– «Образы» должны быть для всех, а не только для богатых.
Эллиот улыбнулся, глядя в ее светло-голубые глаза, которые он так сильно любил.
– У тебя уже есть два журнала для аристократии. «Мода» – для элегантных, увешанных драгоценностями, обольстительных женщин, а «Спинакер» – для их любящих яхты мужей.
– «Его и ее» журналы? – тихо рассмеялся Эллиот.
– Да. «Его и ее» журналы для твоих друзей, – пожала плечами Мередит. – И это замечательно. Эти журналы восхитительны.
– Но…
– Но «Образы» должны стать журналом для всех. Я не имею в виду цену. Люди готовы платить за качество. Я имею в виду видение. Поэзия, литература и иллюстрации должны быть интересны всем. Совсем как закаты, розы и… – Мередит снова пожала плечами.
– У тебя нос красный, – нежно сказал Эллиот, направляясь к жене.
– Я немного смущена. Хочу сказать, что у тебя целая империя по издательству журналов. Ты знаешь, что…
– Это ерунда на самом деле. – Эллиот вытер пятно от краски с ее носа и потом поцеловал Мередит в это место. – Я люблю тебя, Мередит. И ты права насчет «Образов». И насчет закатов. И насчет роз. Если ты поможешь мне, если ты напомнишь мне об этом видении, если мы сделаем это вместе…
– Ты, я и Чарлз, – пробормотала Мередит, нежно дотронувшись до своего живота под кофтой для рисования. Через три месяца у нее родится ребенок Эллиота. Эта мысль наполняла ее радостью. Имя Чарлз для мальчика выбрал Эллиот.
– Ты, я и Джейсон, – сказал Эллиот, сделав легкий акцент на имени, выбранном Мередит.
– Джейсон, если он родится таким же блондином, как я. Но если он будет темноволосым, как ты, тогда Чарлз. Или Ребекка, если родится девочка. – Именно так они договорились.
– И ты, и я, и Джейсон, или Чарлз, или Ребекка превратим «Образы» в красивое издание для всех и каждого. – Эллиот обнял свою жену.
– Да, дорогой, мы сделаем это.
У Мередит начались схватки в шесть часов вечера одиннадцатого ноября. Через двенадцать часов она родила крепкого золотоволосого мальчика со светло-голубыми глазами. Роды прошли благоприятно. Эллиот находился рядом с женой все время, дотрагивался до нее, гладил ее мокрые светлые волосы. Спустя тридцать минут после родов Мередит была уже в больничной палате в объятиях мужа и держала на руках своего красивого ребенка.
– Он так похож на тебя, – с любовью прошептал Эллиот.
– Все дети… Нет, ты прав. Он действительно похож на меня, – улыбаясь, сказала Мередит, уткнувшись носом в шелковистые светлые волосы ребенка. – Думаю, он – Джейсон.
– Он – Джейсон.
– Нашего следующего сына назовем Чарлзом, хорошо? Не важно, как он будет выглядеть и на кого родится похожим.
– Нашего следующего сына? Ты готова снова пройти через все это? – поддразнил жену Эллиот.
Мередит ничего не ответила, только крепче прильнула к мужу и кивнула головой, прижавшись головой к его губам.
– Я люблю тебя, Мередит.
– Я люблю тебя, Эллиот.
Некоторое время Эллиот молча и нежно обнимал свою жену и сына. Потом вдруг Мередит резко отпрянула от него, пытаясь заглянуть мужу в глаза.
– Мередит? – Эллиот заметил страх в ее светло-голубых глазах. Чего она испугалась? – Мерри?
– Пообещай мне кое-что, Эллиот. – Ее тон казался настойчивым.
– Все что угодно, дорогая. – Что происходит не так?
– Пообещай мне, что ты станешь любить его, лелеять его, защищать его. Всегда!
– Конечно, обещаю это. Но мы будем это делать вместе. Навсегда.
