять то, что происходит в мире… А ведь каждый наш жест вызывает неис
числимую череду последствий. Узкая специализация безусловно разделит
человечество куда резче, нежели классы при капитализме… Взаимозависим
ость в процессе общего развития факт неоспоримый…
Говорил он еще долго, много. Натали рассеянно слушала… Дани ее раздражал.
И она вдруг прервала его.
Ц Одно меня в вас удивляет Ц это полнейшее отсутствие уважения к тому, ч
то было сделано в минувшие века, к тем условиям, в каких это делалось. Неуж
ели вы жертва бескультурья?
Ц Нет!… Я просто жертва специализации…
Ц А в какой именно области?
Ц В поэзии!
Ц Поэзия Ц это сфера универсального.
Ц В наши дни универсальности больше не существует… Ц Дани печально по
качал головой, Ц Тут уж старайся не старайся. Я перестал систематически
работать. Пусть все идет, как идет. Гора необходимых знаний все растет. Вот
вам частный пример: мне пришлось на уроках истории учить на одну войну бо
льше, чем вам, на ту самую, которую вы пережили, которая оставила на вас сво
п рубцы… Для меня имена ваших героев Ц это просто названия улиц. Такие лю
ди, как Этьен д'Орв, Гп Моке, значат для меня не больше, чем для вас Леопольд
Робер или полковник Молль. Несчастные малыши: через какую-нибудь сотню л
ет им столько придется всего запоминать, чтобы получить диплом об оконча
нии школы! Правда, память будет играть все меньшую и меньшую роль, коль ско
ро вычислительные и прочие машины станут выполнять за человека всю умст
венную гимнастику, и мозг его постепенно атрофируется, равно как и ноги…
Эти последние заменит автомобиль…
Ц Мишетта! Ц кликнула Натали. Ц Дай кофе и торт…
Ей не хотелось вступать в спор с этим шалопаем.
Ц Чудесно! Ц Дани со всеми удобствами расположился за овальным столом.
Ц Вот они, наиболее гармонические плоды цивилизации…
Мишетта с грохотом поставила на стол блюдечки и чашки, Дани и Натали молч
али. За окном в сумерках, которые уже переходили в ночной мрак, деревья суд
орожно взмахивали голыми ветвями.
Ц Налить?
Натали сказала: «Налей». Мишетта налила кофе, нарезала торт и ушла на кухн
ю, притворив за собой дверь. Дани с нескрываемым удовольствием пил обжиг
ающе горячий кофе. Только сейчас он начал понемногу согреваться… Хотя на
сей раз он щеголял в черных брюках, залоснившихся на заду, и в толстом чер
ном пуловере под самую шею, он, очевидно, изрядно продрог, добираясь до Нат
али…
Ц Вчера, вернее, сегодня ночью, вспоминали о вас, мадам.
Ц Вот как, и где?
Ц В ночном кафе… А говорил человек, который боготворит вас.
Натали пошевелилась на стуле, будто ей стало неловко в собственной коже.

Ц Сосед по столу, Ц продолжал Дани, Ц оплатил наш счет. Мы были с Оливье
и еще одним парнем… Весьма солидный господин, сидел он в одиночестве… По-
моему, педагог. Перед ним на столике лежала газета с вашей иллюстрирован
ной серией. С этого и началось. Правда, забавно?
Натали не ответила.
