Джейсон слушал Чарлза молча, оцепенев от изумления. Чарлз описывал мечту Эллиота! Этой мечтой Эллиот сотни раз делился с Джейсоном. Это казалось таким сугубо личным, обсуждавшимся только между ними двоими. А теперь Джейсон те же самые слова – совершенно те же самые слова! – слышал от своего брата-близнеца.
– Вы с отцом обсуждали это? – наконец спросил Джейсон.
– Нет. – Только в моих воображаемых разговорах. – Мы никогда не говорили с ним о журналах, – грустно добавил Чарлз.
– Эллиот мечтал сделать «Образы» именно такими.
– Тогда мы сделаем это? Вместе? Я буду знакомить тебя с сюжетами…
Джейсон торжественно кивнул. «Спинакер» будет моим, «Мода» – твоим, а «Образы» – нашим общим творением.
По мере того как росли популярность и престиж «Спинакера», «Моды» и «Образов» – новых «Образов», – весь мир хотел узнать все о красивых, могущественных и богатых близнецах Синклер. Пресса добровольно взяла на себя обязательство писать о них, а Чарлз и Джейсон вели себя с журналистами легко и вежливо, словно им нечего было скрывать.
Джейсон и Чарлз Синклеры составляли такую замечательную пару! Очаровательный, симпатичный, золотоволосый Джейсон и темноволосый, обольстительный, неутомимый Чарлз.
Джейсон был опытным яхтсменом и предпочитал морской простор и бризы блестящему и величественному Манхэттену. Любовные романы Джейсона длились месяцы, и даже годы и были его сугубо личным делом. Когда-нибудь Джейсон встретит подходящую женщину и у них родятся счастливые золотоволосые красивые дети. Все будут праздновать тот день, когда Джейсон найдет свою настоящую любовь, потому что все желали счастья Джейсону Синклеру.
Чарлз был похож на Манхэттен: стремительный, энергичный, ослепительный и немного грозный. Чарлз Синклер спит хоть когда-нибудь? Самые значительные приемы просто потерпели бы провал, если бы на них не появлялся Чарлз Синклер, равно как и все самые громкие показы мод в Нью-Йорке и Европе. Любовные романы Чарлза с самыми шикарными женщинами Нью-Йорка развивались бурно и широко обсуждались в прессе, но длились всегда недолго. Чарлз Синклер, возможно, никогда не женится и не будет иметь детей, и, наверное, это к лучшему.
Пресса и общественность оставались довольными позицией близнецов Синклер. Джейсон был превосходным символом своего журнала «Спинакер» – богатый, естественный, безупречный. А Чарлз был превосходным символом «Моды» – сексуальный, любящий риск, элегантный. Но кто из близнецов нес ответственность за наибольший успех «Издательской компании Синклера» – журнал «Образы»?
Никто не знал, что Чарлз и Джейсон каждый номер «Образов» создавали совместными усилиями. Чарлз и Джейсон с удовольствием рассказали бы об этом. «Это вовсе не секрет», – говорили бы они с улыбкой, словно у них вообще не было никаких тайн.
Но один-единственный секрет все-таки существовал: Чарлз Синклер, главный редактор «Издательской компании Синклера», не получал никаких денег за свою работу, а просто помогал своему брату, страдающему дислексией, руководить компанией, которая, как поклялся его отец, никогда не будет принадлежать Чарлзу…
Глава 7
Нью-Йорк
Сентябрь 1985 года
– Брук, звонят тебе, третья линия. Это насчет дела Кассандры.
– Спасибо. – Брук нажала мигающую кнопку. – Брук Чандлер слушает.
– Это Ник Эйдриан из полицейского управления Нью-Йорка.
– Да?
– Я слышал, что окружной прокурор собирается снять половину обвинений против Кассандры еще до того, как дело передадут в суд. Вы что-нибудь знаете об этом?
Конечно, Брук знала о деле Кассандры. Именно его делом она занималась все лето. Фактически из-за этого дела ей было запрещено заниматься адвокатурой. И теперь, наконец назначен день суда – завтра, – тот же самый день, когда Мелани переезжает в Нью-Йорк. Конечно, она знала о деле Кассандры.
– Да, я в курсе этого дела. – В ее кабинете было так жарко! Уже середина сентября, а царит такой зной.
– Расскажите мне, почему снимаются обвинения.
– Потому что у нас недостаточно доказательств, чтобы вынести обвинение по всем эпизодам.
– Мы отправили вам достаточно доказательств. Вы потеряли их? Еще до этого случая окружная прокуратура «славилась» тем, что теряла доказательства. Особенно если речь идет о мелочах, неудобных для расследования. – Голос был холодным и низким.
«Кем он себя вообразил, черт побери? Как он осмеливается говорить такие вещи об окружной прокуратуре?»
– Нам не очень понравился способ, каким управление полиции Нью-Йорка собрало эти доказательства.
– Хотите написать об этом в рапорте? – Голос стал со всем ледяным.
