Она сама ничего не слышала, кроме громких ударов крови в ее висках.
– Конечно, ты. Можно взять на работу кого-то другого, но мы с Джейсоном хотели бы, чтобы сначала ты обдумала это предложение. Я не знаю, собиралась ли ты всю жизнь заниматься судебными разбирательствами и преступлениями или…
– Я не знаю, – промолвила Брук, покачав головой.
– Ты можешь рассмотреть наше предложение?
– Да. Мне нужно обдумать его.
– Конечно. Сообщи мне свое решение, как только примешь его.
Все остальное время обеда Чарлз и Брук провели, разговаривая о ее и о его работе, о книгах и театре; они даже обсудили переход от долгой, мягкой осени к холодной зиме. Чарлз и Брук затронули много тем в разговоре, но ни один из них, ни разу не упомянул Мелани.
Вечером Брук с изумлением смотрела на свою сестру. Мелани выглядела очень усталой. Ее лицо похудело и осунулось, а блестящие голубые глаза стали серыми и безжизненными.
– Ты не больна? – спросила Брук в то же мгновение, как Мелани открыла дверь.
– Нет, просто я немного устала. Я работаю сверхурочно.
Спрос на Мелани Чандлер возрастал день ото дня. Мелани попросила Адама загрузить ее настолько, насколько возможно. Ей хотелось быть такой занятой, чтобы не оставалось времени думать. Она могла создать на съемке красоту, энергичность и ослепительный блеск, если пыталась это сделать. Сегодня, когда они собирались отпраздновать наедине с Брук их день рождения, Мелани забыла о том, что надо что-то изображать на лице.
– Ты заболела в Европе? – не отставала Брук.
– Ну что ты. Я абсолютно здорова. – Мелани сделала так, чтобы заблестели ее потускневшие голубые глаза.
Мелани проводила Брук в гостиную в пастельных тонах. На стеклянной крышке стола лежал поднос с сельдереем и морковными палочками, аккуратно разложенными разноцветными рядами вокруг мисочки с крабовым мясом.
– Ты встречалась с Чарлзом, Брук? – спросила Мелани, когда они сели за стол.
– Да. – «Зачем ты хочешь об этом знать? Тебе доставляет удовольствие видеть мою боль?» Брук почувствовала приступ гнева.
– Как он?
– А как ты сама думаешь?
– Прекрасно, полагаю. – «Почему Брук так сердито смотрит на меня?»
– Ты действительно изумляешь меня, Мелани. Ты должна иметь все и всех, и этого все равно недостаточно. Недостаточно для тебя до тех пор, пока ты не выбрасываешь их вон.
– Брук, о чем ты говоришь?
– О Чарлзе. Тебе недостаточно знать, сколько боли ты причинила ему. Тебе еще нужно унизить его публично.
– Что? Это Чарлз бросил меня. – Глаза Мелани наполнились слезами. – Я оказалась недостаточно хорошей для него.
– Недостаточно хорошей? Ослепительная красавица Мелани недостаточно хороша? – Брук встала. Она прищурила свои темно-синие глаза, глядя на сестру. – В какую игру ты играешь сейчас.
– Я не играю ни в какую игру! Я никогда не была достаточно хорошей для тебя, Брук. И с самого начала ты дала мне понять, что не думаешь, что я достаточно хороша для Чарлза.
От изумления Брук онемела. О чем говорит Мелани? Она просто пытается свалить вину с больной головы на здоровую. Но ей это не удастся. Когда Брук заговорила, ее тон был холодным как лед:
– Весь мир знает о том, что случилось. Почему же ты врешь!
– Я не обманываю тебя, Брук!
– Лжешь!
Брук и Мелани пристально и сердито смотрели друг на друга, не веря своим глазам. Всего в нескольких словах всплыли все негодование, горечь и злость многих лет. Наконец они высказали вслух приносящую боль правду, таившуюся в их сердцах. Теперь они зашли в тупик, и ни одна из них не знала, как из него выйти.
– Почему ты просто не осталась в Калифорнии? – в конце концов, прервала напряженное молчание Брук. Не дожидаясь ответа, Брук повернулась и ушла.
– Брук, – прошептала Мелани. – Брук…
Они обе плакали этой ночью. И они обе вспоминали, что забыли поздравить друг друга с днем рождения.
Глава 22
Лейк-Форрест, штат Иллинойс
11 ноября 1986 года
«Земли Чикаго» проснулись в снегу. Это был ранний снег, шедший тяжелыми хлопьями и покрывавший все окрестности мягким, мохнатым, девственно-белым покрывалом. Снег вызвал изумление у метеорологов и раздражение у водителей машин. Люди кинулись в магазины покупать провизию про запас, крупную соль для дорожек и свечи на случай, если отключится электроэнергия.
Практически все, тем или иным образом, отреагировали на нежданный сильный снегопад. У большинства он вы звал возмущение – слишком ранний предвестник предстоящей тяжелой, холодной зимы. Были и такие, что не обратили на снегопад никакого внимания, спокойно восприняв его. А дети, конечно, встретили снег с удовольствием.
