– Я б на твоем месте не стал ему это советовать.Дженет смеется:– Я стараюсь не думать о том, что у них там происходит, но половина этих парней времени даром не теряет. Они, наверное, учатся печатать одной рукой или типа того. Эй, ты чего пиво не пьешь?– Я был на похоронах твоего брата, – говорю я.– А. – Дженет поправляет игрушечную кобуру и садится на табурет у барной стойки. – Я не смогла себя заставить. Нарядилась во все черное, села в машину, но не смогла заставить проклятую колымагу поехать к церкви.– Я понимаю, поверь мне. Хочешь расскажу, что там было?– Надеюсь, Клио не стала петь?– Мне жаль тебя разочаровывать.Дженет стонет и прикладывает ладони к щекам:– Только не эту песню, «Я»!– Наверное, оно и к лучшему, что тебя там не было.– Джимми бы стошнило. Больше ничего не рассказывай, ладно? – Дженет смотрит на настенные часы.Я говорю:– Я пришел к тебе насчет… – Пан или пропал. Без сестры Джимми мне ничего не светит. Я никогда не добьюсь того, чтобы газета этим занялась. – Насчет вскрытия, – продолжаю я. – Ты не хочешь подать в суд? Дать делу ход?– Как? С чем мне идти в полицию? – качает головой Дженет. – Я не знаю, с какого конца подступиться.– Я знаю.Она улыбается благодарно, однако грустно.– Знаешь, я не спала ни одной ночи с тех пор, как он умер. Не могу поверить, что все случилось так, как они говорят. Я не верю ни единому слову этой жадной бездарной твари.– Думаешь, это она его убила?– Что-то там не так, – тихо говорит Дженет. – Я не знаю, если честно. Ты же у нас журналист, что ты думаешь?– У твоего брата были деньги?– Ты хочешь сказать, оставил ли он наследство? Естественно. Джимми был не дурак. Даже в старые недобрые времена сколько бы он ни тратил на наркоту – всегда посылал столько же в «Смит Барни». «Смит Барни» – транснациональная брокерская и инвестиционная компания, подразделение финансового холдинга «Ситигруп».

Для наркомана мой брат был очень дисциплинированным. Поэтому он и смог купить дом на островах.– Кстати о доме – не хочешь туда съездить?– Хорошая шутка, – саркастически фыркает Дженет.В гостиной компьютер пробуждается к жизни и приветственно пикает.– Черт! – бормочет Дженет. – Мой одинокий лесоруб.– На Багамы. Вместе со мной, – не сдаюсь я. – Поговорим с копами, которые занимались несчастным случаем с Джимми.– Ты серьезно?Компьютер продолжает умоляюще попискивать.– Джек, я не могу себе позволить поездку на острова.– Я тоже, – легко соглашаюсь я. – Но для Рэйса Мэггада-младшего это пара пустяков.– Это еще кто? – интересуется Дженет.– Пожалуйста, поехали со мной. Это не будет стоить тебе ни цента. За все заплатит газета. – Я не стараюсь выпендриться, я пытаюсь убедить самого себя, что у меня получится. По объективным причинам вахта на ниве некрологов не предусматривает расходов. – Ну так как? – спрашиваю я.– Черт, а ты по ходу не шутишь.После пятого гудка она встает, чтобы ответить на звонок.– Пожалуйста, – говорю я. – Если я поеду один, они пошлют меня куда подальше. Там, в Нассау, никогда и не слыхали про мою газету. Но ты его сестра, они обязаны с тобой поговорить.– Это не значит, что они скажут мне правду.– Иногда можно многое извлечь из вранья. Подумай об этом и позвони мне.– Работы полно. После Ларри у меня еще доктор Дэннис из Энн-Арбор и семинарист Пол из Солт-Лейк. Мой первый мормон.– Я поздно ложусь, – заверяю я.Я задним ходом выезжаю со стоянки и вижу, что в гостиной Дженет зажигаются осветительные приборы. Шторы задернуты, лишь по краям занавески пробивается яркий свет. Из дома доносится музыка – сегодня королевы парковок танцуют под джаз.