– Вообще-то у меня нет времени, – таким же ледяным тоном ответила Брук. Из-за него она теряет время.
– Ну ладно, вы рассказали мне достаточно. Например, если бы я был адвокатом Кассандры, то сейчас бы чувствовал себя самым счастливым человеком.
– О Господи, – прошептала Брук. Что она наделала? Она затаила дыхание.
– Но я не его адвокат, – после долгой паузы сказал Ник. – Я именно тот, кем представился. А сейчас позвольте мне сказать, кто вы. Вы только что закончили юридическую школу. Возможно, составляете «Юридический обзор». Четыре недели назад вы сдали документы на получение лицензии на адвокатскую практику и сейчас с нетерпением ждете решения комиссии. Во время учебы в юридической школе вы подрабатывали в престижной юридической фирме на Мэдисон-авеню. В последний момент вы почувствовали угрызения совести, желание служить людям и подписали контракт с окружной прокуратурой. Как у меня получается?
– Я всегда собиралась заниматься судебными разбирательствами, – с вызовом перебила его Брук. Но это было слабым возражением. За исключением причины, почему она пошла работать в окружную прокуратуру, все остальное, только что сказанное им, было верно.
– Ну хорошо, это, можно сказать, оригинально. Мне нравится, когда адвокаты даже не прикидываются альтруистами.
– Кто вы? Зачем вы это делаете?
– Я уже сказал вам, кто я. Я действительно звонил, чтобы выяснить, почему, черт побери, сняты обвинения. Но это просто сезон такой.
– Что вы имеете в виду?
– Новые несмышленыши, как вы, появляются каждый год. Они не задерживаются здесь – и вы не останетесь, – потому что вокруг есть более зеленые, так сказать, пастбища, в округе Уэстчестер.
– Я собираюсь остаться в прокуратуре.
– А раз так, вам ничего не остается, как самым внимательным образом относиться к доказательствам, которые мы так тщательно и законным образом собираем.
– Конечно, – промолвила Брук.
– Хорошо. Приятно было пообщаться с вами, Брук.
Брук услышала в трубке короткие гудки и постаралась успокоиться. Она чуть не допустила серьезную ошибку. Точнее, она допустила серьезную ошибку, но, к счастью, на другом конце провода оказался человек, стоявший с ней по одну сторону закона. Хотя этот человек и не был на ее стороне. Или был? Его поступок – просто хороший урок для нее. Грязный и дешевый поступок. Ей пришлось испытать унижение.
– Кто такой Ник Эйдриан, черт побери? – спросила Брук, войдя в общую комнату прокуратуры.
Она получила несколько поразительных ответов.
– Он лучший в городе сыщик по наркотикам.
– Он высокомерный сукин сын.
– Он великолепен.
– Наверное, он импотент.
– Я так не думаю.
– Ты говоришь так, словно знаешь наверняка.
– Я слышал, его переводят в отдел убийств.
– Это понижение в должности? – с надеждой спросила Брук.
– Ни в коем случае. Брук, этот парень – самый лучший. Кстати, а что он такого сделал тебе?
Что сделал ей Ник Эйдриан? Возможно, он спас ее карьеру в окружной прокуратуре. Брук нужно будет поблагодарить его, если они когда-нибудь встретятся. Может быть, они никогда и не встретятся.
– Ничего, – сказала Брук.
Конечно, они когда-нибудь встретятся. Она собиралась остаться здесь работать.
Ник вернулся в свою маленькую квартиру в одиннадцать часов вечера. Над Манхэттеном все еще висел дневной зной – тяжелый, удушливый, угнетающий. В холле Ник забрал свою почту. Он получил две корреспонденции: счет за электричество – он откроет его завтра или послезавтра – и «Нью-йоркер», ужасно испорченный, поскольку его бесцеремонно засовывали в слишком маленький почтовый ящик.
Ник выругался про себя и нахмурился, глядя на разорванный и помятый журнал. Бессмысленное уничтожение раздражало его. Даже больше чем раздражало, оно просто приводило его в бешенство. Может быть, именно поэтому он вел беспощадную войну с преступностью. Преступность представляла собой бессмысленное, беспечное уничтожение собственности, жизни, ума и надежды.
Ник сердито посмотрел на испорченный журнал и понял еще одну причину, по которой он испытывал такое волнение, держа в руках очередной номер. Месяц назад Ник послал в журнал свой короткий рассказ «Ритм Манхэттена». Никакого отклика с тех пор он не получил. Ник размышлял, что бы это значило. Это могло оказаться хорошим знаком – они склоняются к решению принять его рассказ. Или нейтральным знаком – никто даже и не подумал взглянуть на его произведение. Или плохим знаком – его рассказ положили в кипу «признанных негодными документов», ожидающих возвращения самонадеянному автору, когда придет очередь. Ведь отсылка обратно не подходящих им материалов – это не такой уж первоочередной вопрос, так?
