Ты можешь не упоминать Клио и песню. Просто скажи, что вы собираетесь выяснить, не хочет ли кто-нибудь прикончить всех «Блудливых Юнцов». Офигительный ведь заголовок получится!– Есть только одно маленькое «но»: мы ничего не расследуем.– Да, но вы будете расследовать – разве нет, Рик? – когда у вас появится больше улик. Новых, и даже, как у нас говорят, ошеломляющих улик.– Не забудь мне позвонить, когда это произойдет. Тогда и получишь свою бесценную цитату.Я не собираюсь признаваться Таркингтону в маленьком затруднении: мне маловато цепи нелепых происшествий, чтобы продать нашему главному редактору историю Джимми Стомы. Аксакал, возможно, и фанат «Блудливых Юнцов», но еще он упрямый осел, когда дело касается первой полосы. Ему нужно, чтобы кто-то из органов подтвердил, что дело пахнет керосином. Таркингтон подошел бы идеально. К сожалению, он тоже упрямый осел.– Ты хочешь мне сказать, – наступаю я, – что все это не больше чем совпадения? Все то, что случилось после смерти Джимми?– Черт, я не слишком-то верю в совпадения, – сухо отвечает он. – Думаю, ты что-то раскопал.– А разве пятен крови не достаточно для того, чтобы ты сделал один телефонный звонок? Это же кровь его сестры!Таркингтон уставился на меня, как будто я только что плюнул ему на ботинки.– Какая, нахрен, кровь, дурья ты башка? Тот образец, что ты украл, когда вломился в чужой дом? Ты понимаешь, о чем ты меня просишь?!– Рик, я должен был знать наверняка. Вот почему я это сделал.– А я сначала должен получить ордер, дружок. Найди мне улики, тогда я найду судью, и мы вырежем кусок из ковра – по закону. – Он встает, потягивается, затем зевает, на тот случай, если я вдруг не понял намека. – Джек, не сердись. Ты нарыл отличный материал…– Но что?– Убойный материал, как вы говорите. Но ты еще не закончил. Не хватает ленточки и красивого бантика. – Таркингтон кивает на гору папок. – А теперь извини меня, я тоже должен задать пару вопросов нескольким вдовушкам. А они, в отличие от твоей, все как на подбор истерички.– Ладно, но сначала скажи мне, что ты обо всем этом думаешь – одно слово, Рик.– Интригующе, – произносит он.Это хорошее слово, но мне не подходит. Аксакалу подавай чего посерьезней.– Как насчет «подозрительно»? – решаюсь я.– Да, согласен. Все это подозрительно.– Очень подозрительно. Скажешь, нет?– Я скажу «до свидания», мистер Таггер. И если на этой неделе я увижу свое имя в статье за твоей подписью, то, для твоего же блага, это должно случиться потому, что я как-нибудь зрелищно скопытился.Вот об этом я и говорю. Я бы никогда не осмелился даже шутить на подобную тему. Как только дверь его кабинета закрывается за мной, я достаю блокнот и пишу: Заместитель прокурора штата Р. Таркингтон заявил, что готовится провести расследование обстоятельств смерти Дж. Стомы и исчезновения его сестры. «Очень подозрительно» – таково мнение заслуженного прокурора об этой темной истории.