Дани пустился в объяснения. «Старики» нередко заговаривают с ними, с мол
одежью, в кафе, к примеру в ночном заведении на Сен-Жермен де Пре. Дани счит
ается непревзойденным мастером завязывать такие беседы и слово за слов
о вызвать в «старике» желание доставить своим молодым и в большинстве сл
учаев безденежным сотрапезникам удовольствие: для этого достаточно от
крыть журнал, хотя бы «Нувель ревю франсэз», Ц рекомендуется не показыв
ать обложку Ц так любопытнее! Ц и начать царапать что-нибудь, что по вид
у напоминало бы стихи, говорить с каким-то третьестепенным статистом че
рез голову жертвы, намеченной для психологического опыта… Лишь в редких
случаях не завязывается разговор, и обычно все кончается тем, что вам гов
орят: «Да бросьте, я заплачу…» Дани уверял, что никогда он не доходит до то
го, чтобы прямо и открыто просить денег: так недолго и разочаровать стари
ков, отнять у них пресловутую иллюзию опытности, радость дышать воздухом
юности. Случается Ц их удается купить, но бывает кое-кто начинает злитьс
я и посылает нас подальше.
Натали взяла себе второй кусок торта и не предложила Дани.
Старик, который заплатил за них в кафе, заплатил за настоящий ужин, тип нег
лупый и забавный. Два или три раза он осаживал Оливье… После того злополу
чного приключения Оливье как-то удивительно действует всем на нервы. По
д конец старик ему сказал: «Вы просто юный болван, и в этом нет ничего необ
ычного, я сам когда-то был таким же… И было это не так уж давно… в то время д
ама, которая делает иллюстрированные серии, была самой пленительной жен
щиной на свете»… Тогда, понятно, Оливье пришел в волнение и сказал, что он
знает эту даму, и Дани тоже сказал, что знает ее; тут уж пришел в волнение ст
арик.
Натали, казалось, слушала только из вежливости. Никакого вопроса она не з
адала.
Ц Вам неинтересно? А нас это просто захватило… Натали промолчала.
Ц Старик сообщил нам, что вы были больше, чем красавица, вы были неземной
красоты! Он вас знал по мастерской на Монпарнасе, вы сидели с ним рядом и р
исовали с гипса и живой натуры… Это была мастерская одного крупного худо
жника, влюбленного в вас, и все ученики тоже были в вас влюблены. И в один пр
екрасный день, когда натурщица не пришла, вы позировали обнаженная, прос
то решили оказать услугу товарищам и заработать несколько франков… Пра
вда это или нет? Но жить вы ни с кем не желали. А потом вдруг начали жить со в
семи подряд… а затем у вас была настоящая большая любовь, но он умер Ц гов
орят, он был гениальным художником, Ц тогда вы пустились во все тяжкие, б
ыли на содержании. Затем вы исчезли, пошли слухи, что вы вышли замуж и роди
ли ребенка. И все боготворили вас, до того вы были соблазнительны и милы…

Ц Аминь, Ц сказала Натали, Ц вот как творится история. Если уж вы так лю
бопытны от природы и вам так хочется знать мою биографию с первых дней мл
аденчества, добавьте к полученным вами сведениям еще и другие, на этот ра
з подлинные. Моя мать была стрелочницей, а отец работал путевым обходчик
ом, и родилась я в доме у железнодорожного переезда неподалеку от Эг-Морт
а. Надо вам сказать, что в ту пору железнодорожные шлагбаумы открывались
как обыкновенные ворота, даже были на петлях… Приходилось открывать и по
том закрывать четыре створки, а сходились они неплотно… Как-то раз моя ма
ть пошла открыть барьер крестьянину, который вел двух лошадей. Послышалс
я гул приближающегося поезда, одна лошадь испугалась н выскочила на рель
сы через эти плохо прикрытые створки. Ее раздавило. Мать так перепугалас
ь, что тут же родила. Вот как я появилась на свет: из-за катастрофы.
Ц А потом? Ц спросил Дани, так как Натали замолчала.
Ц Потом… потом я росла у железнодорожных путей. Они были черные, покрыты
щебенкой. Между шпалами не росло ни травинки, а рельсы бежали далеко-дале
ко, до самого горизонта. Когда слышалось пыхтение поезда и когда он прохо
дил мимо, я начинала реветь и утыкалась в мамин подол. Все окутывало черны
м дымом, все пахло углем, и всякий раз я думала, что наступает конец света. М
не до сих пор это снится…
Ц А потом?