Ник отсутствовал в квартире – обкладывая «красными флажками» превосходно организованный ночной наркотический притон – почти двадцать четыре часа. Во время его отсутствия квартира нагрелась от дневного зноя. Ника окутала влажная жара, тяжелым и цепким облаком повиснув у него в легких. Ник открыл окна, хотя и знал, что снаружи нет ни малейшего ветерка. Он включил портативный вентилятор – наплевать на нераспечатанный счет за электричество, – налил себе в стакан шотландского виски и наполнил ванну холодной водой.
Ник чувствовал, как напряжение покидает его тело, в то время как холодная вода стекала по его изнуренным мускулам, а тепло шотландского виски окутывало его усталые мозги. Мысли Ника вернулись к событиям последних двадцати четырех часов – поздний ночной телефонный звонок, допрос хозяев наркотического притона, встреча с шефом полиции относительно перевода в отдел убийств, как только он закончит давать показания по делу Кассандры…
Дело Кассандры. На этот раз они обязаны остановить Кассандру раз и навсегда.
Только вот окружная прокуратура мутила воду, перестраховываясь. Окружная прокуратура… Брук Чандлер. «Как она выглядит?» – размышлял Ник, допивая остатки виски. Если судить по телефонному разговору, она казалась деловой, высокомерной и холодной как лед.
Холодная как лед, но с нежным, сексуальным голосом.
Чарлз и Джейсон встречали «конкорд». Вылетевший из парижского аэропорта Шарль де Голль самолет только что приземлился. Пассажиры проходили таможню.
– Ты думаешь, Гейлен узнает нас? – спросил Джейсон.
– Трудно сказать, – рассеянно ответил Чарлз. Ничто в письмах Гейлен за последние два месяца не говорило о том, что она поняла: Чарлз Синклер, главный редактор «Образов», и Чарлз, волонтер Корпуса мира, заболевший малярией, – это один и тот же человек. – Возможно, и нет.
Чарлз и Джейсон смотрели, как пассажиры «конкорда», оставив позади таможенные и иммиграционные формальности, устремлялись через выход полного суеты международного терминала аэропорта Джона Кеннеди к ожидавшим их лимузинам. Это были целеустремленные, высокообразованные, богатые мужчины и женщины, которые летали через Атлантический океан так же регулярно, как пересекали город на машине. Прошло много времени после того, как из зоны прилета испарились все трансатлантические высокопоставленные путешественники, и появилась Гейлен.
На ней было старомодное лоскутное, до пола розово-фиолетовое льняное платье из крашеной пряжи с вышитой тамбуром белой шалью, накинутой на плечи. Она прижимала к себе ярко-красную дорожную сумку. Ни один из двух братьев-близнецов, одетых с иголочки, не обратил внимания ни на старомодный наряд Гейлен, ни на ее потрепанную, старую-престарую дорожную сумку. Их взгляды были прикованы к ее изумленным зеленым глазам – так поразило ее великолепие Нью-Йорка. Словно она была Дороти, прибывшей в Изумрудный город в стране Оз.
Чарлз и Джейсон поспешили к Гейлен, словно инстинктивно стремились защитить ее. Защитить ее от чего? От пугающего иностранного блеска, ослепительнейшими символами которого являлись сами близнецы Синклер?
– Гейлен? – ласково заговорил Чарлз.
– Чарлз? – прошептала Гейлен. Она пристально смотрела в его карие глаза, и ее пухлые губы медленно расплывались в застенчивой улыбке. – Чарлз без бороды.
– Я не был уверен, что ты вспомнишь. Поэтому и не стал упоминать об этом в своих письмах.
В зеленых глазах появилось изумление. Гейлен хотела ответить, но не смогла подобрать нужные слова и просто покачала головой, немного нахмурившись.
– Гейлен, – кинулся ей на выручку Чарлз, – это…
– Джейсон, – спокойно сказала Гейлен.
Она робко улыбнулась золотоволосому близнецу Чарлза.
– Разве я… – начал Чарлз. Он не мог припомнить, чтобы он рассказывал Гейлен о Джейсоне. Но, конечно же, она знала имя владельца и издателя «Образов».
– Ты называл его имя в бреду. – Какое-то мгновение Гейлен смотрела в глаза Чарлза, проверяя свою память. «Разумеется, я запомнила».
– Дай-ка мне это, – вмешался Джейсон и потянулся за пухлой красной дорожной сумкой. Когда он взял у нее сумку, она чуть не выпала у него из рук, оказавшись тяжелее, чем он ожидал. Джейсон мгновенно пришел в себя от удивления и без видимых усилий повесил сумку на плечо.
– Это мои рассказы, – виноватым тоном объяснила Гейлен Джейсону. – Ты написал, что, может быть, захочешь напечатать и другие рассказы, поэтому я их все привезла с собой, – добавила она, повернувшись к Чарлзу.
– Хорошо. Мы отвезем тебя в гостиницу. Ты, наверное, устала.
– В своем письме ты что-то писал об ужине сегодня вечером…
– Мы с Джейсоном хотели бы пригласить тебя на ужин в «Цирк».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54