Простите меня, мистер Вудворд, ибо я согрешил. * * * В жаркий августовский полдень пирс на Силвер-Бич почти безлюден. Я приезжаю за полчаса до назначенного срока и, оставаясь для безопасности в машине, озираю в бинокль окрестности. У команды Клио было два дня, чтобы проверить номер телефона, который я написал на диске, – для частного детектива это раз плюнуть.Но я не замечаю никакой слежки, никаких подозрительных личностей. На пирсе торчит пара подростков, они пьют пиво и ловят сардин; пенсионеры дремлют в складных креслах, прикрыв лица панамами размером с крышку от мусорных баков; плюс сладкая латиноамериканская парочка с одной удочкой на двоих, они попеременно вытаскивают из воды маленьких люцианов; и, наконец, трое завсегдатаев, загорелые и обветренные, с полными ведрами наживки, рыбачащие по всей технологии.Я стаскиваю галстук и расстегиваю верхнюю пуговицу, а затем неторопливой походкой направляюсь к телефону-автомату в конце пирса. С каждым шагом я отрезаю себе путь к отступлению, но не все так просто, у меня есть запасной план: если вдруг одноглазый Джерри выскочит из мусорного бака и начнет стрелять, я сигану через перила и уплыву прочь подобно дельфину.Охренительный план. «Всегда будь почти готов» – таков мой девиз.И, естественно, по телефону треплется какой-то старикан. Я смотрю на часы – еще двенадцать минут до полудня. Надеюсь, Клио не плюнет на всю эту затею, если будет занято.Если она вообще собирается звонить.Я сажусь на изгрызенную временем деревянную скамейку и тут замечаю, что еще она служит столиком для разделки наживки. Слишком поздно. Теперь у меня вся задница в чешуе тарпона и тухлых креветках. Такой вот я ловкий.Старикан у телефона вешает трубку и машет мне:– Звони, сынок.Бодрый старикашка, метр с кепкой; влажные глазки, пушистые седые волосы и заостренное розовое личико, обрамленное редкими белыми бакенбардами. Он похож на 120-фунтового опоссума.– Спасибо, но я жду звонка, – говорю я. – Это не надолго.Он говорит, что его зовут Айк и что он разговаривал со своим букмекером из Северного Майами.– Никогда не ставь на лошадь, которую назвали в честь блондинки, – с горестным вздохом советует он.Айк ловит сразу на три спиннинга. Он сматывает один и цепляет на крючок мертвую сардину из пятигаллонного ведра.– На этом самом месте я поймал двадцатитрехфунтового красного горбыля, – говорит он. – Это было 14 августа 1979-го. Мой личный рекорд. А тебя как звать, сынок?– Джек.– Необычное место для телефонных звонков.– Это необычный телефонный звонок.– Твое лицо мне знакомо. Но, с другой стороны, все кажутся знакомыми, если тебе уже стукнуло девяносто два. – Он смеется, демонстрируя блестящие вставные зубы. – Либо, наоборот, никого не узнаешь.Я присвистываю:– Девяносто два. Невероятно.– Когда мне исполнится девяносто три, – говорит он, – получится, что я прожил дольше, чем Дэн Сяопин.– Точно.– И дольше мисс Клодетт Кольбер. – В глазах-пуговках появляется озорной блеск.– И дольше Грир Гарсон! – восклицаю я.– И дольше Элджера Хисса! Дэн Сяопин (1904–1997) – деятель компартии Китая. Клодетт Кольбер (1903–1996) и Грир Гарсон (1904–1996) – американские киноактрисы. Элджер Хисс (1904–1996) – государственный деятель и дипломат, соратник президента Рузвельта в годы «нового курса», участник создания ООН.

