https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/180na80/
– На вашем месте я бы тоже так подумал, – соглашается Чикл. – Вы, возможно, решили, что он спятил, Джек, но он просто хочет отомстить.Теперь я понял: Чарли Чикл – юрист Макартура Полка. Он ничего не знает про Дженет Траш; он думает, я пришел, чтобы обсудить с ним деловое предложение старика.– Прежде чем мы…– Пожалуйста. – Он поднимает указательный палец. – Я знаю, что у вас есть вопросы, и я отвечу на большинство из них, если вы мне дадите такую возможность.– Я слушаю.– Как вы знаете, мистер Полк несколько лет назад продал «Юнион-Реджистер» компании «Мэггад-Фист». Взамен он получил значительную часть акций компании и пакет опционов, которые реализовал за последние полгода, чтобы добавить к своим активам. Теперь мистер Полк владеет примерно десятью процентами всех выпущенных акций «Мэггад-Фист» – а это лакомый кусочек, поверьте.Старик говорил про одиннадцать процентов, но это не так уж важно.Чикл продолжает:– В прошлом году две издательские компании независимо друг от друга начали скупать акции «Мэггад-Фист», каждая с прицелом на поглощение. Одна из них – немецкая компания, название которой я не могу выговорить, а вторая – канадская, «Бахман и кто-то там». В любом случае Рэйс Мэггад наложил в штаны и с перепугу начал с бешеной скоростью выкупать акции. Естественно, цены пошли вверх, и, разумеется, некоторые инвесторы не захотели расставаться со своими ценными бумагами, решив посмотреть, к чему приведет этот ажиотаж. Вы следите за моей мыслью?– Да. Мэггад просил Полка продать ему акции обратно.– Требовал, Джек, самым наглым образом. И раз у него ничего не вышло, он хочет, чтобы старик вставил в свое завещание пункт о том, что «Мэггад-Фист» имеет преимущественное право на выкуп акций после смерти. Теперь, – продолжает Чикл, бросив взгляд в папку, – Мак Полк не помочится на Рэйса Мэггада, даже если тот будет гореть. Думаю, не мне вам объяснять. Старик уверен, что «Мэггад-Фист» общипала его любимую газету как рождественского гуся. Иногда доктора даже запрещали ему смотреть на передовицу из опасений, что у него полетит клапан.– Извините, – вставляю я, – что перебиваю. О чем только думал Полк, когда продавал «Юнион-Реджистер» этим ублюдкам? Всего-то и надо было поинтересоваться, что они сделали с другими газетами.– Все ошибаются, Джек. Не думаю, что мистер Полк станет возражать, если я скажу вам, что семейство Мэггад предоставило ему определенные гарантии – железные гарантии, как он думал, – относительно того, как будут вестись дела в газете, – отвечает Чикл. – Вот почему он считает, что его обманули, и, как я уже говорил, жаждет мести.– И для этого ему нужен я?– Правильно.– Значит, он не просто так молол языком в больнице?– О, уверяю вас, в этом он мастер, – одобрительно кивает Чикл. – Но я также уверяю вас, что он был в здравом уме и твердой памяти. Он рассказал вам о трастовом фонде?– Да. И я ответил, что подумаю.– Хороший ответ. Означает, что вы не готовы лезть из кожи вон ради денег. – Продолжая говорить, Чикл пролистывает документы в папке. – Когда мистер Полк умрет, все принадлежащие ему акции «Мэггад-Фист» автоматически перейдут в трастовый фонд. Ваши обязанности в качестве управляющего этого фонда будут предельно просты: вы будете следить за тем, чтобы акции не попали в руки Рэйса Мэггада. Выкидывайте его письма. Не отвечайте на его телефонные звонки. И когда станете голосовать на собрании акционеров, всегда голосуйте против того, что предлагает «Мэггад-Фист». Короче говоря, ваша задача на этом посту – усложнять жизнь Рэйсу Мэггаду. Прищучивайте его при каждом удобном случае. Как вам работенка?– За сто тысяч в год… Это ведь тоже была не шутка?– Управляющему фондом полагается зарплата, Джек. Некоторые банки взяли бы куда больше.