Моя мать знает, когда умер мой отец, но отказывается сказать мне.– Какая разница? Умер и умер, – говорит она.Но я хочу знать, когда он опочил, чтобы самому не умереть в том же возрасте – боюсь до чертиков. Матери не нравится эта моя навязчивая идея, и поэтому она отказывается сообщать мне информацию о Джеке Таггере-старшем, который вышел из дома, когда мне было три года, и больше уже не возвращался.– Отчего он умер? – Этот вопрос я задавал матери не один раз.– Умер и умер, – обычно отвечает она. – И перестань трястись по этому поводу – это просто смешно.Мать сохранила только одну фотографию, на которой есть мой отец. Он высокий, у него песочного цвета волосы; на фото он без рубашки и, на мой взгляд, светится здоровьем. Он обнимает мою мать загорелой рукой. Они щурятся от полуденного солнца на пляже в Клируотер – там они жили в то время. Я тоже есть на снимке – крепко сплю в коляске справа от отца.Однажды я спросил мать, как отец зарабатывал на жизнь, и она ответила: «Плохо. В этом и была проблема». На фото ему лет двадцать пять – тридцать. Это значит, будь он жив по сей день, ему исполнилось бы по меньшей мере шестьдесят восемь, а может, даже семьдесят три. Но он умер – мать не стала бы лгать.После того как Джек-старший слинял, жизнь для нас не остановилась. Мать как каторжная работала секретарем в суде, но у нее всегда оставалось время для меня и для общения. И хотя она серьезно встречалась с несколькими мужчинами, замуж вышла только после того, как я окончил школу. Я поступил в колледж, потом стал работать в газете и редко думал об отце, пока много лет спустя меня не перевели в раздел Смертей «Юнион-Реджистер». Вот тогда-то у меня и появился нездоровый интерес к смерти; к своей собственной, в частности. Поэтому я позвонил матери в Неаполь, штат Флорида (куда они с моим отчимом переехали, потому что для гольфиста там рай земной), и спросил, жив ли еще мой отец.– Нет, – спокойно ответила она.– Когда он умер?– Почему тебя это интересует?– Просто так, – сказал я.– Я точно не уверена, когда это случилось, Джек.– Мам, пожалуйста. Вспомни.– Это не важно. Умер и умер.– Как это случилось? Что-то наследственное?– Ради бога, неужели ты думаешь, что я бы тебе не сказала! – воскликнула она. – А теперь давай, пожалуйста, сменим тему. Это случилось много лет назад.– Но, мам…– Джек! Много лет назад. Это меня подкосило. Когда мать говорит «много лет назад», она имеет в виду по крайней мере лет двадцать – из чего, согласно моим расчетам, следует, что, когда отец умер, ему было не больше пятидесяти трех, а может, даже всего… Вот это был вопрос, от которого сводило кишки и яйца.Тридцать пять? Сорок? Сорок шесть?Однажды я раскрыл карты и спросил у матери:– Он был старше или младше меня, когда умер?– Оставь это свое нездоровое любопытство, – попеняла она.– Да ладно, мам. Старше или моложе?Как же мне хотелось, чтобы она сказала «моложе», потому что это означало бы, что я счастливо перескочил через рубеж. Пронесло!– Какая разница, Джек? Когда Господь призывает нас, мы идем к Нему. Очевидно, твоего отца Он призвал.– Ему было за сорок? Да или нет? Или ему было столько, сколько сейчас мне, и ты боишься в этом признаться?– Джек, эта работа плохо на тебя влияет. Может, тебе писать о чем-нибудь пожизнерадостнее? Делать обзор ресторанов, например?Иногда я ночей не сплю из-за того, что не знаю, как и когда умер мой отец. Разговаривая с матерью, я все время пытаюсь выудить у нее подробности – потому она так редко мне и звонит.