Именно такого рода делом мне необходимо сейчас заняться.
Мелани не стала спрашивать зачем. Может быть, Чарлз уже рассказал ей? Но Джейсон все-таки сомневался в этом.
– Мелани, ты знаешь, почему я попросил тебя запрограммировать эти аппараты?
– Нет. Возможно, это будет еще один способ развлечь меня? – шутливо попыталась угадать Мелани. – Нет. Почему? – добавила она, заметив на его уверенном красивом лице тень несвойственного ему сомнения.
– Потому что я не могу читать. Вероятно, тебе следует об этом узнать. – «Для твоей же безопасности».
«Не можешь читать? Что это значит?»
– Ты хочешь сказать, что недостаточно хорошо читаешь? – В голове Мелани крутились мысли, она искала доказательства. Она никогда не видела, чтобы Джейсон что-то читал. Но в то же время, почему она должна была это видеть? Потом она вспомнила тот день, когда встретила его в музее и шутила над ним, что он слушает записанную на магнитофон экскурсию. Шутила над ним.
– Я вообще не умею читать. Я могу написать только свое имя.
– Должно быть, тебя это ужасно расстраивает, – тихо сказала Мелани словно самой себе.
– Это немного обескураживает, – признался Джейсон.
– Ты это понял в этом году?
– Я придерживался такого мнения первые двадцать два года моей жизни. – «До тех пор, пока не обнаружил способности к живописи». – Теперь же я практически не вспоминаю об этом, пока не возникнет что-то чрезвычайное, как, например, программирование этих телефонных аппаратов.
– Считай, что они уже запрограммированы. Я займусь этим после экскурсии по дому.
Мелани улыбнулась и благодарно кивнула Джейсону, когда он повел ее по элегантному особняку. Каждая комната в доме представляла собой произведение искусства в определенном стиле и эталон изысканного вкуса. По всему дому на всех стенах висели удивительные картины.
В конце концов, поскольку до этого Мелани издали молча любовалась живописными полотнами, она подошла к одной из картин поближе. На ней была изображена драматичная сцена – неистовый шторм – в мрачных серых тонах. Мелани почувствовала силу разбушевавшегося, яростного океана, ведущего борьбу с грозным черным небом. Мелани смотрела на картину в течение нескольких минут, прежде чем ее взор упал на подпись.
– Ты написал это?
– Да.
– Неудивительно, почему твое неумение читать доставляет тебе всего лишь небольшие неудобства. Как ты талантлив, Джейсон!
– Спасибо.
– Пожалуйста! А кто такая Мередит? – Рядом с картиной Джейсона висела красивая, яркая картина, изображающая цветущий сад с розами, – она была подписана именем Мередит Синклер.
– Моя мать. Наши стили похожи. Ее картины немного больше в пастельных тонах, немного мягче, чем мои, – задумчиво ответил Джейсон. Есть основания для такой разницы в их стилях. Глаза Мередит не видели того неистовства, шторма, смерти в тот летний день, когда это увидел Джейсон…
– Твоя мать. Это значит… вы с Чарлзом выросли в Уиндермире? – Мелани повернулась, чтобы посмотреть в глаза Джейсону. Когда она обернулась, ее охватила слабость, подступившая, как всегда, внезапно. – О…
Джейсон поспешно проводил Мелани до софы и помог ей лечь.
– Кстати, в продолжение нашего разговора о неудобствах, – сказала Мелани, после того как туман в ее голове немного рассеялся. – Эта слабость наступает без всякого предупреждения.
– Думаю, ты слишком торопишь события и выходишь за рамки своих возможностей, – ласково отметил Джейсон. – Ты не хочешь полежать здесь некоторое время? Я помогу тебе устроиться поудобнее.
Чарлз позвонил в Уиндермир как раз тогда, когда зимнее солнце клонилось к закату.
– Она чувствует себя хорошо, – улыбнулся Джейсон, глядя на Мелани. – Она все время с тоской смотрит на пляж и говорит о беге трусцой. Как…
Мелани наблюдала за Джейсоном, пока он обсуждал со своим братом-близнецом деловые вопросы, касавшиеся «Издательской компании Синклера».
– Она рядом, – сказал Джейсон через пятнадцать минут. Джейсон протянул трубку Мелани и тихо вышел из гостиной.
– Здравствуй, Чарлз.
– С тобой все в порядке?
– Да. – «А с тобой?» – Здесь так красиво.
– Гм. Я только что разговаривал с Брук. Она получила внушающих размеров посылку для тебя из Лейк-Форрест.
– Это от Гейлен.
– Брук сказала, что завтра им с Эндрю придется провести целый день в зале суда, поэтому она не сможет навестить тебя до воскресенья.
– Брук следует отдохнуть. Я чувствую себя прекрасно.
– Я подумал, что смог бы привезти тебе посылку завтра.
– О! – «Да, привези, чтобы я смогла сказать тебе, что верю в тебя, и доверяю тебе, и люблю тебя… Нет! – Вид ужасных шрамов так ясно возник перед глазами Мелани. – Не приезжай. В этом нет никакого смысла».