Я наслаждаюсь этим разговором, хотя, конечно, сплошной сюрреализм.– А почему его жена не может стать во главе фонда?– Она, разумеется, может, – отвечает Чарли Чикл. – Эллен настоящий боец. Но Мак не хочет, чтобы ее круглыми сутками изводили, требуя продать акции. Вы же, напротив, – как он полагает – будете только рады. Он говорит, вы чуть ли не худшего мнения о Рэйсе Мэггаде, чем он сам.– И он выбрал меня, потому что…– Потому что это приведет мистера Мэггада в бешенство. Мне дали понять, что он терпеть вас не может.– Просто ненавидит, – подтверждаю я.– У Мака, как вы знаете, нет детей. Это означает, что если вдруг когда-нибудь акции все же будут проданы, никто, кроме Эллен, не сможет претендовать на прибыль от этой сделки.– Хотел бы я знать, что должно произойти, чтобы я имел право продать акции молодому мастеру Рэйсу.– Вообще говоря, эти условия жестко оговорены. И я могу вам их назвать, – Чикл смотрит на часы, – но в другой день, когда до них дойдет очередь.– Чарли, скажите мне, что вы обо всем этом думаете?Адвокат проводит мясистым пальцем по подбородку:– Мистер Полк знает мое мнение об этом плане, но все равно решил поступить по-своему. Не волнуйтесь, все абсолютно законно, Джек, если это вас беспокоит. Должен признаться, мне было приятно составлять эти бумаги. Хотя вообще-то составление завещаний не очень-то веселый бизнес. Как, полагаю, и ваша работа – целыми днями писать некрологи.Чикл не хочет меня обидеть, но я чувствую, что у меня краснеет шея.– У вас, кстати, очень хороший слог, – прибавляет он. – Вы душевно проводили в последний путь нескольких моих любимых клиентов. Уверен, что то же самое вы сделаете и для Мака.– Он еще всех нас переживет.– Ха! Сомневаюсь, – невесело возражает Чикл. Он встает, и я следую его примеру. – Было приятно познакомиться, Джек. Позвоните мне, когда примете решение.– У меня к вам еще одно дело.Он корчит извиняющуюся гримасу:– Это очень важно? Потому что у меня действительно нет времени…– Речь идет о жизни и смерти, Чарли. Я работаю над статьей про брата Дженет Траш.Вокруг глаз адвоката собираются морщинки.– Что за статья?– Не очень-то веселая. Мы расследуем обстоятельства его гибели на Багамах.– Но в вашей газете написали, что это был несчастный случай.– Да. А мы никогда-никогда не ошибаемся. Присядьте, Чарли. – И, боже правый, он садится. – Кто-то вломился к Дженет в квартиру в эти выходные, этот кто-то думал, что у нее есть нечто, принадлежащее Джимми. Теперь она пропала и…– Вовсе нет.Теперь моя очередь сесть.– Что?– Она позвонила мне сегодня утром, Джек. Сказала, что один ее приятель нажрался как свинья и разгромил ее квартиру. Она сейчас у знакомых – то ли в Лодердейле, то ли в Бока, в общем, в тех краях. Еще сказала, чтобы я ни за что не отправлял ей домой чек на наследство, пока она не вернется, потому что тот придурок все еще может быть там. – Адвокат фыркает. – А ведь я говорил этой молодой леди, и не раз, что деньги брата она сможет получить только через несколько месяцев.– Вы сами разговаривали с Дженет?– Нет, одна из моих секретарш.– А секретарша знает ее голос?– Да ладно вам, перестаньте.– Чарли, сколько у вас клиентов – пара сотен? И ваши секретарши знают голос каждого?– Нет, молодой человек, – говорит он. – Но у меня нет причин подозревать, что кто-то иной, а не мисс Траш, звонил в мой офис сегодня утром.Он замолкает. Ждет, что я выложу свою теорию. Но я держу рот на замке.– Она не оставила номер телефона?– Вообще-то нет. Она сказала Мэри, что перезвонит, – отвечает Чикл. – А теперь не поделитесь ли со мной вашими мыслями по этому поводу…– Не могу. – Слова комком шерсти застревают у меня в горле.И перед тем как отправить меня восвояси, Чарли Чикл роняет:– Не позволяйте воображению бежать впереди вас, Джек. Иногда дела обстоят именно так, как это представляется на первый взгляд.