– Просто скажи мне, – попросил я ее недавно, – он умер от естественных причин?– Разумеется, – утешила она. – Смерть всегда наступает от естественных причин.Это я уже слышал.– Если человек падает с двадцатого этажа, – продолжила мать, – абсолютно естественно, что он умирает. То же самое, если человек ляжет на рельсы перед поездом. Или если молния ударит в него на тринадцатом грине…– Ладно-ладно, я понял.– Сердце не бьется, легкие не дышат, мозг отключается. Конец.– Настоящая поэзия, мам. Можно я вставлю это в твой некролог?И вот сегодня, пока я жду звонка Дженет Траш, я решаюсь попробовать еще раз. Мать снимает трубку на первом гудке.– Привет, – говорит она. – Я думала, это Дэйв. Дэйв – это мой отчим. Иногда он допоздна играет в покер.– Знаешь, я у тебя кое-что хотел спросить, – начинаю я.– О господи, ты опять за свое.– Послушай, ты можешь не говорить, что именно случилось и когда и была ли это авария, или сердечный приступ, или эмболия…– Джек, ты меня беспокоишь.– …я просто хочу узнать, – не сдаюсь я, – как ты об этом узнала. Ну то есть он же все эти годы отсутствовал. Вы что, общались?– Нет!– Может, он звонил или писал?– Ни разу, – заявляет она. – Впрочем, я на это и не рассчитывала.– Так как же ты узнала, что он умер? От его родных? От полиции? Кто тебе позвонил?– Тебе завтра лететь на самолете? Да? – спрашивает мать.– И что с того?– Ты всегда сам не свой, когда тебе нужно куда-нибудь ехать.– Это неправда. – Я кривлю душой, и мама это знает.– Если это тебе поможет, то успокойся, твой отец погиб не в авиакатастрофе. Куда, кстати, тебя посылают на этот раз?– На Багамы.– Бедный ребенок, – говорит мама. – Меня бы кто-нибудь послал на Багамы.– Я собираюсь взглянуть на отчет о вскрытии. Хочешь присоединиться?– Фу!– Полечу на гидроплане. Сядем прямо в гавани Нассау.– Самолет, гидроплан – не переживай. Твой отец сыграл в ящик не от этого.– Разве я не имею права знать?Мать смеется:– Возможно, нам с тобой стоит сходить на «Салли Джесси». Популярное ток-шоу американской радио– и телеведущей Салли Джесси Рафаэл (р. 1935), в котором обсуждаются, помимо прочего, острые семейные проблемы.

Посмотрим, кто больше понравится публике.– Я тебе говорил, что каждый месяц прохожу медосмотр? С головы до пят?– Это немного слишком, Джек. Каждый месяц?– И я имею в виду полный медосмотр.– Теперь я понимаю, почему Анна тебя бросила, – говорит мать. – Ты сходишь с ума.Как будто я нуждаюсь в напоминании.– Кто был в тот раз? Стивен Крейн? Стивен Крейн (1871–1900) – американский поэт и прозаик.

Я бормочу:– Скотт Фицджеральд.– Точно! – восклицает мать.Когда меня только перевели в раздел Смертей, мне было сорок четыре – столько же, сколько Фицджеральду, когда он умер. И я не мог выкинуть эту мысль из головы, не мог спать, не мог об этом не говорить – а ведь я даже не поклонник «Великого Гэтсби».Анна пыталась помочь, но скоро поняла, что это бесполезно. И тогда она ушла. Едва мне стукнуло сорок пять, наваждение покинуло меня – но Анна так и не вернулась. Сначала Фицджеральд, сказала она, потом еще какая-нибудь мертвая знаменитость – каждый год одно и то же. Мне часто хочется позвонить ей и сказать, что я чувствую себя намного лучше в свои сорок шесть, несмотря на богатый урожай дохлых знаменитостей.– Анна не похожа на Зельду, Зельда Фицджеральд (урожденная Сейер, 1900–1948) – жена американского писателя Скотта Фицджеральда (1896–1940), автора романа «Великий Гэтсби».