– Ого, да вы разбираетесь.– Ну, я занимался этим делом всю жизнь, – говорит человек-опоссум.Это уже слишком. Я не могу удержаться от смеха.– Вы в отличной форме! – говорю я.– Здоровый морской воздух. И рыбалка. – Айк пятится и кидает серебристую блесну через поручни. – Но это не все, – добавляет он. – Еще в молодости я решил: если уж умирать, то только от старости. Бросил курить, потому что боялся рака. Завязал с выпивкой, потому что боялся въехать в дерево на машине. Перестал охотиться, потому что боялся снести себе башку. Перестал ходить по бабам, потому что боялся, что меня пристрелит какой-нибудь ревнивый муж. Решил увеличить свои шансы, вот что я сделал. Веселухи, конечно, много пропустил – да и черт бы с ней. Все мои друзья давно кормят червяков, а я – вот он, стою тут перед тобой!– Где вы начинали? – спрашиваю я.– В «Орегониан». А потом три года в «Пост-Интеллидженсер» в Сиэтле. – Он умолкает, чтобы надеть выцветшую кепку с длинным козырьком и отворотом, закрывающим шею. Прогуляв целый век под озоновой дырой, Айк все еще беспокоится о вреде солнечных лучей. – А затем в «Бикон Джорнал» в Акроне и недолго в «Чикаго Трибьюн» и еще в нескольких газетенках, которые уже приказали долго жить.Феноменально. Наверное, он самый старый из всех живущих авторов некрологов в мире. Я спрашиваю, о чем он еще писал.– Да обо всем. О легавых, о судьях, о политиках, – пожимает плечами Айк. – Но все закончилось некрологами. Странно, не правда ли, как некрологи могут захватить человека? Это был первый раздел, куда я попал после колледжа, и там же я работал, перед тем как уйти на пенсию. Двадцать семь лет назад…Человек-опоссум замечает, что одна удочка слабо подергивается. Он интенсивно крутит катушку и так резко дергает, что чуть не падает. Упершись костлявой коленкой в ограждение, он вытягивает здоровенного люциана и бросает его на лед.– Не пойми меня неправильно, Джек, – говорит он. – Я был хорошим журналистом, но я не твоего поля ягода.Будь чуть меньше твердости в его голосе, я бы решил, что он блефует.– Откуда вы меня знаете?– Я читаю «Юнион-Реджистер» каждый божий день, – заявляет он. – К тому же я смотрю в оба, двадцать минут назад позвонила какая-то девица и спрашивала тебя.– Это невозможно.– Думаю, она сейчас перезвонит, – говорит Айк.На меня наваливается невыносимая жара, я задыхаюсь от запаха гниющей рыбы. Я нервно оглядываю пирс, но никто к нам не идет, а Айк говорит, что почтет за честь одолжить мне свой норвежский нож, который, заверяет он, достаточно остр, чтобы пробить шкуру динозавра. Остатки здравомыслия велят мне немедленно удирать с пирса, но тоненький голосок безрассудства твердит, что я должен остаться и узнать, как Клио Рио выяснила, что именно я стою за диском в ее пакете с капустой.А они могут быть где угодно, эти наемники вдовушки, они наблюдают и ждут – на пляже, в лодке, даже в небольшом самолете.Да, на редкость хитроумный план…– Айк, вам, наверное, лучше порыбачить в другом месте.– Черт, да я с места не двинусь. – Он прищелкивает языком и насаживает на крючок новую рыбешку. – У меня было три инфаркта, сынок. Я из-за разных болячек лишился части желудка, четырнадцати футов кишок и даже старой верной простаты. Кроме того, я пережил два развода, и оба раза владение имуществом было совместным, так что на этом свете не осталось ничего, что способно меня напугать. Ждешь плохих парней?– Можно и так считать.– Просто скажи мне, что дело не в наркотиках.– Нет, наркотики ни при чем, Айк. Это для статьи.Старик-опоссум очень доволен:– Ну и славно, Джек Таггер.И тут звонит телефон.