Эмма хочет со мной пообедать и настаивает, что сама поведет машину. Она привозит меня в тускло освещенный итальянский ресторан, и мы выбираем столик подальше от входа. Она усталая, говорит, что тоже плохо спала ночью. Двадцать семь лет – я стараюсь на этом не залипать. Как неосмотрительно – проецировать собственные бредовые фобии на других людей; на мою голову хватит и мистера Керуака.В ресторане прохладно, и Эмма трет руки, чтобы согреться. Я пересаживаюсь к ней поближе и обнимаю за плечи – чувствуется, что эти объятия мне гораздо приятнее, чем ей. Она оживляется, лишь когда я рассказываю ей про звонок в офис Чарли Чикла. Как и я, она хочет верить, что звонила действительно Дженет. Мы старательно молчим про кровь на ковре. И не притрагиваемся к вину.Безжизненным тоном она говорит:– Возможно, ты прав. Наверное, я не создана для работы в газете.– Такое случается не каждый день. – Это я о сестре Джимми.– А что, если она мертва, Джек?– Ну, тогда… не знаю. Мы доведем дело до конца. Распутаем эту чертову историю.Я не обманываю Эмму. Она знает, что я в полном замешательстве.– А кроме вдовы, у тебя есть идеи, куда все это может привести? Почему люди умирают и пропадают?– Мне нужно подумать, – отвечаю я.– Рок-певец, о котором никто не слышал многие годы, безработный пианист…Похоже, у нее сдают нервы. Я говорю ей, что мы не можем бросить это дело. Особенно сейчас.А Эмма отвечает:– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Как ни странно, это правда.Она смотрит на меня своими нефритовыми глазами. И я вдруг говорю:– Интересно, кто напишет мой некролог?– Напиши сам, умник. Мы его придержим до нужного момента.– Хорошо, но мне нужна от тебя приличная цитата. Ты ведь мой босс и все такое.– Отлично, – соглашается Эмма. – «Джек Таггер был очень неуравновешенным человеком…– …но талантливым и уважаемым журналистом. Вся наша редакция будет скорбеть по нему…– …целых пять минут, – встревает Эмма.– Особенно Эмма Коул, ибо она так и не переспала с ним, хотя слышала, что в этом деле он превосходил многих…»– Ах ты… – Она сбрасывает мою руку и пихает меня локтем в бок – начинается возня, мы смеемся и толкаемся. Это так мило, почти уютно. И кто, кроме Эвана, мог бы подумать – где моя самоуверенность? Самый обычный флирт – и вместо того чтобы спасать Эмму, я теперь пытаюсь ее соблазнить. Или надеюсь, что она меня соблазнит. Это уж как пойдет.Эмма сообщает, что звонила отцу и рассказала ему про Джимми Стому и про исчезновение Дженет. Он велел ей быть осторожной, сидеть в редакции и оставить опасные вылазки журналистам. Она признается, что слова эти ее немного разозлили, а я советую не понимать их превратно. Будь я ее отцом, я бы сказал то же самое.– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – просит Эмма.– Хорошо. Не обижайся, но в последнее время меня преследуют сладострастные мысли о тебе. И я употребляю слово «сладострастные» в его самом чистом и нравственном значении.