– Можно это воспринимать как «да»? – В голосе Чарлза затаилась надежда. «Доверься мне, Мелани».
– Да, – прошептала она.
Назначенная полицией медсестра пришла в Уиндермир в девять часов утра в субботу.
– Ну вот, наконец, все эти повязки больше не нужны, – заявила она, а потом осторожно сняла бинты и тщательно осмотрела раны.
– Не нужны? – удивленно спросила Мелани. Не лучше ли держать эти шрамы закрытыми все время? Не лучше ли спрятать это уродство навсегда?
– Нет. Но на животе, там, где был сделал разрез во время операции, повязку пока оставим. Уберем, когда сниму швы в понедельник. Остальные повязки вам не нужны. Шрамы заживают прекрасно. Никаких признаков воспалительного процесса.
Мелани перестала ее слушать. Слова «заживают прекрасно» кружились в ее голове. О чем думала медсестра, когда произносила это? Конечно, может быть, с профессиональной точки зрения есть что-то замечательное в том, как искалеченная ткань формируется в четкий, крепкий шрам. Возможно, это имеет значение для быстрых восстановительных способностей человеческого тела, но с персональной точки зрения пострадавшего…
– Итак, что вы на это скажете? Следует ли мне перевязать только рану в области живота?
Мелани рассеянно кивнула.
– Это значит, что я могу принять душ? – спросила она потом, затаив надежду.
– Вы чувствуете себя для этого достаточно сильной?
– Да, – уверенно ответила Мелани. Если бы только она смогла надолго встать под душ и вымыть волосы, прежде чем приедет Чарлз…
«Подожди минуту, – говорил ей внутренний голос. – Тебе хочется, чтобы он снова расчесывал твои волосы? Тебе хочется, чтобы он потанцевал с тобой? Разве ты забыла обо всем?» «Нет, – ответила она сварливому голосу. – Я ничего не забыла. Этот душ для меня».
– Хорошо, но постарайтесь, чтобы рана в брюшной области оставалась сухой. Принимайте душ в повязке и поменяйте ее сразу же после душа. Я оставлю вам несколько лишних бинтов, на случай если повязка намокнет. – Медсестра улыбнулась. Рана на животе практически зажила. Даже если на нее попадет немного воды, это не страшно, и радость Мелани от того, что она сможет принять душ, стоит этого риска. – Мне остаться на то время, пока вы будете принимать душ?
– Нет, спасибо. Со мной все будет в порядке. Увидимся в понедельник.
Мелани действительно чувствовала себя прекрасно, почти до самого конца. А потом все началось снова и, как обычно, без всякого предупреждения. Она почувствовала, что падает. Мелани прислонилась спиной к выложенной кафелем стене и тихо соскользнула по ней, распростертыми в разные стороны руками слегка задержав резкое падение на кафельный пол. Все ее тело дрожало от боли; каждый изувеченный и все еще не заживший нерв горел от внезапного резкого движения. Она испытывала все ту же старую боль – живое напоминание о том, что ее раны до сих пор не затянулись. Новых ран не было.
Прошли минуты – пять, десять, она не знала точно, сколько именно, – прежде чем Мелани смогла найти в себе силы протянуть руку и выключить воду. Это движение вызвало новый приступ сильной боли. Острые уколы, вызывавшие содрогание, долгое время ощущались то в одной, то в другой части тела. Мелани вскрикнула. Слабость не проходила, а боль была такой сильной, что Мелани еле сдерживала себя. Она нуждалась в помощи.
«Нет! – твердо сказала Мелани самой себе. – Это просто слабость. Ведь мне говорили, что я должна окрепнуть. И тогда боль пройдет. Я сама в состоянии помочь себе. Я должна это сделать».
Спустя двадцать минут, все еще лежа скорчившись на полу, Мелани начала дрожать от холода. Она выползла из ванной на шикарный, покрытый коврами пол. Мелани удивилась, откуда у нее нашлись силы. «Это просто слабость. Она пройдет». Слабость проходила, чтобы вновь охватить ее позже, в самый неожиданный момент. Боль тоже постепенно стихала – или же у Мелани появилось больше сил, чтобы терпеть ее?
Мелани поднялась с колен, зацепившись за мраморный бордюр. Она тяжело задышала, увидев отражение своего обнаженного тела в зеркале над бордюром. Мелани даже не пыталась рассмотреть все свои раны – ей хватало воспоминания об увиденном в больнице пурпурном шраме на груди, – но она мучилась от того, какими уродливыми и безобразными они могли быть. Теперь она сняла последнюю остававшуюся повязку, насквозь промокшую от воды, и увидела полную картину того, как она изувечена. Это было даже еще хуже, чем она себе представляла. Невероятным усилием воли она заставила себя смотреть на свое отражение.
«Это я, – думала Мелани. – Именно так я выгляжу теперь. Именно так я буду выглядеть всегда».