– Но если что-нибудь со мной случится, – настаивала Мередит, и по ее щекам потекли неожиданные слезы.
– Ничего с тобой не случится, – твердым тоном сказал Эллиот, стараясь скрыть свое беспокойство. – Мередит, что-то не так?
– Не знаю, – честно ответила она, пытаясь улыбнуться. Ее губы дрожали. – Думаю, меня просто переполняют чувства, когда я смотрю на нашего бесценного малыша, на нашего замечательного Джейсона.
Но было кое-что еще. Она испытывала глубокое чувство страха и пустоты. Ей казалось, что с ней происходит что-то ужасное.
Эллиот снова прижал к себе Мередит, поцеловал ее и ребенка и почувствовал, как сильно дрожит его жена.
Потом началась боль. Судорожная, мучительная, от которой у нее перехватило дыхание и слезы брызнули из глаз.
– Эллиот, – промолвила Мередит, – позови доктора, пожалуйста.
Когда Эллиот ринулся из комнаты, он заметил кровь, которая уже начала просачиваться сквозь постельное белье. Мередит обхватила руками Джейсона и прижалась губами к его теплому, нежному лобику, пытаясь собраться с силами, стараясь глубже дышать.
Эллиот вернулся немедленно вместе с двумя докторами и медсестрой.
Мередит улыбнулась ему рассеянной, мечтательной, любящей улыбкой. Она протянула мужу Джейсона и сказала: «Всегда люби его, Эллиот. И помни, я всегда буду любить тебя. Всегда».
Оказалось невозможным остановить кровотечение и спасти Мередит. Когда доктора отчаянно, но тщетно боролись за жизнь Мередит, они поняли причину ее кровотечения. Сохранившиеся остатки зачатия… вторая плацента… еще одна жизнь.
Второй ребенок, близнец, был крошечным и казался не доношенным. Он был слишком слабеньким, слишком маленьким, чтобы выжить. И все-таки он дышал. А его сердце билось. Доктора быстро поместили его в инкубатор отделения новорожденных.
– Доктор, вы говорили с ним? – Главная медсестра отделения новорожденных многозначительно посмотрела на инкубаторскую табличку с надписью «Мальчик. Синклер». – Прошло уже почти две недели.
– Знаю. – Доктор поморщился.
– Может быть, ему трудно возвращаться сюда из-за жены. Но ведь это его сын борется здесь за свою жизнь!
Доктор подошел к инкубатору, где находился новорожденный мальчик Синклера, и взглянул на крошечного младенца. Он был таким маленьким, таким беспомощным, таким одиноким. Он болтал в воздухе своими малюсенькими ручками и ножками. Может быть, он пытался обнаружить признаки жизни и тепла в своем холодном, одиноком мире.
Доктор просунул в инкубатор палец, поближе к маленькой ручонке. Реакция оказалась мгновенной и интуитивной. Крошечные пальчики обхватили палец доктора, крепко сжали его, не желая выпускать.
У доктора на глазах появились слезы. Кто станет любить тебя, маленький мужчина? Кто будет заботиться о тебе так, как заботилась бы о тебе твоя мама?
«Только не твой отец», – сердито подумал доктор. Неужели Эллиот Синклер смеет обвинять в смерти своей жены этого беспомощного младенца? Но доктор подозревал, что именно так и поступает Эллиот. Это просто от безумного горя. Конечно, это пройдет.
Но доктор ошибался. Как неприятно ему было вспоминать разговор с Эллиотом – да, тот, наконец, согласился поговорить. Доктор с воодушевлением рассказал о заметном прогрессе его сына и описал, каким бойцом оказался малыш. Доктор спросил Эллиота, как бы тот хотел назвать сына. Эллиот ответил только:
– Если он выживет, назовите его Чарлзом.
Чарлза Синклера выписали из больницы, когда ему исполнилось два месяца. Для него была приготовлена детская комната подальше от спальни Эллиота, где спал Джейсон. Все слуги были предупреждены, что в Уиндермире появится еще один младенец.