Дети наслаждались снегопадом, и Гейлен тоже наслаждалась им. Все было так красиво вокруг. «Мягкое, как хлопок, сказочное царство», – думала Гейлен, смотря из окна на про стиравшееся до озера покрывало из нетронутого снега. Деревья с давно облетевшими листьями снова ожили, одетые в белые, кружевные, зимние наряды.
Это было в такой же день, как этот – спокойный, мирный, девственный, – когда они с Джейсоном первый раз оказались близки…
Гейлен вздохнула. Ей нужно работать – и даже в такой день – над «Соней». «Соня» – это рассказ, который она должна написать, это правдивая история о любви, о фантазии любви и о горькой реальности предательства.
Гейлен должна написать этот рассказ, даже если это представляло для нее приносящее боль путешествие в воспоминания о Джейсоне.
Гейлен обязана отразить действительность на бумаге. Она должна дать возможность своим читателям узнать об этом. Они доверяли ей. Их письма приходили в «Издательскую компанию Синклера» и пересылались ей на абонентский ящик в Лейк-Форрест. Читатели верили в прекрасный образ любви, который рисовала для них Гейлен. Но теперь Гейлен знала, что этот портрет – фальшивый. На ней лежала ответственность донести это до читателей.
Однако сегодня Гейлен не могла заставить себя вырвать из своего сердца доставляющие боль слова. Сегодняшний день располагал к тому, чтобы сесть возле потрескивающего огня, наблюдать за снегопадом и наслаждаться чудесным ощущением маленькой жизни, которая все еще находилась внутри ее.
Все еще. С каждым проходящим днем становилось все более реальным то, что отцом ребенка был Чарлз, а не Джейсон.
– Мне бы так хотелось, чтобы ты мог увидеть этот день, малыш, – нежно прошептала Гейлен своему неродившемуся ребенку. – Но впереди нас с тобой ждет так много дней, похожих на этот.
В три часа дня белое, ясное небо стало черным, отчего сразу стемнело раньше времени и подул неистовый зимний ветер. Снег падал на землю плотной, темной стеной, его подхватывал и крутил вихрем холодный, яростный ураган. Гейлен наблюдала, как разворачиваются события в этой внушающей страх драме. Какая неукротимая красота! Гейлен испытывала спокойствие и удовлетворение: ей было тепло, безопасно и уютно в ее домике посреди яростного шквала снежных хлопьев.
Первый раз боль пронзила ее в половине четвертого. Не было никаких сомнений, в чем причина этой боли. Это была сильная и теплая схватка, не просто обычная боль. Потом Гейлен почувствовала вторую схватку, более сильную, более теплую, доставившую ей немного больше неудобств. Затем – следующая. К пяти часам она уже испытывала по три схватки каждые полчаса.
«Мне нужно добраться до больницы, – поняла Гейлен. – Мне нужно вызвать такси или машину «скорой помощи».
Но телефон не работал! Гейлен снова и снова нажимала на рычаг. Никакого гудка не было слышно. Телефонный кабель проходил по земле. Может быть, на него упало дерево. Они скоро починят его, они обязаны это сделать.
Телефон был ее единственным средством связи с внешним миром. У Гейлен не было машины – она не умела водить машину, – а идти пешком в такой ураган просто опасно, если вообще возможно. Снег покрывал землю густым и глубоким слоем. Ближайший дом – вилла хозяев на озере, – был затерян в белом вихре. Дорога и деревья, которые могли бы служить ориентиром, растворились в слепой вьюге.
Гейлен не хотелось думать о том, что случится, если телефонную связь не восстановят в ближайшее время, но она должна была поразмыслить и на эту тему. Ей нужно подготовиться на случай, если…
Гейлен собрала одеяла, полотенца, свечи и спички. Она нашла ножницы и веревку, аккуратно отрезала два куска шпагата и положила ножницы и веревку в карман. Передвигаясь по дому, собирая инструменты и раскладывая их около огня, Гейлен останавливалась из-за схваток шесть раз. И она останавливалась раз пятьдесят, чтобы поднять трубку телефона и проверить, заработал ли он. Гейлен надеялась, так надеялась услышать длинный гудок.
Свет с улицы падал на розовые кусты. Уже потеряв цветы и листья, они отбрасывали на кирпичную стену колючие, извивающиеся тени. По террасе гулял холодный ветер, от которого у Чарлза мерзло лицо и немели руки.
«Почему ты так долго откладывал это? – упрекал сам себя Чарлз, осторожно перевязывая кусок защищающей от холода дерюги вокруг подрезанного к зиме куста роз. – Ты ждал, что будешь это делать с ней?»
Чарлз уколол большой палец замерзшим шипом розы и тихо выругался. «Не позволяй себе думать о ней!»
Вместо этого Чарлз старался думать о ее темноволосой сестре-близнеце.
Брук позвонила сегодня. Она помнила, что это был день его рождения, и поздравила его. Потом она сообщила, что приняла решение, положительное, – она будет работать адвокатом «Издательской компании Синклера».
– Действительно, Брук? Это замечательно.
– Я тоже так думаю.
– Когда?