Вот в чем моя ошибка. Я думал, что Клио запаникует, увидев диск в пакете с капустой – или, по крайней мере, после того как его прослушает. Я решил, что она перенервничает и не станет шпионить за липовым посыльным, за нашим неустрашимым Эваном.Но я недооценил маленькую барракуду. Должно быть, она позвонила менеджеру кафе и выяснила, заказывал ли кто-нибудь сэндвичи с тефтелями и капустный салат. Ей помогло то, что большинство ресторанов, принимающих заказы по телефону, используют определители номера, чтобы знать, кто им звонит, и компьютеры, чтобы хранить историю заказов. Скорее всего, таким образом менеджер и узнал мое имя, которое сообщил вдове Джимми Стомы, ибо всегда готов услужить грудастым клиенткам, к тому же еще и знаменитостям.Этого я не учел. Блин, надо ж было так облажаться. Завтра же позвоню в телефонную компанию и подключу антиопределитель номера.А теперь мне не остается ничего другого, кроме как держать хвост пистолетом и делать вид, что все идет как надо. Я жду четвертого звонка и беру трубку.– Это Синди? – мурлычу я. – Известная своей устрицей?Подействовало – из трубки доносится только учащенное дыхание. Наконец ее прорывает:– Да пошел ты, Таггер!– Как протекает вдовство, миссис Стомарти? Оно оправдало ваши ожидания?– Какой же ты ублюдок. И на кой хрен я тебе позвонила!– А это я вам сейчас подробненько растолкую. Причина номер один: вам до смерти хочется узнать, откуда у меня запись той песни. Причина номер два: вы хотите понять, удалось ли мне докопаться, что на самом деле случилось с вашим мужем.Клио не открывает ответного огня. Судя по шуму, она звонит с сотового.– А теперь слушайте внимательно, – говорю я. – Я знаю, вам наплевать на «Устрицу Синди», но есть другая песня, которую вы неустанно разыскиваете. И она у меня. Заглавная песенка для вашего альбома.– Так я тебе и поверила.Язвительность отнюдь не приличествует вдове. Настал момент спеть песенку – пора сбить с нее спесь. И я выдаю ей куплет о «шепоте волн» – Айк, потрошащий рыбу, одобрительно кивает – и заканчиваю его словами: Сердце на мели, мое сердце на мели.Оно ждет парусов на горизонте. Клио не издает ни звука.– Будь у меня группа, получилось бы, конечно, лучше, – говорю я. – Кстати, если вы еще мучаетесь с аккордами в припеве, то запишите: до мажор, соль мажор, ля минор, ля минор-септ, затем снова соль мажор…– Ты с-с-сука! – визжит она, как невоспитанная девятилетняя девчонка.Полагаю, мне следовало бы проявить больше понимания.– Клио, я просто пытаюсь вам помочь. Вы не сыграли этот минор-септ, когда исполняли песню на похоронах Джимми.Три года занятий – и песня льется из меня, как из какого-нибудь паршивого Сеговии. Андрес Сеговия (1893–1987) – испанский классический гитарист, считается основоположником современного классического гитарного направления.

Со студенческих лет я практически не играл, хотя моя «ямаха» так и пылится где-то в шкафу, а слух по-прежнему при мне.– Эй, Таггер? Тебе крышка. – Клио Рио взяла себя в руки. Впечатляет. Я понимаю теперь, что почувствовал молодой Эван тем вечером у нее в квартире – ее голос обледенел. – Тебе крышка, поганец. Я не собираюсь больше терять на тебя время.Боже, я ее за это не виню.Трубку берет мужчина.– У нас твоя подружка, – говорит он.– Она мне не подружка, но для вашей же пользы вам лучше оставить ее в живых.– Пусть поживет пока…– Это ты, Джерри? – спрашиваю я. – Звездный охранник?– Приходи в «Туда-Сюда» сегодня. В главный зал. Ровно в десять.На это я и рассчитывал: они хотят обменять Дженет на песню Джимми Стомы.– Ровно в десять, говнюк. И приноси товар. Товар? Вот что бывает, когда слишком часто смотришь полицейские сериалы.– О, – говорю я. – Ты имеешь в виду мастер-диск, принадлежавший покойному Джеймсу Брэдли Стомарти?– Ровно в десять. Приходи один. – Похоже, Джерри не горит желанием поболтать.– А как поживает твоя пустая глазница, здоровячок?Черт, стоит мне начать – и меня уже хрен остановишь.Это всегда бесило мою мать – и Анну.– Джерри, ты меня слышишь? Верни мой компьютер, ты, ничтожный обезьяноподобный недоносок.– Я тебе… – шум усиливается, как будто они проезжают мимо радиолокаторов в аэропорту, – …при первой же возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45