Когда Чарлза привез из больницы шофер, Эллиот играл с Джейсоном в гостиной. Шофер получил указание отнести Чарлза в отдельную детскую комнату, подальше от Эллиота и Джейсона. Но как только шофер с Чарлзом на руках переступил порог дома, Джейсон стал рассеянным, начал хмуриться и проявлять беспокойство. Он извивался в руках Эллиота и протягивал ручки в направлении холла.
Эллиот что-то нежно говорил малышу, но Джейсон не мог успокоиться, на его глазах даже заблестели слезы. Эллиот поднес ребенка к окну, чтобы тот полюбовался видом бескрайнего серо-зеленого холодного Атлантического океана. Обычно Джейсону это нравилось, словно он чувствовал красоту, хотя его детские глазки в действительности не могли охватить весь простор. Но только не сегодня. Сегодня Джейсон не переставал поворачиваться, теперь практически неистово, в сторону холла.
Наконец Эллиот, хотя и неохотно, подчинился настойчивому требованию Джейсона. Шофер и няня Чарлза собирались отнести мальчика наверх, в его дальнюю, отдельную детскую комнату. Не успел Эллиот появиться с Джейсоном на руках, как Чарлз оживился, его тоненькое и спокойное тельце стало проявлять энергию и нетерпение.
А когда Чарлз увидел своего близнеца, первая улыбка за столь короткую, но одинокую жизнь появилась на его лице, и с тонких губ сорвался звук, первый звук за все эти два месяца – тихий визг удовольствия. Джейсон взвизгнул в ответ. Он начал улыбаться, смеяться и извиваться, требуя, чтобы Эллиот поднес его ближе к брату.
Наконец близнецы оказались достаточно близко, чтобы снова дотрагиваться друг до друга, как они делали в течение первых девяти месяцев их жизни. Пухлые, мягкие, с ямочками ручонки Джейсона схватили тоненькие, хрупкие ручки Чарлза. Маленькие пальчики исследовали глаза, носики и ротики. И все время они разговаривали друг с другом – на языке «ау» и «агу» – и смеялись.
После обеда Чарлз и Джейсон провели время вместе – это был вечер их воссоединения – на пушистом голубом одеяле, расстеленном на полу в гостиной. Эллиот наблюдал за происходящим с изумлением и беспокойством. Его счастливый, очаровательный, обожаемый Джейсон сейчас казался еще более счастливым.
«Джейсон хочет быть с Чарлзом», – думал Эллиот, глядя на своих спящих сыновей – спящих в объятиях друг друга. Каждый из них сосал во сне большой палец братишки, словно свой собственный пальчик. И все это вместе представляло картину гармонии и умиротворения. «Я не могу разлучить их, если Джейсон хочет быть с Чарлзом».
Эллиот не мог разлучить Чарлза и Джейсона. Но он мог не обращать внимания на Чарлза. Когда Эллиот возвращался поздно вечером с работы, он подходил к детской кроватке и ласковым и нежным голосом произносил имя Джейсона. Потом Эллиот брал на руки своего золотоволосого сына и уходил из комнаты, оставляя Чарлза в одиночестве, а тот отчаянно протягивал свои маленькие ручонки на любящий голос отца, когда тот растворялся в темноте.
Чарлз на бесконечно долгие часы оставался один в темноте и тишине. И по мере того как мальчики становились старше, Чарлз начал понимать, что хотя они с Джейсоном были близки и хотя он жаждал отцовской любви не меньше, чем Джейсон, любимым был только Джейсон.
В Джейсоне было что-то удивительное. И это «что-то» делало Джейсона любимым.
С Чарлзом было что-то не так. И это «что-то» делало Чарлза нелюбимым.