– Другими словами, ты хочешь секса, – говорит она. – А я еще ничего не решила по этому поводу. Поэтому давай сменим тему.– Ладно. Как насчет такой? У меня в холодильнике больше нет замороженной ящерицы.– Да?– С той самой ночи, когда ко мне вломился грабитель. Я набил злодею морду вараном.– Ты шутишь.– Вот и нет. И это был огромный варан, поверь мне. Надеюсь, я хорошо отделал ублюдка.– А как же старый добрый пистолет? – спрашивает Эмма.– С пистолетом любой дурак сможет.Вернувшись в редакцию, я нахожу на столе записку от Гриффина, который не верит в электронную почту. Заляпанная кофе записка нацарапана карандашом, все буквы заглавные: КОПЫ НЕ ПОЕХАЛИ НА ВЫЗОВ ПО 911 В ДОМ ТРАШ ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗВОНИЛА НАКАНУНЕ + СКАЗАЛА ЧТОБЫ НЕ ЕЗДИЛИ. СКАЗАЛА ЭТО ЕЕ ПЬЯНЫЙ ДРУЖОК УЧИНИЛ РАЗГРОМ + ОНА С НИМ ПОРВАЛА + ОНА НЕ ХОЧЕТ ПОДАВАТЬ В СУД. ЕСЛИ НУЖНЫ ПОДРОБНОСТИ, ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ. Г.
Я показываю эту записку Эмме.– Так значит, она жива! – восклицает она.Но я настроен менее оптимистично. Дженет никогда не упоминала, что у нее есть приятель. Она говорила про бывшего мужа, про извращенцев из Интернета, но я ни разу не слышал от нее про дружка. – Может, с ней все в порядке, – говорю я Эмме, – а может, звонил кто-то, выдававший себя за нее.– Кто, например?– Мне приходит на ум только вдова Стомарти. Молодой Эван разнюхает, что к чему.Эмма встревоженно пищит:– Эван? Наш Эван? 20 Настоящее имя парня – Доминик Домингес, но все зовут его Домми. Его мать показывает нам путь в святая святых.– Чао, – кричит он из-за двери, заслышав наши шаги. Мать тихонько стучит:– Милый, пришел Хуан Родригес. Вы договаривались, помнишь?– Как он одет? – спрашивает Домми из-за двери.Хуан предупреждал меня, что парень нервный и со странностями, поэтому мне следует забыть о шутках.– Рубашка от Ральфа Лорена, – отвечает мать Домми, – красивого голубого цвета. Без галстука, милый.У ребенка вполне разумная фобия – он боится взрослых дядей в галстуках. Мой галстук а-ля Джек Уэбб – в химчистке, а Хуан снял свой в машине.– Пусть заходит, – кричит Домми.Перед тем как удалиться, его мать трогает Хуана за рукав:– Будьте любезны, спросите у него, не хочет ли он ням-ням.В комнате Домми жарко, как в доменной печи, из-за всех этих электронных приборов. Низкий гул вызывает у меня ассоциации с кроватью-массажером. Я, можно сказать, полный профан в компьютерах, а вот Домми с ними явно на «ты». Окруженный со всех сторон «железом», он напряженно работает, обратив костлявую спину к двери.– Здорово, чувак! – говорит Хуан.Ребенок не оборачивается.– Минуточку, – бормочет он. – Кто это с тобой?– Мой друг Джек. Тот, о котором я говорил по телефону.– Здорово, Джек!– Привет, Домми.Парень вовсю рубится в компьютерную игрушку, крепко вцепившись в джойстик; на экране два скейтбордиста сражаются под какой-то трэшак типа «Антракса». «Антракс» (с 1981) – американская трэш– и хэви-метал-группа.