Слезы потекли из ее светло-голубых глаз, когда она с ужасом и еще не вполне веря, пристально смотрела на пурпурно-розовые шрамы, испещряющие ее когда-то красивые груди, обезображивающие ее живот и бедра, которые раньше образовывали мягкие округлости. Шрамы были не просто уродливыми, не просто неровными бесцветными отметинами, не просто поверхностными ранами, а проникали глубоко под кожу. Из-за этих шрамов фигура Мелани совершенно потеряла свои красивые очертания. Они разрушили мягкие превосходные контуры, навсегда оставив на ее теле углубления и изуродовав ее гладкую кожу.
«Вырезана, – думала Мелани, дрожа. – Меня вырезали, словно из дерева. Он забрал мое красивое тело и вырезал новое, абсурдно уродливое».
И тогда первый раз за все это время ее переполнила ненависть к тому человеку, который сделал такое с ней. До этого момента Мелани почти не думала о нем. Он не стал частью ее жизни. Он ворвался в ее жизнь всего на несколько тех ужасных минут. Но теперь Мелани поняла, что он – и та ночь – навсегда останется с ней. Она ненавидела его за то, что он сделал с ней. Каждый раз, когда она будет смотреть на свое отражение в зеркале, это станет для нее напоминанием об этой ненависти.
«Я просто не стану смотреть на себя», – твердо решила она, протянув руку за чистой шелковой ночной рубашкой и халатом.
Зачем ей смотреться в зеркало? Ведь это больше не ее тело. Оно не принадлежит ей. Она может постоянно прикрывать его и держаться на расстоянии от любого, кто может узнать, что скрывается под одеждой, – и тогда никто никогда ничего не узнает. Ведь ее лицо все еще оставалось привлекательным – как прежде. Ее красивое лицо и… шея. У Мелани перехватило дыхание, когда она увидела шрам, начинающийся у ключицы. До сегодняшнего дня этот шрам был закрыт чистыми белыми повязками. Но теперь его пурпурно-розовые щупальца были выставлены напоказ, выступая поверх воротника ее халата.
«Когда я вымою волосы и расчешу их, я выпущу их вперед, – думала Мелани. – Они прикроют шрам. А еще я могу покупать блузки, которые будут закрывать это уродство».
Но на сегодня ей придется прикрыться только своими волосами. Чарлз не заметит шрам. Мелани не хотелось, чтобы Чарлз узнал о ее уродстве. Она не хотела, чтобы он узнал, какой она стала.
Знакомая боль пронзила Чарлза, когда он подъехал к кирпичным столбикам, обозначавшим въезд в Уиндермир. Он не был здесь со дня похорон отца, которые состоялись через три дня после его смерти. Даже когда Эллиота не стало, и Чарлз мог бы жить здесь вместе с братом, Уиндермир так и не стал для него домом.
Чарлза остановили полицейские перед въездом в имение. Они проверили его документы, сверили его имя и фотографию с имевшимся у них списком, позвонили в дом, чтобы предупредить Джейсона, и разрешили Чарлзу проехать на территорию. Когда Чарлз ехал по дорожке из красного кирпича, он заметил, что белые клены подросли, а изумрудный лес стал более густым.
Джейсон встретил Чарлза на пороге, радушно приветствуя своего брата. Так было всегда.
Мелани появилась в холле перед входом сразу же, когда Чарлз и Джейсон вошли в дом.
– А разве тебе можно вставать? – спросил Чарлз, беспокоясь. Он направился к Мелани. В руках у него была посылка от Гейлен.
– Ее невозможно заставить лежать, – объяснил Джейсон.
– Пока сама не упаду, – добавила Мелани.
Она посмотрела на Чарлза и увидела в его глазах желание – знакомое, отчаянное желание обладать ею. «Нет, Чарлз. Ты бы не захотел меня, если бы знал. Когда-то у нас был шанс».
– Моя задача на сегодня – дойти до террасы, – весело заявила Мелани, избегая смотреть Чарлзу в глаза.
Чарлз улыбнулся, а Джейсон на какое-то мгновение нахмурился. Он нахмурился не сильно. Просто на какое-то время его охватило беспокойство, когда он услышал о террасе.
Мелани взяла под руку каждого из двух братьев-близнецов. Они медленно направились из холла через гостиную и длинный коридор, увешанные картинами.
Вилла оказалась еще более светлой, более веселой и яркой, чем ее запомнил Чарлз. «Это из-за картин», – решил он. Раньше здесь не висело так много картин. Но они принадлежали кисти Мередит; Чарлз узнал ее стиль. Чарлз размышлял над тем, где находились все эти картины, когда он жил в Уиндермире.
Мелани почувствовала, как замедлил шаги Джейсон, подходя к террасе…
Терраса казалась светлой и веселой – там гармонично сочетались мягкие подушки пастельных тонов, белые плетеные кресла и изысканные фарфоровые светильники. Окна эркеров открывали красивый вид на море, сад и лес. Только одна картина – захватывающий дух портрет Гейлен – висела в этой комнате.
Чарлз застыл на месте, увидев портрет. Онемев от изумления, он, спустя несколько мгновений повернулся к Джейсону с видом абсолютного непонимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54