Чарлз проводил с Джейсоном счастливые часы. Они играли в сотни игр – в тысячи игр. Одна игра сменялась другой без всяких пауз: то они терпеливо, по очереди наполняли пластмассовое ведерочко песком, то, в другое мгновение, шумно гонялись друг за другом по траве, а потом вдруг начинали тянуть друг друга за волосы и смеяться.
Однажды после обеда – мальчикам тогда уже исполнилось по два года – Эллиот наблюдал, как близнецы играли в «перетягивание каната». Упершись своими крепкими ножками, которые только недавно научились ходить хоть с какой-то степенью уверенности, каждый из братьев схватился за угол шелковой подушки. В тот день первым сдался Чарлз. Джейсон, будущий победитель, упал навзничь, не выпуская подушки из рук. Он со стуком ударился головой об пол и какое-то мгновение решал, стоит ли ему рассмеяться, поскольку он выиграл игру, или же расплакаться, поскольку громкий стук испугал его. Эллиот кинулся к сыну проверить, все ли с ним в порядке.
И это уже была не игра. Дальше все пошло еще хуже. Как только Эллиот убедился, что с Джейсоном все в порядке, он бросился к Чарлзу и яростно схватил его.
– Ты плохой, плохой мальчик! – ругался Эллиот, снова и снова шлепая Чарлза, с каждым разом все сильнее и сильнее. – Ты отвратительный мальчик!
– Ни-ни-ни! – кричал Джейсон. Вместо нет, он всегда произносил ни. Он ковылял к Эллиоту, махая своими маленькими ручками. Когда он подошел к отцу, его светло-голубые глаза наполнились слезами, а лицо искривилось от ужаса, потому что он видел, как его отец обращается с Чарлзом. Маленькими ручонками Джейсон схватил Эллиота за локоть. – Ни!
Эллиот мгновенно прекратил шлепать Чарлза, как только увидел выражение глаз Джейсона – словно он наказывал Джейсона, а не Чарлза, будто, обижая Чарлза, он тем самым причинял боль Джейсону.
– Джейсон, не плачь, – прошептал Эллиот, отпустил Чарлза и взял своего любимца на руки. Чарлз упал на землю, громко рыдая от боли и обиды, в то время как Эллиот держал Джейсона на руках, ласково разговаривал с ним, успокаивал его.
Шлепанье Чарлза в тот день стало первым и последним прикосновением Эллиота к Чарлзу. Больше он не ругал Чарлза – Эллиот просто пренебрегал им, – до тех пор, пока мальчикам не исполнилось по четыре с половиной года. Тогда в июне, пока Джейсон занимался в детской группе «Яхт-клуба в заливе Пеконик», Эллиот позвал Чарлза в свой кабинет.
– Ты должен прекратить разговаривать с Джейсоном. – Эллиот сердито смотрел на Чарлза.
– Сэр?
– Джейсон не говорит по-английски. Ни одного слова. И это твоя вина.
Чарлз с трудом сдержался, чтобы не расплакаться. Это правда, что Джейсон не говорил ни на каком языке, но Чарлз его прекрасно понимал. У них с Джейсоном был свой собственный язык. Но в то время как Чарлз учился языку своих нянь, языку книжек и языку их отца, Джейсон резвился и проявлял к речи полное безразличие. Джейсон понимал английский язык. Но он не говорил на нем. Казалось, его вполне устраивает то, что Чарлз переводит его слова.
«Папа, это не моя вина, что Джейсон не говорит по-английски. Пожалуйста, не обвиняй меня».
– Пока вы с Джейсоном будете продолжать общаться на вашей тарабарщине, Джейсон никогда не научится разговаривать как надо. И если ты не прекратишь это немедленно, я отошлю тебя отсюда. Ты оказываешь дурное влияние на Джейсона. Ему будет лучше без тебя.
– Нет, пожалуйста, папа! – В глазах Чарлза потемнело, он почувствовал, как безмолвие начинает окутывать его. Его сердечко колотилось от ужаса. – Я сделаю так, чтобы Джейсон научился говорить по-английски, – пролепетал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54