– продолжает мать. – Анна была взрослой. Мне она нравилась. Дочь ее, конечно, не подарок, но Анна мне нравилась.– Мне тоже, мам.– Это все твоя богомерзкая работа – каждый день писать об умерших. Как тут не свихнуться?– Но мне уже лучше. Правда.– Тогда зачем ты звонишь с этими вопросами, Джек?– Извини.– Ты мог бы перейти в спортивную рубрику. Писать про Ассоциацию профессиональных гольфистов. Или даже про Женскую ассоциацию профессиональных гольфистов – познакомился бы с хорошей девушкой на турнире.– Я только хочу спросить, – спокойно говорю я, – откуда ты узнала про смерть отца? Просто это странно, раз ты говоришь, что не видела его и не общалась с ним все эти годы… Откуда ты узнала, мам?Мать испускает свой фирменный вздох:– Ты правда хочешь знать?– Да.– Предупреждаю: здесь есть доля иронии.– Давай, не тяни уж. Я сижу.– Я узнала об этом из газеты, Джек, – говорит она. – Они напечатали некролог. 9 В брюхе гидроплана жарко. Пахнет бензином, машинным маслом и потом, мы обмахиваемся журналами.Я нервничаю меньше обычного: мне нравится идея самолета, который может плавать. Это разумно.– Я никогда не летала на таких штуковинах, – сквозь шум двигателей доносятся слова Дженет Траш.Она сидит от меня через проход; на ней желтый пуловер без рукавов, обрезанные джинсы, сандалии и развесистая панамка. Она будто уже на островах.Я смотрю в иллюминатор на синюю ленту Гольфстрима за нами. Впереди прозрачные воды искрятся сапфирами. Дженет наклоняется ближе:– Мне здесь нравится. Я часто приезжала к Джимми – пока он не подцепил Клио.– Она себе оставит дом на Эксуме? – Я практически кричу.– Кто знает, – пожимает плечами Дженет. Она надевает те же самые дешевые очки, что были на ней вчера, когда она изображала Риту, «королеву парковки». Аллюзия на песню «Битлз» «Красотка Рита» («Lovely Rita») с альбома «Оркестр Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» («Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band», 1967).

– Эй, Джек, – говорит она, – а мой брат оставил завещание?– Ты меня спрашиваешь?– Ты же пишешь статью.Гидроплан весело скачет по волнам и пристраивается в кильватер лайнера, заходящего в гавань Нассау. Мы беспрепятственно проходим таможню, прыгаем в такси и едем через большой мост к полицейскому управлению в центре города. Я уже позвонил туда и удостоверился, что сержант Уимс сегодня на службе – но это не означает, что он будет торчать там целый день, дабы поприветствовать нас на землях Содружества. Я предупреждаю Дженет, что нам, возможно, придется ждать, но она решительна и спокойна. Я понимаю, что она волнуется, лишь по тому, как она запихивает в рот пластинки жвачки, одну за другой.– Либо жвачка, либо «Кэмел», – говорит она.Невероятно, но сержант Картрайт Уимс на месте. Молодой парень, вежливый, и выправка отличная. На столе безупречный порядок. Я называюсь сам, затем представляю Дженет как «сестру покойного».Ему жаль, говорит Уимс, что с ее братом случилось такое несчастье. На что Дженет просит:– Джек, расскажи ему, зачем мы здесь.– Разумеется. Мы по поводу вскрытия.Уимс скрещивает руки на груди и изображает вежливый интерес.– На самом деле, – говорю я, – у нас есть основания полагать, что вскрытие не проводилось. – Почему вы так думаете? – спрашивает сержант.– Потому что на теле не было швов.– Ах вот оно что. – Уимс подается вперед и открывает папку, лежащую перед ним на столе. Внутри – полицейский отчет об утоплении Джеймса Брэдли Стомарти. – Когда вы говорите о вскрытии, – говорит Уимс, бегло просматривая документы в папке, – вы, конечно, имеете в виду то, как проводят его в Штатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45