Натали натянула на плечи шаль, концами которой играл сквозняк, и ворчлив
о спросила:
Ц Что вы хотите? Чтобы я рассказала вам всю свою жизнь?
Дани опустил маленькие черные глазки и выдержал паузу.
Ц Явно не везет, Ц проговорил он. Ц Вы не хотите… Она не хочет. А недавно
я схлопотал по морде, прямо на улице.
Ц Это еще что за выдумки? Ц Натали подняла на Дани недоверчивый взгляд.

Ц На Фобур-Сент-Онорэ… Напротив обувного магазина «Седрик» я сделал не
приличное предложение одной старой мегере…
Ц То есть?
Ц Все получилось ужасно. Положение у меня было неважное, потому это и при
шло мне в голову. Несколько часов подряд я шатался по улицам. Шел я с Елисе
йских полей, точнее от Дрега, где я поссорился с парнями из-за автомобильн
ой аварии… я был свидетелем и, по-видимому, сказал не то, что следовало, и по
двел их со страховкой. Они меня заранее научили, что говорить, а я все пере
путал; а они сказали, что я нарочно это сделал, потому что нельзя же быть та
ким круглым идиотом… Я уже решил, что они меня пришьют! Я обозлился и сдрей
фил, да, сдрейфил, уж не прогневайтесь, мадам… Вы представления не имеете,
на что способны такие типчики… Я убежал и бродил всю ночь, боялся возврат
иться домой. К утру я совсем изголодался, а денег не было ни гроша… После б
ессонной ночи еще больше есть хочется, ведь правда?… Тогда я и подумал, а п
очему бы не попытать счастья в качестве альфонса? Для мужчины это не так-т
о легко; если я, скажем, пристану к молодой женщине, пусть даже некрасивой,
она непременно решит, что я ею прельстился, и если согласится Ц что мне то
гда делать? Значит, надо выбрать достаточно старую п уродливую, словом, та
кую, которая не будет строить себе иллюзий…
Ц Что вы говорите? Что он такое говорит…
Дани продолжал:
Ц Я устроился у витрины и стал ждать. Разные проходили, но я считал, что вс
е это товар неподходящий. Наконец появляется… Ну прямо жандарм в юбке… О
громные башмаки, черная фетровая шляпа, черное пальто, сама краснорожая,
в прыщах, в очках… Я иду за ней, шепчу ей в ухо: «Не доставит ли вам удовольст
вие провести время в обществе молодого человека, мадам?» Она не сразу пон
яла, что это я к ней обращаюсь… А потом спрашивает: «Что, что, мсье? Что вам н
адо?» Ну, я начал объяснять, предлагал ей и то и это… Она остановилась да ка
к заорет при всем честном народе! Сначала орала: «Паршивый мальчишка! Вот
она, современная молодежь!… Сейчас позову полицейского!» Но я и в ус не дую
, думаю про себя, если я брошусь бежать, люди решат, что я ее, старуху, обокра
л. Она все больше расходится, а в руках у нее был зонтик, так она меня этим зо
нтиком как хватит по морде! А зонтик большой, мужской. Я стою, не шевелюсь, н
ичего не говорю, позволяю бить себя по морде, в душе-то я надеялся, что меня
примут за ее непокорного внука. Люди уже начали собираться, но тут бабка, с
лава богу, отчалила… У меня хватило духа остаться на месте, и я стал глазет
ь на обувь в витрине…
Ц Что это вы такое говорите? Ц повторила Натали. Ц Что за язык… Вы лжете
или нет?
Дани вытянул шею и указал не слишком чистым ногтем на свежую царапину, ук
рашавшую его скулу.
Ц Зонтик, Ц кратко пояснил он.
Лицо Натали передернулось.
Ц Убирайтесь, Ц голос ее прерывался, Ц идите разыгрывать альфонса в д
ругое место.