Хуан бросает на меня взгляд и пожимает плечами. В комнате не на что присесть. Кровать завалена пустыми коробками с надписями «Делл», «Хьюлетт-Паккард» и «Эппл». Я потею как грузчик.Хуан говорит:– Твоя мать интересуется, будешь ли ты ужинать.– Не сейчас! – Скейтбордисты на мониторе сражаются, выделывая кренделя на досках. – Мочи его! – вскрикивает Домми, обращаясь к своему герою. – Мочи этого недоноска, Тони!Я слегка толкаю Хуана, он хмурится.– Убирайтесь отсюда! Я не шучу, парни! – орет Домми – судя по всему, уже нам.Мы отступаем в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Эмма хочет со мной пообедать и настаивает, что сама поведет машину. Она привозит меня в тускло освещенный итальянский ресторан, и мы выбираем столик подальше от входа. Она усталая, говорит, что тоже плохо спала ночью. Двадцать семь лет – я стараюсь на этом не залипать. Как неосмотрительно – проецировать собственные бредовые фобии на других людей; на мою голову хватит и мистера Керуака.В ресторане прохладно, и Эмма трет руки, чтобы согреться. Я пересаживаюсь к ней поближе и обнимаю за плечи – чувствуется, что эти объятия мне гораздо приятнее, чем ей. Она оживляется, лишь когда я рассказываю ей про звонок в офис Чарли Чикла. Как и я, она хочет верить, что звонила действительно Дженет. Мы старательно молчим про кровь на ковре. И не притрагиваемся к вину.Безжизненным тоном она говорит:– Возможно, ты прав. Наверное, я не создана для работы в газете.– Такое случается не каждый день. – Это я о сестре Джимми.– А что, если она мертва, Джек?– Ну, тогда… не знаю. Мы доведем дело до конца. Распутаем эту чертову историю.Я не обманываю Эмму. Она знает, что я в полном замешательстве.– А кроме вдовы, у тебя есть идеи, куда все это может привести? Почему люди умирают и пропадают?– Мне нужно подумать, – отвечаю я.– Рок-певец, о котором никто не слышал многие годы, безработный пианист…Похоже, у нее сдают нервы. Я говорю ей, что мы не можем бросить это дело. Особенно сейчас.А Эмма отвечает:– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Как ни странно, это правда.Она смотрит на меня своими нефритовыми глазами. И я вдруг говорю:– Интересно, кто напишет мой некролог?– Напиши сам, умник. Мы его придержим до нужного момента.– Хорошо, но мне нужна от тебя приличная цитата. Ты ведь мой босс и все такое.– Отлично, – соглашается Эмма. – «Джек Таггер был очень неуравновешенным человеком…– …но талантливым и уважаемым журналистом. Вся наша редакция будет скорбеть по нему…– …целых пять минут, – встревает Эмма.– Особенно Эмма Коул, ибо она так и не переспала с ним, хотя слышала, что в этом деле он превосходил многих…»– Ах ты… – Она сбрасывает мою руку и пихает меня локтем в бок – начинается возня, мы смеемся и толкаемся. Это так мило, почти уютно. И кто, кроме Эвана, мог бы подумать – где моя самоуверенность? Самый обычный флирт – и вместо того чтобы спасать Эмму, я теперь пытаюсь ее соблазнить. Или надеюсь, что она меня соблазнит. Это уж как пойдет.Эмма сообщает, что звонила отцу и рассказала ему про Джимми Стому и про исчезновение Дженет. Он велел ей быть осторожной, сидеть в редакции и оставить опасные вылазки журналистам. Она признается, что слова эти ее немного разозлили, а я советую не понимать их превратно. Будь я ее отцом, я бы сказал то же самое.– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – просит Эмма.– Хорошо. Не обижайся, но в последнее время меня преследуют сладострастные мысли о тебе. И я употребляю слово «сладострастные» в его самом чистом и нравственном значении.– Другими словами, ты хочешь секса, – говорит она. – А я еще ничего не решила по этому поводу. Поэтому давай сменим тему.– Ладно. Как насчет такой? У меня в холодильнике больше нет замороженной ящерицы.– Да?– С той самой ночи, когда ко мне вломился грабитель. Я набил злодею морду вараном.– Ты шутишь.– Вот и нет. И это был огромный варан, поверь мне. Надеюсь, я хорошо отделал ублюдка.– А как же старый добрый пистолет? – спрашивает Эмма.– С пистолетом любой дурак сможет.Вернувшись в редакцию, я нахожу на столе записку от Гриффина, который не верит в электронную почту. Заляпанная кофе записка нацарапана карандашом, все буквы заглавные: КОПЫ НЕ ПОЕХАЛИ НА ВЫЗОВ ПО 911 В ДОМ ТРАШ ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗВОНИЛА НАКАНУНЕ + СКАЗАЛА ЧТОБЫ НЕ ЕЗДИЛИ. СКАЗАЛА ЭТО ЕЕ ПЬЯНЫЙ ДРУЖОК УЧИНИЛ РАЗГРОМ + ОНА С НИМ ПОРВАЛА + ОНА НЕ ХОЧЕТ ПОДАВАТЬ В СУД. ЕСЛИ НУЖНЫ ПОДРОБНОСТИ, ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ. Г.