– Как только найду в себе мужество сообщить эту новость Эндрю. Нет, пожалуй, к этому следует прибавить еще примерно три месяца.
– Он расстроится? – «Конечно, он расстроится – уход Брук станет огромной потерей для окружной прокуратуры».
– Да, – слегка улыбнулась Брук. Эндрю не поймет ее. Ему нравились баталии в здании суда и разработка стратегии. Эндрю получал удовольствие от игры и наслаждался победами. «У тебя так хорошо получается, Брук, – скажет ей Эндрю. – Как ты можешь все это бросить?» «Я должна, Эндрю, – ответит ему Брук. – Мне не нравится это. Я не могу относиться к этому как к игре».
– Я не стану никому ничего говорить, кроме Джейсона, пока ты не позволишь мне это сделать.
– Спасибо. – Брук слегка нахмурилась. Это не имело никакого значения, если бы Белинда не была ее подругой и если бы она с Ником и Эндрю не составляла одну команду… – Я бы хотела закончить дело по Манхэттенскому Потрошителю, – спокойно добавила Брук.
– Я и не знал, что ты имеешь отношение к этому делу.
– Как бы мне хотелось быть от него подальше!
– За тебя! – Адам поднял свой бокал шампанского и улыбнулся. – За день рождения, хотя и с опозданием.
– Спасибо, – прошептала Мелани. Ее день рождения обернулся бедствием. Сегодня – день рождения Чарлза, а она ужинает с Адамом в «Лютэс». – Думаю, сегодняшние фотосъемки прошли хорошо, – добавила она, стараясь, чтобы голос казался бодрым.
– Очень хорошо.
Мелани задумчиво кусала нижнюю губу, раздумывая, следует ли ей сказать то, что она намеревалась ему сообщить. Она должна это сделать.
– Адам, фотосъемки и рекламу я предпочитаю показам моды. Как ты думаешь…
– Я думаю, правда заключается в том, что на показах моды присутствует Чарлз, – вежливо предположил Адам.
– Да. – Именно поэтому она ненавидела участие в шоу. Она ненавидела его внимательные карие глаза, оценивающим взглядом смотрящие на нее, когда она двигалась по подиуму. «Ты видел это тело раньше, Чарлз, ты обладал им! – готова была закричать Мелани, чувствуя на себе его взгляд. – Я отдавала тебе все это. Но ты не захотел меня. Перестань смотреть на меня!»
– Ты не можешь забыть его, дорогая? – Серо-голубые глаза Адама выражали нежность и заботу. Адам совершенно не беспокоился о том, ступит ли нога Мелани когда-нибудь снова на подиум. Он просто хотел, чтобы она была счастлива и уверена в себе. Небесно-голубые глаза, однако, были печальны, и уверенность в себе у Мелани не появилась. Чарлз Синклер причинил ей столько боли…
– Я пытаюсь, Адам, – мужественно улыбнулась Мелани.
– А сейчас постарайся изо всех сил. К нам направляется Вивека Сандерз. – Адам встал, когда стало очевидно, что Вивека шла именно к их столику. – Вивека! Рад встретиться с тобой.
– Адам, – промурлыкала Вивека. – И Мелани. Нам не хватает тебя на вечеринках, Мелани.
– Это моя вина, Вивека, – вмешался Адам. – У Мелани такой плотный график работы, что она не может выбраться на вечеринки.
– Я приду на Рождество, – улыбнулась Мелани так, словно не могла дождаться этого приема.
– О, хорошо. Ты действительно добавишь ослепительного блеска. – Казалось, Вивека собралась уже уходить, но заколебалась. – Мелани, ты не можешь подойти ко мне на минутку? – спросила она.
Мелани с мольбой посмотрела на Адама и по его глазам поняла, что лучше не сопротивляться Вивеке, чтобы не вы звать подозрений. Мелани молча кивнула и пошла вслед за Вивекой в роскошную дамскую комнату, отделанную розовым и белым мрамором.
– Я даже не собираюсь спрашивать тебя об Адаме, – начала Вивека, поправляя выбившийся из прически локон.
– Хорошо. Тогда ничего…
– Просто я хотела, чтобы ты знала: я на самом деле восхищаюсь тем, как ты поступила с Чарлзом. Это требует настоящего мужества с твоей стороны.
– Что именно?
– Бросить его.
– Но я…
– Думаю, каждая женщина, когда-либо побывавшая в объятиях Чарлза, мечтала бросить его прежде, чем это сделает он сам. Но мы, женщины, были словно одурманены. Секс с ним слишком хорош, а он сам такой красивый, могущественный и неотразимый. Тяжело не попасться на удочку неторопливого, опытного любовника, так ведь? – Вивека вздохнула. – Мы все не обращали внимания или притворялись, что не замечаем того, что этот подлец никогда не проводил с нами ночь, никогда не ругался, даже слегка. Он был счастлив поделиться своим превосходным телом, но ничем больше.
В голове Мелани закружились мысли. Неторопливый, опытный любовник. У них с Чарлзом так никогда не было. Они всегда с таким отчаянием кидались друг на друга, словно это было в первый раз – и в последний раз, – каждую их встречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54