Ц Нет, Ц возразил Дани, Ц я устал и мне некуда идти.
Ц А ну, катись отсюда!
Натали приподнялась, и Дани, пряча ухмылку в узкой черной бородке, с любоп
ытством глядел, как перед ним встает этот вдруг оживший монумент. Однако
при первом шаге Натали он отступил.
Ц Я пошутил, мадам… Ц выдавил он с трудом.
Ц Катись отсюда!
Дани отступил еще на шаг, но в последнюю минуту оправился и стал выписыва
ть ногами круги, размахивая зажатым в руке шарфом, словно шляпой со страу
совыми перьями. Толкнув дверь спиной, он исчез со словами: «Мое почтение, м
адам!»
Ц Паршивый мальчишка, Ц вздохнула Натали, совсем как та дама с Фобур-Се
нт-Онорэ, и застучала в стену: Ц Мишетта!
Мишетта просунула голову в дверь.
Ц Чего это ты расстучалась? Слава богу, не глухая!
Ц Кофе!
Ц Кофе перед тобой!
Ц Свежего…
Мишетта хлопнула дверью.
Ц Мишетта! Ц завопила Натали, и Мишетта снова вбежала в комнату. Ц Пить
…
И вдруг потеряла голос.
Мишетта, обезумев от страха, налила ей стакан воды, и руки у нее ходуном хо
дили.
Ц Что с тобой, Натали, да что это с тобой? Ты больна? Позвать Луиджи? Позват
ь доктора?
Ц Молчи, да помолчи же… Пойду лягу.
Мишетта помогла ей дойти до спальни, открыла дверь.
Ц Можешь идти, Мишетта, милая…
Мишетта бросилась в магазин… Луиджи там не оказалось. Она обзвонила все
мастерские… Господи, где же у нее голова! Луиджи повел Кристо в Паноптику
м, ведь сегодня четверг. А вдруг Натали умрет… Она вернулась в квартиру, бе
сшумно приоткрыла дверь спальни… Натали, казалось, спала, дышала ровно. М
ишетта пошла к себе на кухню и разрыдалась.

XXIII. Душа в Паноптикуме

Натали не спала. Она притворилась, что спит, перед Мишеттой. Ей хотелось по
быть в одиночестве. Одной рукой она придерживала нечто расплывчатое, что
некогда было ее грудью Ц округлой, полной, нежной и крепкой… Она ощупыва
ла свою грудь. Она знала. Ну ладно… Перед лицом несчастья человек всегда о
динок. Свое горе не доверишь даже тому, кого любишь. Луиджи все равно успее
т узнать, а другие почувствуют страх и отвращение. Болезнь Ц это неаппет
итно. У нее, Натали, которая на всех производит впечатление вечно занятой
женщины, у которой минуты нет свободной, на самом деле с лихвой хватает вр
емени почувствовать, что происходит в ее теле, в артериях, в сердце. Она не
вслушивалась, но слышала: здесь стучит, давит, пухнет, напрягается… И нево
зможно отвлечься от этого… И невозможно к этому привыкнуть. Это как шум: Н
атали не могла уснуть, когда до нее доносился грохот Парижа или когда тих
онько капала вода из неплотно привернутого крана, не могла ни отвлечься
мыслью от этого шума, ни привыкнуть к нему. Она слышала слабый шорох смерт
и, внедрявшейся в ее тело. Ах, хватит уж заделывать бреши, лечить то одно, то
другое в ее несчастном, тучном, искалеченном, усталом теле. Все люди двига
лись, чем-то увлекались, что-то предпринимали. А вот ей пришлось выйти из х
оровода, выпустив ее, Руки снова сцепились, хоровод вновь закружился, а он
а осталась сидеть в сторонке, а теперь уж скоро и… лежать…
А ведь она еще не старуха, подремывающая на стуле… Но ей уже был понятен эт
от отсутствующий взгляд стариков, отстраненных от жизни, которой живут в
се прочие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33