Я показываю эту записку Эмме.– Так значит, она жива! – восклицает она.Но я настроен менее оптимистично. Дженет никогда не упоминала, что у нее есть приятель. Она говорила про бывшего мужа, про извращенцев из Интернета, но я ни разу не слышал от нее про дружка. – Может, с ней все в порядке, – говорю я Эмме, – а может, звонил кто-то, выдававший себя за нее.– Кто, например?– Мне приходит на ум только вдова Стомарти. Молодой Эван разнюхает, что к чему.Эмма встревоженно пищит:– Эван? Наш Эван? 20 Настоящее имя парня – Доминик Домингес, но все зовут его Домми. Его мать показывает нам путь в святая святых.– Чао, – кричит он из-за двери, заслышав наши шаги. Мать тихонько стучит:– Милый, пришел Хуан Родригес. Вы договаривались, помнишь?– Как он одет? – спрашивает Домми из-за двери.Хуан предупреждал меня, что парень нервный и со странностями, поэтому мне следует забыть о шутках.– Рубашка от Ральфа Лорена, – отвечает мать Домми, – красивого голубого цвета. Без галстука, милый.У ребенка вполне разумная фобия – он боится взрослых дядей в галстуках. Мой галстук а-ля Джек Уэбб – в химчистке, а Хуан снял свой в машине.– Пусть заходит, – кричит Домми.Перед тем как удалиться, его мать трогает Хуана за рукав:– Будьте любезны, спросите у него, не хочет ли он ням-ням.В комнате Домми жарко, как в доменной печи, из-за всех этих электронных приборов. Низкий гул вызывает у меня ассоциации с кроватью-массажером. Я, можно сказать, полный профан в компьютерах, а вот Домми с ними явно на «ты». Окруженный со всех сторон «железом», он напряженно работает, обратив костлявую спину к двери.– Здорово, чувак! – говорит Хуан.Ребенок не оборачивается.– Минуточку, – бормочет он. – Кто это с тобой?– Мой друг Джек. Тот, о котором я говорил по телефону.– Здорово, Джек!– Привет, Домми.Парень вовсю рубится в компьютерную игрушку, крепко вцепившись в джойстик; на экране два скейтбордиста сражаются под какой-то трэшак типа «Антракса». «Антракс» (с 1981) – американская трэш– и хэви-метал-группа.
Хуан бросает на меня взгляд и пожимает плечами. В комнате не на что присесть. Кровать завалена пустыми коробками с надписями «Делл», «Хьюлетт-Паккард» и «Эппл». Я потею как грузчик.Хуан говорит:– Твоя мать интересуется, будешь ли ты ужинать.– Не сейчас! – Скейтбордисты на мониторе сражаются, выделывая кренделя на досках. – Мочи его! – вскрикивает Домми, обращаясь к своему герою. – Мочи этого недоноска, Тони!Я слегка толкаю Хуана, он хмурится.– Убирайтесь отсюда! Я не шучу, парни! – орет Домми – судя по всему, уже нам.Мы отступаем в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45